Анастасия Чернышева продолжает рассказ о доме своего детства, в котором когда-то располагался Мазуринский приют для престарелых вдов и девиц купеческого звания. Котельническая набережная, 17.
Четыре этажа, пять подъездов, один из которых, центральный, - с колоннами и огромным парадным на 2 этажа (в прошлом - домовая церковь) с фантастическим эхом. Другие подъезды тоже всегда назывались нами только "парадными". "Пойдём в парадное", "это в парадном". Хотя жили мы вовсе не в Ленинграде, а в самой что ни на есть Москве.
Во всех парадных были квартиры, даже в центральном. Разные. Коммунальные и на одну семью. По 4-5 комнат, с площадью от 15 до 30 м2. Планировка квартир на первых двух этажах, дореволюционных, отличалась от тех, что были выше - надстроенных в 30-х годах 20-го века. И окна меньше, и потолки ниже.
Стены толстые, площади огромные. Слышимости по горизонтали и вертикали никакой. Так что, если и случались скандалы и громкие разборки, соседи про них не знали. Были профессорские квартиры. Порядок, тишина (снаружи) и, бывало, прислуга. Были и коммунальные, но всё-таки очень камерные. Люди друг друга знали, общались, но без общих застолий и гулянок. Малыши в песочнице под присмотром. Дети повзрослей самостоятельно занимались играми, причиняли пользу во дворе, обследовали околодомовую или зазаборную территорию. Любопытство, типа заглядывания в чужие окна и комнаты без приглашения, не приветствовалось. Дом, мне кажется, нас немного "строил" под себя.
Строгий был дом. Он и сейчас явно показывает, что недоволен нынешними хозяевами. Неприбранный какой-то стоит. В парадных, учил он нас, кричать нельзя - ушам больно будет от эха. Паркет мастикой надо натирать, тогда на нём солнце играет через высокие окна. Окна должны быть чистыми, тогда вот он - мир, только посмотри - и река, и деревья. Не хотелось их зашторивать. Вот только грузовики с книгами! В подвале склад. Встанешь у окна цветы поливать, а там грузчик из машины улыбается. Ну, куда тут денешься от хорошего настроения!
А душа? Душа квартиры зависела от наполнения. В одной квартире жил старый (тогда для меня) профессор с семьёй. Две комнаты (комнатищи!) занимал он с женой. Всё красиво, библиотека до потолка с антресолью, балясинки, стёклышки! В других комнатах жили его дети и внуки. И было этих внуков очень много. Там был пир детства!. Игрушки, рисунки, велосипеды, коньки, лыжи, горы пластилина и море карандашей. Беготня, шум и гам. Душа этой квартиры, на мой взгляд, сначала "тусила по полной" в одной половине, а потом в полном расслаблении "поднималась над собой" в тишине академического кабинета.
В другой отдельной квартире, случайно зайдя в коридор (по приглашению!), я увидела установленные вдоль стенок фигуры из белого камня. Потом, из журнала по искусству, узнала, что это скульптуры Родена. Все они были "из истории любви" - девушка и юноша. Длинный коридор, высокие потолки и "светящиеся" в полумраке скульптуры.
Ну, а в нашей коммуналке жильцы менялись со временем, но у любых из них было чему поучиться. Престарелая купеческая дочка (не из приюта) курила папиросы и уходила на недельку в нирвану с помощью собственноручно изготовленного "нектара" раз в два месяца. Зато она прекрасно готовила и внимательно относилась к мелочам. Замечательные ленинградки - дама с приёмной дочерью, оставшейся сиротой в блокаду. Сколько у них было книг! Как я им благодарна за возможность читать недоступное для многих в то время! Как тихо они говорили! Как грамотно! Даже наши глухие соседи тише кричали в их присутствии. Мне кажется, душа нашей квартиры была немного по-московски купеческой, немного по-ленинградски сдержанной, точно спокойной и абсолютно мирной. По необходимости и во благо. Поэтому, наверное, я и не могу оторваться от места, от дома и от воспоминаний.
Все воспоминания о Таганке можно прочесть здесь.