В память об ушедшем Сергее Пускепалисе, заслуженном артисте России, публикуем его интервью для буклета спектакля «Последний срок». Эта постановка по одноименной инсценировке Валентина Распутина - единственная работа Сергея Витауто Пускепалиса во МХАТе им. М. Горького. Едва появившись, она сразу же вошла в «золотую коллекцию» МХАТ. Неизвестно, кто был более счастлив – зрители или актеры-мхатовцы, единодушно признавшие в Сергее Витауто одного из лучших представителей русской психологической школы. Труженик и виртуоз, внимательный и щедрый, умеющий доверять и требовать, проживающий с актерами каждую минуту пьесы, помогающий актеру раскрыться – вот лишь немногие из слов благодарности, адресованных Мастеру на страницах буклета «Последнего срока».
Принято считать, что русские писатели-деревенщики «отпели» уходящую русскую деревню. Зачем деревня жителю современного мегаполиса?
В чем-то «Последний срок» Валентина Григорьевича Распутина сродни «Вишневому саду» Антона Павловича Чехова. В живом образе деревни, а отнюдь не расставания с нею, Распутин обнаружил те корни, то прошлое, на котором мы базируемся, с его лукавством, непосредственностью, чистотой, наивностью, мудростью. Раньше было: где родился, там и пригодился. А сейчас у нас есть интернет, и живя здесь, мы легко узнаем о том, что происходит прямо сейчас где-нибудь в Венесуэле. Может быть, и не надо всю информацию в человека втаскивать? Было бы спокойнее. Впрочем, никто толком не знает ответа на этот вопрос.
Насколько далеко мы ушли от деревни? И насколько востребована народная аутентика?
Деревня очень далека. Конечно, если создавать аутентичную этническую среду, это будет интересно и понятно только узкому кругу специалистов и любителей. Наша народность – не воспроизведение точных характеристик, а, скорее, передача отличий, родовой принадлежности. К счастью, язык деревни не забыт, тут его многие знают – сами из деревни. Мы учимся сибирскому говору и находим в этом удовольствие. Народный язык полон юмора и создает атмосферу, он позволяет актерам мыслить, говорить и действовать более органично. Слава Богу, что есть Таисия Краснопевцева – ее творчество адаптировано под сегодняшнее музыкальное звучание.
Мы оказываемся в кругу большой семьи. Современные городские семьи маленькие. Какой урок семейной жизни дает спектакль?
Урок «Не забывай!» В спектакле есть такой персонаж – Люся. Ее кодовое слово – «забыла». Когда начинают забывать, вытравливать из себя корни, чтобы стать какими-то стандартными, серыми, это, конечно, влечет за собой изменения внутреннего духа. А между тем, бабка Анна такие рассказывает вещи, которые не всякому философу приходят в голову. И что это: мудрость или наивность? Наверное, и то и другое. Не забывай, что ты из семьи, не забывай, что благодаря семье ты – есть. Не хочется здесь наставления давать, но у каждого раз в жизни умирает мама, раз в жизни умирает папа, и ты начинаешь думать и вспоминать обо всем, что связано у тебя с самыми дорогими людьми.
Прощание происходит без священника, и бабка Анна сама управляет своим уходом…
У нас Анна – православная, разговор у нее с Господом идет очень живой, без замеси мистицизма, очень простой, деловой, на полной ответственности к тому, что она делала, что было завещано ей предками, как надо себя вести. Роль бабки Анны популярна как у возрастных, так и у молодых актрис. Как идет работа над образом главной героини? Да, «старуня» – основа и гвоздь пьесы. Все решится, разумеется, на премьере, но работой актрис я доволен. Елена Коробейникова и Надежда Маркина очень радуют точным попаданием в образ.
Художник Эдуард Гизатуллин придумал «закутать» действо в лоскутное одеяло. Что несет этот образ?
Лоскутное одеяло – яркий символ дерев[1]ни: оно, с одной стороны, очень практично, шилось из остатков ткани, а с другой, создавало ощущение праздника в довольно серой жизни, помогало радостно засыпать и радостно просыпаться. Вокруг создается атмосфера зари – то ли восхода, то ли заката, и домотканные коврики напрямую связаны с жизненной дорогой… Но это пусть потом критики расскажут.
Как в ваших глазах выглядит Танчора – дырой на одеяле или самым любимым лоскутком?
Видите ли, в книге и в пьесе даны разные решения этой темы. В книге Танчора так и не приехала и осталась у матери в несбыточных воспоминаниях и оправданиях. А в пьесе Валентин Григорьевич придумал четкий, очень режиссерский ход: наделил качествами Танчоры Надю, невестку. В пьесе «старуня» говорит Наде: «вот, мол, мне тебя Бог дал вместо Танчоры». И спокойно отходит в иной мир. Мир, который не разрушен, но цел.
Спрашивала Юлиана Бачманова