«Союз» в погоне за Америкой
Шла весна 1959 года — космонавтика прогрессировала не по дням, а по часам, но делала ещё только первые шаги, и даже полёт человека был событием хоть и ближайшего, а всё-таки будущего. Тем не менее, именно тогда на кульманах ОКБ-1 С. П. Королёва появились первые наброски орбитального корабля... нет, не «Востока», а «Севера» 7К, который должен был его заменить. Несколько лет спустя название сменилось на «Союз», а легендарный в будущем корабль постепенно обрёл привычный нам облик. Королёв любил «Страну багровых туч» молодых Стругацких — произведение, которое описывало бесстрашный штурм Венеры на фотонных планетолётах где-то в 90-х годах текущего, двадцатого, века. Весь советский народ, не исключая инженерную элиту, был солидарен: уже в ближайшие годы над планетами Солнечной системы начнут, если атмосфера, конечно, позволит, реять флаги. Пусть не всегда красные, звёздно-полосатым тоже небось места хватит, но человечество точно отвоюет у космоса изрядный кусок. Кто б им сказал, что в 2022 году «Союз» так и останется ломовой лошадью отечественной космонавтики.
Один из первых проектных вариантов «Союза» в составе комплекса 7К-9К-11К, предназначенного для облёта Луны
А проект был амбициозен: «Союзам» предстояло маневрировать в космосе, работать в широком диапазоне орбит, вплоть до очень высоких, облетать Луну, и самое главное, стыковаться, «союзничать» — отсюда и пошло их название. Концепция не раз менялась, тщась поспеть за извивами генеральной линии советской космической программы, чья сущность выражалась простым тезисом: опережать американцев всегда и всюду. Те, уступив первенство в космосе, поставили чёткую и масштабную цель: высадиться на Луну, — и вся их астронавтика 60-х жёстко ей подчинялась. У нас же непрестанно шли с оглядкой на американцев, стремясь опередить их не только на Луне, но и в «мелочах», не особо задумываясь, что из бесконечных побед потом вырастет. Скажем, они собираются запустить «Джемини» с двумя космонавтами, значит мы запустим «Восход» с тремя! Вот только «Джемини» был ступенькой на пути к «Аполлону», а «Восход» был ступенькой в никуда, ибо представлял собой одноместный «Восток», в который напихали, аки шпрот в банку, троих человек. Маневрировать на орбите он не мог, а значит, в отличие от «Джемини» и «Союза», был в принципе не способен к стыковке. Такого распыления сил на мелкие и фальшивые первенства хватало — партия распробовала идеологическую сладость космических побед и требовала всё новых и новых.
Фото «Джемини-7» с борта «Джемини-6» во время имитации стыковки
Фото «Аджены» с борта «Джемини-8»
Однако первая стыковка была больше, чем «локальной» победой, без неё немыслим выигрыш развернувшейся «лунной гонки», ведь и советская, и американская миссии предусматривали стыковку орбитального и посадочного модулей на орбите Луны. Две маленьких металлических крупинки должны были отыскать друг друга посреди бескрайней чёрной пустоты, встретиться и «поцеловаться» — очень мягко и настолько крепко, чтобы в дальнейшем работать совместно. Эта операция явно требовала отработки на околоземной орбите. Американцы здорово нас опережали. «Джемини-6» и «Джемини-7» не имели стыковочных узлов, но в ходе совместных манёвров в декабре 1965 г. сближались до расстояния 30 сантиметров. А 16 марта 1966 г. «Джемини-8» под управлением Нила Армстронга и Дэвида Скотта состыковался с беспилотным разгонным блоком «Аджена».
Ловля блох
Вступив в «лунную гонку» с опозданием, Советский Союз был вынужден прыгать через две ступеньки на фоне дикой нервозности, конфликтов ВВС и ОКБ-1 по комплектованию экипажей и другим вопросам, распыления сил, недофинансирования, неготовности всего и вся... Масла в огонь подливала и принципиальная позиция инженеров: стыковка должна быть полностью автоматической — за океаном на такое не замахивались. Состыковаться в беспилотном режиме предстояло уже двум первым кораблям «Союз» 7К-ОК. Абсолютно новая техника да столь сложная задача — что-то обречено было пойти не так. Не так пошло всё. 28 ноября 1966 г. «Союз», в прессе обозначенный как «Космос-133», успешно вышел на орбиту, но быстро выработал «маневровое» топливо, а при попытке приземления сработала система самоподрыва. Корень невзгод — и в основной, и в дублирующей системах орбитального маневрирования оказалась перепутана фазировка: условно говоря, автопилот даёт команду «вправо», а двигатели «рулят» влево.
Старт «Союза» (современное фото). Двигатели боковых блоков первой ступени и центрального блока второй ступени запускаются одновременно, образуя т.н. «королёвский крест». При попытке старта второго беспилотного «Союза» одна из «боковушек» не зажглась, и носителю не хватило тяги, чтобы уйти со старта. «Шпиль» на вершине ракеты — тот самый роковой блок САС
Парный «Союз» не добрался даже до стратосферы: первая ступень ракеты-носителя «зажглась» не полностью, и тяги не хватило для ухода со старта. Это было горе, но пока не беда: ракета стояла неповреждённой, можно устранить неисправности и попробовать повторить пуск. Но вдруг сработала система аварийного спасения (САС) корабля: мощные пороховики оторвали его от ракеты, а парашюты мягко посадили в степи. Проверка САС — хоть какой-то результат, вот только её реактивные струи подожгли носитель, а прогремевший взрыв убил человека (повезло, что всего одного), разнёс в труху стартовый комплекс и повышибал окна более чем на километр окрест. Команду на выстрел дали гироскопы САС, которые по идее должны реагировать на отклонение ракеты от вертикали, а в данном случае встали на упоры то ли от обесточивания, то ли из-за вращения Земли. У следующего «Союза» на посадке прогорело днище, вдобавок, он утонул в Арале.
Доигрались
Носитель с «Союзом-1» на стартовом столе
Космонавт Владимир Комаров
Три беспилотных полёта кончились неудачно, техника явно «сырая». Что с ней делать? Ну явно не космонавта засовывать! Тем не менее, было принято решение, которого вряд ли мог ожидать даже самый ярый антисоветчик. Случилось какое-то коллективное затмение. К тому моменту американцы штамповали рекорды и достижения одно за другим, а советские космонавты не летали уже два года... и эта «засуха» очень «удачно» наложилась на период после отставки Хрущёва. А тут и Первомай надвигался. Давление «верхов» было колоссальным. В отрасли же после смерти Королёва возник острый управленческий кризис, ведь она неожиданно сильно зависела от харизмы, авторитета и не выбитого ни в застенках Лубянки, ни на колымских приисках авантюрного духа Сергея Павловича. Новый генеральный конструктор Центрального конструкторского бюро энергетического машиностроения (ЦКБЭМ, так стала называться «фирма» Королёва вскоре после его кончины) Василий Мишин оказался не готовым к ответственности и вороху свалившихся проблем. Ему тоже нужен был быстрый и громкий успех. Напирали и космонавты: эти «гусары» настаивали, что если бы в первом «Союзе» вместо манекена сидел человек, всё кончилось бы удачно.
Спускаемый аппарат «Союза-1» после падения на Землю
Снова парный пуск со стыковкой, но теперь на «Союзе-1» предстояло лететь Владимиру Комарову, на «Союзе-2» — Валерию Быковскому, Алексею Елисееву и Владимиру Хрунову. Рвался в космос и Юрий Гагарин, надеясь, что под «космонавта-один» корабль проверят с тройной тщательностью — но добился только зачисления в дублёры Комарова. 23 апреля 1967 г. «Союз-1» вышел на орбиту и сразу показал свой норов: не открылась одна из солнечных панелей. Кораблю не хватало электроэнергии, ни о какой стыковке речи уже не шло, так что полёт «Союза-2» отменили. А у спускаемого аппарата Комарова на посадке не раскрылся парашют. Он застрял в тесном лотке, который дополнительно «обжался» разницей давлений снаружи и внутри «спускача». Один из ближайших сподвижников Королёва Борис Черток полагал, что из-за нарушения технологии автоклавирования на стенках лотка могла ещё и осесть липкая смола от термозащитной обмазки. Запасному куполу помешала наполниться аэродинамическая интерференция с вытяжным парашютом — в испытаниях их совместная работа не проверялась. У Комарова не было никаких шансов выжить.
Беспилотная миссия, доведённая до штатной посадки, позволила бы вскрыть «косяки» и предотвратить гибель космонавта. Ещё троих спасла нераскрытая солнечная батарея — если бы стыковка прошла в штатном режиме, то Хрунов и Елисеев, перейдя на корабль Комарова, разбились бы вместе с ним... А чуть позднее и Быковский: заводчане вытащили вытяжной парашют «Союза-2», подцепили его к крану и стали поднимать — «спускач» весом под три тонны спокойно висел на застрявшем без всякого перепада давлений комке основного парашюта. Дорого нам давался «Союз».
Горький привкус удачи
Схема стыковочных агрегатов первых «Союзов»
«Космос-186» и «Космос-188» на завершающем этапе сближения
Полгода спустя, наконец, пришёл успех. Да какой! Первая в истории полностью автоматическая стыковка пары беспилотных «Союзов» (один из них — доработанный «Союз-2»), зашифрованных в номерные «Космосы». Ещё и вне зоны радиовидимости! Правда, расход топлива на манёвры получился диким, стянуться до соединения электрических разъёмов не удалось, а один из кораблей пришлось подорвать из-за неверной траектории спуска. Стыковка не завершилась из-за попавшего в механизм куска защитной плёнки. Его затянуло при наземных испытаниях, «стендовики» об этом знали, но удовлетворившись прогоном агрегата «на глазок», решили, что «косяк» не критичен. Тщательная проверка со снятием телеметрии развеяла бы это заблуждение, но сроки горели, да и не верили испытатели, что дело дойдёт до стягивания.
«Союз-3» на сборке
Георгий Береговой на орбите
Эксперимент повторили на ещё одной паре, на сей раз от начала до конца успешно, и вновь отважились запустить человека. Да не простого. Георгий Береговой во время войны совершил 186 боевых вылетов на Ил-2, трижды был сбит, удостоен «золотой звезды». Управляя «Союзом-3», ему предстояло проверить возможность «полуручной» стыковки при отказах автоматики, соединившись с беспилотным кораблём, на который перекочевало не использованное официально название «Союз-2». Операции проводились на теневой стороне Земли, космонавт ориентировался на навигационные огни. Он управлял скоростью, а взаимное расположение контролировала система наведения. И она «чудила», уводя корабль в сторону по мере сближения. Береговой тыркнулся раз, другой, третий — всё повторялось, пока не иссяк лимит топлива. Расшифровка телеметрии показала досадную ошибку космонавта. У каждого корабля на довольно длинной штанге вынесена антенна радиолокатора сближения и стыковки «Игла»; автоматика стремится сделать так, чтобы антенны встали соосно — если нет рассогласования по крену, тогда и оси стыковочных узлов совпадут. Береговой же не заметил, что корабли развёрнуты друг относительно друга с креном 180°, и антенны смотрят в разные стороны.
Плохая примета
Елисеев, Волынов и Хрунов на тренажёре «Союза-5»
Старт «Союза-4» был назначен на 13 часов местного времени 13 января 1969 года, понедельник («день тяжёлый»), на борту Владимир Шаталов — космонавт №13, позывной «Амур». Суеверная ракетная братия и не удивилась, когда из-за отказа гироскопов пуск перенесли на день. А 15 января в полёт ушёл «Союз-5» с «Байкалами» Владимиром Хруновым, Алексеем Елисеевым и командиром Борисом Волыновым. Последнего едва не «отцепили» по характерной примете тех времён — из-за матери-еврейки. Старт тоже не обошёлся без приключений — за полчаса до пуска обнаружился электрический пробой на корпус ракеты, и раздетому до белья инженер-капитану В. В. Алёшину пришлось менять неисправный прибор на пронизывающем ветре при минус двадцати по Цельсию. Из четырёх крепёжных болтов он смог закрутить только три — отморозил руки — но технические руководители, включая Мишина, уже махнули рукой. Паре предстояло выполнить то, что не удалось Береговому — ручную стыковку, — и в свете последних неудач было уже не до перестраховки.
Владимир Шаталов тренируется на кошках
Всё складывалось на удивление гладко. Корабли вышли на орбиту, но сразу, в отличие от Берегового, стыковаться не стали. Одной из причин неудачи «Союза-3» сочли поспешность стыковки: организм космонавта не успел адаптироваться к невесомости, — так что впоследствии столь сложные операции проводили только после «акклиматизации». Более того, «Амур» и «Байкалы» стыковались на освещённой стороне над Советским Союзом. Но в ожидании кульминации экипажи отнюдь не баклуши били — первые витки прошли в медицинских экспериментах, наблюдениях небесных светил и земной поверхности, исследованиях прохождения радиоволн сквозь ионосферу.
Общий вид ЭКС (сверху), «Союза-4» (в середине), «Союза-5» (внизу)
Наконец, настал ключевой момент. «Игла» свела корабли до расстояния 100 метров, после чего Шаталов и Волынов взяли управление в свои руки. «Союз-4» относительно слабо отличался от последующих — это был активный корабль, увенчанный штырём стыковочного устройства. Именно он совершал основные манёвры для «соития» с кораблём-партнёром. «Союз-5» выделялся цилиндрической «нашлёпкой» на орбитальном отсеке с приёмным конусом, в который этой штанге предстояло попасть — классическая «мама-папа». Ещё одним таким кораблём был «Союз-8», дальше роль «мамы» исполняла орбитальная станция, а в совместном полёте с «Аполлоном» использовался новый стыковочный узел, который назвали андрогинным — оба корабля по очереди побывали и «мамой», и «папой».
В 11:20 16 января 1969 г. «Союз-4» и «Союз-5» успешно состыковались — для первого это был тридцать четвёртый виток, для второго — восемнадцатый. Шаталов провёл манёвры просто-таки филигранно, с минимальным расходом топлива. ТАСС отрапортовало:
Таким образом на орбите искусственного спутника Земли была собрана и начала функционировать первая в мире экспериментальная космическая станция с четырьмя отсеками для экипажа, обеспечивающими выполнение большого комплекса экспериментов и исследований, а также комфортные условия для работы и отдыха. Внутри станции между ее отсеками установлена телефонная связь.
Макет ЭКС в Музее космонавтики на ВДНХ
«Экспериментальная космическая станция» (ЭКС) стала растиражированным названием орбитальной связки весом почти 13 тонн. Но зачем же телефонная связь между четырьмя маленькими отсеками? Дело в том, что герметичного внутреннего перехода между кораблями не было — стыковочный узел с ним ещё только создавался. Мы привыкли, что орбитальная станция — это «космический дом» с большим внутренним объёмом и гораздо лучшими, чем в утлой скорлупке «Союза», условиями работы и отдыха. ЭКС под это определение не подпадает — в сущности, она осталась двумя изолированными кораблями. И большой комплекс исследований ни в сообщении ТАСС, ни в последующих публикациях не конкретизируется. За одним, но очень ярким исключением.
Елисеев переходит на «Союз-4»
Хрунову и Елисееву предстояло перейти в корабль Шаталова через открытый космос. Участие Хрунова не подвергалось сомнению: удивительно ловкий космонавт в полётах на искусственную невесомость на Ту-104 единственный ухитрялся влезать в люк «Союза» практически всегда, тогда как у его коллег получалось лишь в половине попыток — диаметр люка был лишь на 10 мм больше космонавта в раздутом скафандре. Над Южной Америкой Хрунов вышел в пространство из орбитального отсека, игравшего роль шлюзовой камеры. Цепляясь за специальные скобы, он добрался до люка «Союза-4» и подстраховал менее приспособленного к космическим условиям инженера ОКБ-1 Елисеева, который переходил уже над Советским Союзом. Весь акробатический номер занял 37 минут.
На лунных кораблях стыковочный узел предполагался другой конструкции, но тоже без «коридора», так что «Амуры» вдвоём репетировали то, что покорителю Луны предстояло сделать в одиночку — в отличие от американцев, у нас туда должно было лететь два человека: один высаживался, другой ждал на орбите. На большее, увы, не хватало грузоподъёмности носителя. Кроме того, Хрунов и Елисеев отработали орбитальную спасательную операцию, но этот опыт, к счастью, не пригодился. Они стали и первыми почтальонами в космосе: Шаталов получил газеты с сообщением о его старте и письмо от жены и детей. Что-нибудь ещё примечательное из жизни «космической станции» найти трудно, ведь просуществовала она всего 4,5 часа, по истечении коих корабли расстыковались. Утром 17 января «Союз-4» успешно приземлился.
Расстыковка
После старта ответственные руководители вылетели с космодрома в Евпаторию, где тогда находился предшественник Центра управления полётами. Мишин, большой любитель выпить, начал ещё в самолёте, а когда сел «Союз-4», уехал кутить с крымским руководством и к посадке Волынова явился на командный пункт изрядно «поддатым». Никто и предположить не мог, что самые драматические минуты ещё впереди.
Человек и смерть
Отсеки КК «Союз»
Прежде чем перейти к драме Волынова, не лишним будет вспомнить, что такое космический корабль «Союз» 7К-ОК. Он состоит из трёх отсеков: шарообразного орбитального (бытового), «фары» спускаемого аппарата и цилиндрического приборно-агрегатного отсека. На носителе они расположены в таком порядке сверху вниз, в космосе понятия верха и низа несколько размыты. «Приборник» негерметичен, доступ космонавтам туда заказан. Там расположена двигательная установка, топливные баки и другие агрегаты. Бытовой отсек — это основной обитаемый объём на орбите. В «спускаче» находятся кресла, в которых космонавты сидят при выводе на орбиту и возвращении с неё. На креслах крепятся съёмные ложементы, подгоняемые индивидуально под фигуру космонавта.
Спускаемый аппарат «Союза Т-8» в доме-музее К. Э. Циолковского в Кирове
Почтовая марка, посвящённая полёту советско-монгольского экипажа, показывает «Союз-39» в момент разделения модулей
Благодаря своей форме спускаемый аппарат индуцирует подъёмную силу, что обеспечивает управляемый спуск, в отличие от баллистического (по траектории брошенного камня) на «Востоках» — это уменьшает перегрузки и радиус района приземления. При торможении в атмосфере выделяется большое количество тепла — скоростной и горячий набегающий поток встречает теплозащитный экран, сделанный из полимерного композитного материала. Тепловая энергия уходит на его плавление, испарение и разложение. Перед сходом с орбиты от «спускача» должны при помощи пироболтов отстрелиться другие отсеки — только так он сможет сбалансироваться теплозащитным экраном по потоку.
«Союз» падает «головой» вперёд. Первоисточник картинки я не нашёл — обычно она иллюстрирует статьи об аварийном спуске «Союза ТМА-11» (2008 г.), но «Союз-5» выглядел примерно так же
Тормозная двигательная установка выдала необходимый импульс, и «Союз-5» начал своё неспешное погружение в атмосферу. Тут Волынов скользнул взглядом по иллюминатору и похолодел. Антенна, простая маленькая антенна была там — антенна, установленная на солнечной батарее, которая, в свою очередь, висит на приборно-агрегатном отсеке. Приборный не отошёл! Эта простая мысль звучала, как эпитафия. Войдя в плотные слои атмосферы, «Союз-5» закувыркался, подставляя потоку слабо защищённую от аэродинамического нагрева верхнюю часть спускаемого аппарата. Кабина начала заполняться едким дымом от горящей термоизоляции. Космонавт успел иносказательно передать о проблемах на борту (впрямую об аварии по открытой связи сообщать было нельзя) и на какое-то время впал в ступор:
Как щелчок в сознании: «Конец тебе! И всему конец»
Панику задавило осознание — вместе с ним, Волыновым, погибнет уникальный опыт и по стыковке, и по той ситуации, в которую он попал. «Прямой эфир» невозможен — раскалённый воздух вокруг корабля превращается в плазму, экранирующую радиосигнал. Космонавт вырвал из бортового журнала самые важные листы, запихнул их в середину, плотно свернул — авось не сгорят — и начал спешно наговаривать на магнитофон всё, что с ним случилось. Резкий толчок — то ли сработали-таки пиропатроны, то ли взорвался какой-то бак, но упрямый «приборник», наконец, отвалился, и спускаемый аппарат смог сбалансироваться как надо. Спуск был уже необратимо баллистическим, но по крайней мере, сгореть заживо Волынову не грозило.
Кресло космонавта с индивидуальным ложементом
Грозило другое. По ходу кувырканий в верхних слоях атмосферы реактивная система управления израсходовала всё топливо и уже не могла погасить вращение «спускача» вокруг продольной оси. Когда раскрылся парашют, его стропы начали скручиваться, мешая наполниться куполу — Волынов на себе узнал, что в последние мгновения жизни чувствовал Владимир Комаров. Потом стропы раскрутились обратно и скрутились уже в другую сторону. Такая карусель на наполовину «погашенном» парашюте продолжалась до самой земли. Посадка вышла очень жёсткой. Ложемент спас космонавта от смерти и тяжёлых увечий, он «всего лишь» сломал корни зубов верхней челюсти...
Невезучая четвёрка
Волынов, Хрунов, Елисеев и Шаталов едут в Кремль. Скоро грянут выстрелы
Космонавты на митинге во Дворце Съездов
Последнее приключение ждало героев орбитального рандеву в Москве, когда они ехали из аэропорта в Кремль на торжественную встречу. У Боровицких ворот младший лейтенант Советской армии Ильин дождался вторую машину кортежа, в которой обычно возили Брежнева, и расстрелял её «по-македонски» из двух «Макаровых». Но вместо дорогого Леонида Ильича в ней находились космонавты Береговой, Терешкова, Леонов и Николаев, участвовавшие в церемонии. Георгий Береговой на сей раз не оплошал — он успел перехватить руль у смертельно раненого водителя. ТАСС заявило, что придурок покушался именно на космонавтов, но мало кто в это поверил. О тяжелейшей посадке Волынова официальные источники, разумеется, не обмолвились ни полсловом. Зато народная молва, как всегда, не подкачала, разродившись эпиграммой
Шатались-шатались, волынили-волынили, ни хруна не сделали и еле-еле сели
Так это не было: совместный полёт «Союза-6», «Союза-7» и «Союза-8» в представлении художника
На «Амуров», возлагались большие надежды, но тот полёт стал апофеозом их карьеры. Евгений Хрунов, как мастер переходов через открытый космос, готовился по лунным программам и мог стать первым советским гражданином, ступившим на спутник Земли. После отказа от покорения Луны он «завис» без чётких перспектив. Последний шанс ему выпал в 1980 г. в виде дублирующего советско-кубинского экипажа по программе «Интеркосмос», но дублёры не понадобились. Владимир Шаталов и Алексей Елисеев слетали ещё дважды, оба раза вместе, став первыми, кто поднялся на орбиту три раза... и обе миссии — «Союза-8» и «Союза-10» — скоротечно закончились неудачными стыковками. Как тут не поверить в «непруху» космонавта №13?!
Бориса Волынова врачи отстранили от полётов, но он не перестал тренироваться и в конце концов смог их переубедить. На «Союзе-21» в экипаже с Виталием Жолобовым он отправился на военную орбитальную станцию «Салют-5» («Алмаз»), где им предстояло работать два месяца. Осложнённая очередными сбоями «Иглы» стыковка, странный запах на станции, серьёзная авария её бортовых систем — со всем этим космонавты успешно справились. Но полёт был прекращён досрочно то ли из-за недомогания Жолобова, то ли из-за «психологической несовместимости» экипажа. «Союз-21» остаётся, пожалуй, самой недосказанной из советских пилотируемых миссий.
Зачем это всё?
«Павший астронавт» — мемориал погибшим космонавтам и астронавтам, созданный на Луне Дэвидом Скоттом во время миссии «Аполлона-15»
Дурная спешка в освоении корабля «Союз» стоила жизни Владимира Комарова и едва не погубила Бориса Волынова. Никакого смысла пихать космонавта в «сырую» машину не было — после гибели Комарова запущено пять беспилотных «Союзов». Никакого смысла авралить тоже не было: за месяц до «Амуров» и «Байкалов» американцы облетели Луну на «Аполлоне-8». Некуда уже было спешить: СССР очевидно проиграл «лунную гонку», в которую влез с большим отставанием и без чёткой программы. Тем не менее, «по инерции» в неё вливались миллиарды рублей, тысячи человеко-часов, тонны пота. Мне кажется, эпопея с «царь-ракетой» Н-1, «Союзами» 7К-Л1 и 7К-Л3 (разные, слабо унифицированные корабли для облёта и посадки на Луну!) и трудное детство 7К-ОК — это яркая иллюстрация причин развала прекрасной страны, ведь такой бордельеро творился далеко не в одной лишь космонавтике.
В отличие от Н-1 и лунных кораблей, задел по орбитальному «Союзу» и стыковке не пропал втуне. Человек на Луне был ещё в приоритете, но в недрах ЦКБЭМ уже шли, поначалу «полуподпольно», преодолевая сопротивление Мишина, работы по настоящей, не «экспериментальной», космической станции. Постепенно они набрали обороты, но неудачи продолжали сыпаться градом: срыв стыковки седьмого и восьмого «Союзов», прерванная стыковка «Союза-10» и орбитальной станции «Салют», гибель экипажа «Союза-11», аварии новых «Салютов». В 1974 г. под грузом многочисленных провалов от руководства ЦКБЭМ был отстранён В. П. Мишин. В Московском авиационном институте его почитают, как отца-основателя «космической» кафедры 601, в отрасли же Мишина нечасто поминают добрым словом. Два года спустя полетела голова Армена Мнацаканяна, директора НИИ-648, где разработали пресловутую «Иглу». Последней каплей стал срыв стыковки «Союза-23» с «Салютом-5».
Задумчивый Владимир Сыромятников на фоне андрогинно-периферийного стыковочного узла
«Союз — Аполлон» — от гонки к сотрудничеству
Орбитальные станции стали магистралью советской космонавтики. Пробившись сквозь чащобу неудач, наши инженеры добились, что к концу 70-х космонавты присутствовали на орбите постоянно, не прерывая научные и военно-прикладные исследования. Был наработан уникальный опыт и оригинальные технические решения. Уже в ходе программы «Союз — Аполлон» американцы были поражены, насколько далеко мы ушли в стыковых узлах, и особенно отказом от пневмо- и гидроагрегатов в их составе — энергию удара гасил тот же электродвигатель и шарико-винтовая передача, которые обеспечивали стягивание. Мехатроника, созданная под руководством Владимира Сыромятникова (заокеанские коллеги называли его Big Cheese), показала себя непревзойдённой. В 90-х российские стыковочные узлы стали ставить на «Шаттлы». Опыт эксплуатации семи орбитальных станций, включая многомодульный «Мир», оказался и вовсе бесценным. Американцы, посчитав деньги, закрыли проект своего «космического дома» «Фридом» в пользу международной «Альфы» с широким техническим участием России; состоялось несколько полётов «Мир — Шаттл».
ЭКС стала первым шагом к Международной космической станции «Альфа»
Нам удалось выгодно обменять свои с таким трудом полученные знания на американские деньги, которые, по существу, не дали российской космонавтике «загнуться» в 90-е. Увы, больше этот финт не пройдёт — продавать нечего. «Боинг» на базе сыромятниковских наработок сделал новые стыковочные узлы, длительно работать на «Альфе» научились не только американцы, но и европейцы, японцы, не говоря об идущих своей дорогой китайцах. А мы двадцать лет после утопления «Мира» топчемся на месте и теряем компетенции, надувая щёки по поводу своего, теперь уже абсолютно мнимого, лидерства. Полёт Гагарина — это не наследственное «дворянское звание», за которое перед нами все вечно кланяться должны, это великая ответственность первопроходцев, необходимость постоянно развивать успех, доказывая его неслучайность. Отечественная космонавтика загнана в такое состояние, что начинать придётся почти с чистого листа. Надеюсь, мы всё-таки начнём.
Автор - Иван Конюхов, #конюховкат