С вами Игорь Рабинер, здравствуйте.
Исполнилось 80 лет со дня рождения замечательного тренера, чемпиона СССР во главе «Зенита» и ЦСКА Павла Садырина.
История, которая лучше всего характеризует Павла Садырина как человека, произошла около базы «Зенита» в Удельной в 95-м году — когда Пал Фёдорыч во второй раз вошел в зенитовскую реку. Вошел не только в переносном, но и в прямом смысле. Поскольку произошло это в прямом эфире питерского ТВ, об этом тут же стало известно всей стране.
- Я приехала на базу, поскольку после тренировки мы с Пашей собирались ехать на дачу, которая у нас под Выборгом, — вспоминает его жена Татьяна Яковлевна. — Взяли и пса нашего, красавца-ризеншнауцера Лорда. Во время занятий я никогда не маячила на глазах у команды, и мы с Лордом пошли гулять к пруду, за территорию базы. Потом смотрю: вроде все заканчивается, и направляюсь обратно к базе. Вижу, что часть игроков со вторым тренером еще работают, а Павел Федорович стоит вместе с известным тележурналистом Эрнестом Серебренниковым, и на него уже камера направлена.
Мы остановились поодаль — подождать, пока он даст интервью.
И вдруг я слышу, что Лорд забеспокоился, а со стороны пруда — крики. Говорят, дно там противное, илистое и в пруду много холодных ключей. Смотрю, рыбаки что-то показывают, а ребенок бегает по берегу и кричит: «Брат, брат утонул!»
И тут прямо на моих глазах Паша, продолжая давать интервью, сначала головой крутит, пытаясь понять, что произошло. Потом отходит от камеры, мигом скидывает тренировочные брюки, ныряет в пруд и плывет. Люди бегают, кричат, рыбаки сидят и смотрят — а Павел Федорович плывет. А вслед за ним — Лорд, который бросился в воду за хозяином.
Муж нырнул раз — вынырнул. Второй — опять вынырнул. И только на третий раз Паша вытащил парня. Я за это время успела поволноваться — особенно когда он два раза нырнул, никого не вытащил, и я видела, что у него сбилось дыхание. Он сам потом признавался, что было жутко, но что делать — надо спасать парня. Рассказывал: когда нырнул, ничего не видно — ил сплошной. Глаза в воде открыл, а никого найти не может. И лишь с третьей попытки нащупал, наткнулся на него. Вылез весь черный от ила. В этом пруду уже много раз тонули — видно, судороги у людей начинались из-за холодных ключей.
Доктор команды Миша Гришин подбежал к пруду со своим чемоданчиком — и вот так они вдвоем спасли мальчишку, лет 10-11, наверное. Откачали быстро, кто-то скорую вызвал.
А мы завернули Павла Федоровича в полотенце, он переоделся — и минут через 15-20 уже стоял и продолжал давать интервью. А все это на камеру снималось — и как он парня вытаскивает, и как я мечусь в какой-то деревенской юбке, и как Лорд носится и плывет. У меня этот фильм есть... Потом Павлу Федоровичу и Мише Гришину прямо на стадионе вручили по медали «За спасение утопающего».
Эта история — она как раз о Паше. Он надежный парень был. Не думая, не анализируя, броситься и сделать то, что надо, - это про него. Он импульсивный был, эмоциональный — и все эти рывки, броски, движения у него шли откуда-то изнутри, он над ними не размышлял, а делал первое, что приходило в голову. И говорил так же, за что и страдал...
Когда Паша первый раз тренировал «Зенит», он спас семью — мать с ребенком. На бензоколонке стояла машина — и вдруг загорелась. А Садырин как раз подъехал туда заправиться. И увидел, что машина вспыхнула, женщина мечется — ясно, что внутри ребенок. Он вытащил ребенка, чем-то погасил огонь и тут же отогнал машину — потому что это бензоколонка и все могло взорваться. Приехал тогда на дачу весь в копоти. Видно, судьба у него была такая — спасать людей. А сам всего 59 лет прожил...
В 2009 году у меня вышла книга «Правда о «Зените», для которой я, в частности, поговорил с Татьяной Яковлевной, вдовой тренера.
Здесь я объединил то, что она мне тогда сказала.
А вот история о его отставке из «Зенита» в конце 1996 года.
- Мне кажется, Виталий Леонтьевич Пашу просто боялся. Мутко обожал краснобайствовать, но при этом был большим дипломатом, знал, когда, где и о чем можно говорить. А Павел Федорович — полная ему противоположность. В речи Мутко он периодически вставлял свои реплики — далеко не самые приятные. И не боялся делать это в лоб и прилюдно, как привык всегда и со всеми. Один раз вставил, другой... Виталий Леонтьевич не чувствовал себя комфортно в его компании, потому что знал: Паша в любую секунду и в любой компании, в том числе и высокопоставленной, может прервать его соловьиную трель и выставить в не самом выгодном свете.
Ехали мы, помню, на машине, когда Паше позвонил Мутко и сухо сказал, что контракт с ним продлевать не будут. Помню, был канун праздника, 7 ноября. Доехали до дома, вошли. Вскоре — звонок в дверь. Пал Федорыч выходит — и у него на лестничной клетке, около мусоропровода, начинается с кем-то разговор. Я обеспокоилась, выглянула, — а там парень из клуба, чей-то там помощник, передает ему какую-то бумажку. Паша вошел в квартиру, закрыл дверь и протянул мне тот листок. Пункт первый — благодарность за проделанную работу. Пункт второй — извещение, что контракт продлен не будет. И все.
Вот так с ним, любимцем города, около мусоропровода и попрощались. Мы просто обалдели от такой непорядочности. При этом Паша получил в Спорткомитете Санкт-Петербурга приз лучшему тренеру года в городе по всем игровым видам спорта. То есть правую руку пожали, а левой ногой дали под зад. Причем — беспардонно. Мутко не только с ним не встретился, но и на совет директоров не пригласил. Мне до сих пор кажется, что он просто боялся с Пашей встречаться. Муж бы ему в лицо многое сказал. Да еще и при акционерах.
А через несколько дней Паша попал в больницу с сердечным приступом. Все это время я старалась его чем-то отпаивать, а он сидел молча, эмоции в себе копил. К нам тогда как раз мои родственники приехали. Они первые и заметили, что с Федорычем что-то неладное творится.
Мы поехали в офис «Зенита», надо было забрать какие-то папки. Потом собирались ехать на дачу, под Выборг, недалеко от финской границы. Остановились возле клуба, но Паша туда не пошел — не хотел с Мутко сталкиваться. Ждал, пока кто-то вынесет ему документы. И вдруг смотрю — он ртом воздух ловит. Спрашиваю: «Паша, тебе плохо?» Он: «Нет, просто дышать тяжело стало. Сейчас пройдет». А я тогда уже начала носить с собой таблетки — на всякий случай.
Пока он вышел из машины и разговаривал с кем-то из клуба, я быстро позвонила нашему старому приятелю-медику, соседу по даче, который обследовал «Зенит». Сказала ему, что у Паши со здоровьем проблемы. А еще попросила через несколько минут перезвонить ему на мобильный телефон и сказать, чтобы мы по дороге срочно заехали в больницу по какому-то вымышленному делу. Сам Садырин никогда в жизни бы в госпиталь по доброй воле не поехал, его вытащить невозможно было!
В больнице наш приятель сказал: «Ты остаешься здесь!». Сняли кардиограмму и сказали, что отпускать в таком состоянии никуда нельзя. Помню, благодарила Бога, что его прихватило не за рулем по дороге в Выборг. Он ведь был на грани инфаркта.
Думаю, та отставка сыграла для его здоровья роковую роль. Он страшно переживал, поскольку рассчитывал проработать в «Зените» гораздо дольше. И город, ставший для него родным, очень любил. Когда в конце 2000 года Паша сломал ногу и ему делали операцию, хирург сказал: кости поражены настолько сильно, потому что рак начался у него давно, несколько лет назад. И что-то послужило толчком. Мне кажется, что именно та история и послужила. Она у него много лет жизни забрала.
Этот черно-белый снимок — из мая 1994-го.
Мы с другим юнкором «СЭ» Максом Квятковским провожаем сборную России под руководством Павла Садырина в Шереметьево-2 (ныне терминал F), где и сделано это фото, на ЧМ-1994. Точнее, на сбор в Австрию, откуда команда и отправится в США.
47-летний Юрий Палыч, только начинавший становиться легендой «Локо». 51-летний Пал Федорыч, меньше трёх лет назад сделавший дубль с ЦСКА. Борис Петрович Игнатьев, тренер-чемпион молодёжного Евро, чей выход на взрослый ЧМ через три года убьёт судья Крондл.
Позади, но не совсем, были перипетии вокруг «Письма 14-ти». Не совсем — поскольку часть подписантов вернулась, и их отношения с теми, кто оставался, были далеки от идеальных. Коллектив не сложился. Сергей Микулик после 1:3 от Швеции передаст репортаж в «СЭ» под заголовком «Осколки разбитой тарелки».
...Мы поговорим в 2001-м. Пал Федорыч уже будет слаб. А на вопрос, как он вспоминает работу в сборной, нахмурит брови, и в голосе появится сталь: «Никак. Те два года я вычеркнул из жизни».