День 1:
Сегодня писать не хочется. Апатия? Депрессия? Не уверен в правильности выбора терминов. Но я определённо вялый, спал почти четырнадцать часов с перерывами.
Вопрос с квартирой всё ещё открыт. Всё меньше времени.
Сексуальная функция скакнула в другую сторону: то, что раньше было часовым мучением, теперь тридцатисекундное недоразумение. Не радует.
Хаус всё так же выручает.
На сегодня всё.
День 2:
Тревога не проходит. Не могу нормально есть и спать. Избегаю принятия решений. Надо опять просить о помощи. Достало.
День 3:
Мысли разбегаются. Трудно удержаться на одной. Привычно. Очевидно, действие нейролептиков сходит на нет. Такое состояние ума мне нравится больше, я чувствую его более живым, подвижным. Есть и неприятная сторона: невозможность долго задерживаться на одной мысли не позволяет передать её объём. Я его чувствую, но не могу облечь в слова. Возможно, это чувство ложное, и за ощущением объёма не кроется никаких смыслов, спрятанных в подсознании, ожидающих меня, чтобы быть изречёнными. Возможно, ощущение того, что я могу нырнуть в мысль - лишь иллюзия, за которую я держусь, чтобы сохранить ощущение собственной глубины и интеллектуальности. Ведь эти ощущения - часть моей идентичности, на них я строю себя.
Нейролептики же сделали мой мыслительный процесс более тусклым, невзрачным, менее образным - жертва, на которую я шёл, чтобы получить результат в виде возможности концентрироваться на мыслях, развивать их, держать под контролем. Тщетно. Есть вероятность, что мозг не успел адаптироваться к новой скорости мышления, и творческий процесс заходил в тупик, без возможности идти привычным нейронным путём. Это, конечно, спекуляции, но другого объяснения у меня нет.
Сейчас же, не смотря на шквал ощущений из-за отмены антидепрессантов, с которым я почти не могу справиться - тревога, неуверенность, страх - моя возможность творить вернулась. Мне всё так же трудно заставить себя начать что-либо делать, но я могу одевать мысли в плоть слов. Их обилие лишь подстёгивает меня к поиску большего количества одеяний. Я неуравновешен, замкнут, предполагаю, что я на грани срыва, но я могу творить. Самое, самое важное в моей жизни - творить.
Погружённый в тюрьму собственного сознания, я не имею другой возможности выбраться - только через творчество. Я никогда и ни с кем не могу быть настолько открыт, как во время творения. Только ради возможности воплотить свои идеи в жизнь я начинал лечение. Я не хочу вписываться в общество, я не хочу строить карьеру, я не хочу быть нормальным - я хочу творить. Я всю свою жизнь раздвигал границы своего восприятия, искал то, что нельзя найти во всех местах, которые были мне доступны не для того, чтобы пять через два заниматься бессмысленной хернёй с пустыми людьми ради грошей. Я знаю путь, по которому я должен идти, с пятнадцати лет, но я всё ещё не могу. Это терзает меня так, что периодически я готов забываться чем угодно, лишь бы не видеть очевидного - я не иду, а лишь мечтаю идти. Но и оставить этот путь я не могу, ведь всё это время лишь он был для меня единственной реальностью, которая только и ждала, чтобы родиться.
Неужели и лечение не сработает? Неужели все миры, что я создавал, так и останутся в моей голове? Неужели по ним, недостроенным, пройдётся с завязанными глазами всего один человек?