14 сентября 1822 года загадочный мир Древнего Египта стал нам ближе и понятней. В этот день Жан-Франсуа Шампольон расшифровал Розеттский камень.
Этот непримечательный монолит был обнаружен еще в 1799 году офицером Наполеоновской армии Пьером Бушаром при сооружении форта Сен-Жюльен в дельте Нила. Образованность Бушара позволила ему понять важность камня для историков, и он отправил находку в Каир.
Как можно понять неизвестный язык? Найти переводчика, который знает этот язык, и наш – одинаково. Розеттский камень стал таким переводчиком для современников, поскольку на нем написан один и тот же текст на древнегреческом (который нам известен), древнеегипетскими иероглифами и демотическим письмом (упрощенный вариант иероглифов).
Жан-Франсуа Шампольон нашел ключ к пониманию дешифровки, когда он понял, что иероглиф может обозначать не только слово, но и согласный звук/слог.
Этот ученый имел потрясающую зрительную память, и уже в 9 лет знал латынь и древнегреческий язык. С 10 лет он заинтересовался историей Ближнего Востока и языками его народов. С 17 лет он начинает заниматься историей и культурой Древнего Египта, пытается расшифровать иероглифы, и спустя 15 лет его усилия увенчались успехом.
14 сентября 1822 года Шампольон понял, что понимает иероглифы. По легенде, он побежал к брату и ворвался в его кабинет с криком: «Я добился своего!», после чего потерял сознание. Теперь эта дата считается днем рождения египтологии.
Всплеск интереса к Древнему Египту в обществе – повлиял и на культуру. Стиль Египта стали использовать в интерьерах и декоративно-прикладном искусстве.
Египтомания косвенно отразилась и в литературных произведениях: «Этрусская ваза» П. Мериме (1830), «Египетские ночи» А.С.Пушкина (1835), «Разговор с мумией» Э. По (1845)
Теофиль Готье в 1857 пишет «Роман о мумии», по которому в 1862 году, Мариусом Петипа будет поставлен балет «Дочь Фараона». В 2000 году Пьер Лакотт восстановил «Дочь фараона» на сцене Большого театра. Балет ставился на меня и Надежду Грачеву. Правда, с премьеры нас сняли. Какой театр без интриг?
Нам предложили выйти в третьем составе, но станцевать при этом единственную генеральную репетицию. Сказать, что это было несправедливо, – ничего не сказать.
Но нам было жаль бросать сделанную работу, и мы согласились. Генеральная репетиция оказалась единственным спектаклем, на котором нам удалось исполнить все в точном соответствии с текстом, который был поставлен хореографом.
Предложенная им задача оказалась посильной не для всех наших коллег, поэтому к премьере в спектакле были сделаны значительные купюры – удалены вариации, сокращены адажио и значительно облегчены многие технические комбинации.
Новый вариант нам пришлось разучивать за час до выхода на сцену, в день своего выступления. Было обидно, поскольку подготовке этой работы мы отдали три долгих месяца, но все равно, тот день стал для нас счастливым.
