Сидим вечером с Галимжаном на лавочке, провожаем взглядом пробегающие по мосту поезда. Откос высокий, мост стоит на больших «быках», река далеко внизу.
Райский уголок, сразу за огородами начинается берёзовый лес. Галимжану 28, он живёт с отцом, они держат 4 дойных коровы, да ещё молодняк имеется. А по русски его зовут Гришка. Этот Гришка всегда голый по пояс(комары его не кусают), очень загорелый с приятным широким лицом.
Он любит рассуждать:
-мать-земля меня кормит, не надо её обижать!-
Любит рассусоливать, когда выпьет. На работу не думает устраиваться. Инвалидность не оформляет, хотя он в юности попадал под комбайн. У него не хватает пальцев на ноге.
Он рассказал, что когда сидел в тюрьме, то тихо в углу вязал носки, чтобы к нему никто не приставал. По малолетке сел за хулиганку, рассказывал, что стоял на стрёме.
Говорит, сидя со мной, на лавочке:
- у меня друг на море с сорокапятилетними бабами романы крутит, а они его содержат! Он сыт и пьян и нос в табаке!-
А мне (на тот момент), как раз было 45. Я говорю:
- мне никакого проходимца не надо, тем более ещё его содержать! - Но ведь ты не богатая,-отвечает. И с ним не поспоришь.
Гришка нигде не работал, жил за счёт хозяйства. В перестройку помогал нам выживать, я и мои знакомые брали у него в долг молочную продукцию и мясо. Потом с получки с ним рассчитывались.
Однажды, когда я везла ему деньги, меня в электричке чуть не обокрала молодая цыганка. Народу было очень много, ехали стоя, она уже расстегнула «молнию» на моей сумке. Но Бог отвёл, это была бы трагедия, ведь мне доверили деньги несколько человек! Я как увидела открытую сумку, сразу закричала на весь вагон:
- ты что, су.ка, сумку мне расстегнула? А денежки -то, вот они! -
Я вытащила из сумки кошелёк и помахала им в воздухе.
Тут электричка остановилась, толпа цыган выскочила на перрон, они по одиночке не работают.
Около железнодорожного моста стояли две казармы, раньше тут была база отдыха вагонного депо, Галимжан раньше работал сторожем.
Потом все комнаты раскупили, и один из владельцев пустил квартиранта, по виду только «от хозяина». С ним была белокурая женщина, на вид ей лет 25, по имени Тоня.
Лето в разгаре, а на ней надета искусственная шуба и зимние сапоги. Но для их жизнедеятельности других нарядов и не надо было.
Вечером, когда уже было темно, они уходили с большой коляской (у меня взяли без спроса), по путям, в ближайшие сады. Ничем не гнушались, брали, что под руку попадёт. А утром всё это добро везли на электричке в город и продавали на базаре.
Гришка всё время конфликтовал с этой парочкой, порой дело доходило до драк.
Муж золовки, Иваныч обнаружил у себя на огороде несколько кустов картошки с засохшей ботвой.
Выдернул одно гнездо, картошки там не оказалось. Эта пара картошку выкопала, а ботву назад посадила.
Под конец лета гости тихо слились куда-то.
Потом, через несколько лет, я видела эту Тоню на базаре с ней был белоголовый мальчик лет пяти. Она тёрлась около таджика, продающего фрукты (может с ним жила). Таджик взял яблоко, обтёр его об свои ( год не стиранные), штаны и подал мальчишке, тот с жадностью стал есть. Эта Тоня, была, как переходящий вымпел. На лицо она была такая красавица, но видно, не ценила себя.
На берегу реки отдыхающие ставили палатки и по всей ночи оттуда слышалась музыка. Один раз ночью, к Иванычу постучалась девочка, на вид лет 14-15, она сказала, что поругалась со своей компанией, а электричка будет только утром. Иваныч гостью накормил и уложил спать, благо, что помещение у него было большое и кроватей много.
На утро не было ни девчонки, ни денег во всех карманах. Иваныч мне велел золовке ничего не говорить, не хотел неприятностей с женой. Я молчала.
Так и жили...