Прежде чем войти в калитку у невысокого деревянного домика, женщина в пышном оранжевом шарфике, оглянулась по сторонам и, убедившись, что всё вокруг пусто и тихо, быстро вошла во двор. В это время за кустами шевельнулись.
- Видите, господин Губерт? К Марии пошёл кто-то... Странно, что так поздно, - шепнул полицай Лискин на ухо своему спутнику.
Губерт выглянул из своего укрытия. Ему очень хотелось отличиться, тем более на фоне сегодняшней неудачи с мнимым праздником у мнимой Саяновой, где не вышла провокация по отношению подозреваемых во связи с местным подпольем, нужно было скорее выполнить приказ Райна и устранить без последствий эту Марию Ракову, которая всем так мешала в последние дни. Он сегодня специально взял с собой полицая, на случай, если удастся подобрать нужный момент и организовать несчастный случай. Как это сделать, он ещё точно не знал, но следить у дома Марии не переставал вот уже несколько ночей, подбирая подходящий момент, и он, похоже, настал, именно в эту ночь, потому что вскоре скрипнула калитка и Ракова в сопровождении незнакомой женщины,(в темноте было не понятно, кто это), вышла из дома и направилась к окраине города в сторону Крестов. Лискин и Губерт незаметно проследовали за ними. Они шли на приличном от женщин расстоянии и для них по-прежнему было непонятно, кто шёл рядом с Раковой.
На повороте у старой мельницы, обе быстро спустились в овраг, а оттуда нырнули в низину. Там у самого подножия песчаного холма, стояло несколько старых, покосившихся домиков. Рядом с одним из них, была крепкая на вид баня, именно в ней и жила бабка-повитуха, после того, как её дом разрушило снарядом. Ракова и неизвестная быстро вошли туда.
Губерт присел за невысоким забором и продолжал пристально вглядываться в темноту. Вот Ракова вышла из бани и остановилась на порожке, она тоже присматривалась к дальней тропинке в темноте, кого-то ожидая. Видно, бабку они дома не застали и решили подождать её прихода.
- Послушайте, а это, кажись, невеста Дёнитца... И шарф её это, оранжевый, такой ни с кем не перепутаешь, и юбка с оборками, - тихо, в пол голоса сказал Лискин Губерту.
Тот припомнил сразу её стройные ножки в обрамлении этих самых зелёных оборок и тоже купился на эту уловку, как и Лискин.
- Действительно, должно быть, она... Только Гретта ниже ростом, эта повыше будет. Хотя, шарф высоко намотала на голову, всё может быть...Но, тут, что она может делать, да ещё ночью? - с некоторой долей удивления произнёс Губерт.
- Жених с братом, говорят, уехали... А тут бабка-повитуха живёт! Ну, поняли? - и Лискин злорадно рассмеялся своим грязным мыслям.
- Намёк понял, но... Что теперь делать? Момент удобный был.
- Вы, это про что?!
- Про то самое, а впрочем... Мне совсем не жаль эту литовскую полукровку, а тебе? - и Губерт грозным жестом сгрёб за шкирку Лискина.
- Я? Я, ничего, господин офицер... Ничего не знаю...
- Вот и молчи... А пока, сбегай собери соломы с луговины. Там её много разбросано вперемежку с сухой травой. Тащи сюда! - приказал Губерт, а сам продолжал прислушиваться к тишине.
Вскоре Лискин принёс целую охапку сухой травы и соломы, что удалось собрать в низине и вопросительно посмотрел на Губерта.
- Что стоишь? Давай, обкладывай эту баню. Наложи побольше у порога и по углам, - и Губерт подсел поближе к плетню, притаившись в самом тёмном углу двора.
Когда всё было закончено, Губерт приказал полицаю войти в один из стоявших рядом сараев и посмотреть что-нибудь подходящее для задвижки.
- Тут только ржавые скобы, но большие, - прошептал Лискин, вернувшись из сарая. Он принёс несколько штук и показал их Губерту.
Тот подобрал нужную и самую крепкую для засова и, прокравшись к бане, всунул её в дверную ручку, протащив до деревянной перемычки в косяке таким образом, чтобы дверь невозможно было открыть изнутри.
- Теперь поджигай, - приказал Губерт полицаю, - а когда разгорится, бросишь в маленькое окошко под потолком вот эту гранату, - и он положил Лискину в ладонь круглый предмет.
Тот бледнея и дрожа всем телом, отпрянул в сторону, но увидев грозный взгляд в темноте и зажатый в руке вальтер у своего спутника - выпрямился, подошёл к порогу бани и, трясущимися непослушными руками, стал чиркать в темноте зажигалкой. Пламя вспыхнуло быстро и мгновенно охватило сухую солому, которая вскоре занялась ровным багровым заревом и жаркими, яркими языками поползло вверх по деревянным углам бани.
Внутри закричали и забились в дверь. Громкая брань на немецком языке перемешалась с русской бранью.
- Там немка, мой господин!..- взмолился Лискин, - Это голос немки!
- Ну, Гретта ведь немка, хоть и с русскими корнями, - подтвердил Губерт. - Странно, а я думал, что будет по русски кричать в свои последние минуты. Опять не угадал...
И он с любопытством и интересом стал прислушиваться к этим душераздирающим крикам. Ирма сразу сошла на визг от страха и ужаса, и её голос стал совсем неузнаваем в этом пылающем и трещащем аду.
А баня горела всё больше и больше, пламя охватило уже весь этот сруб и в небо поднялось малиновое зарево. Женщины кричали и неистово бились в дверь, а две дьявольские тени сидели у плетня со стороны дороги и наблюдали за этим кошмаром с упоением людоедов.
Когда же они поняли, что вот-вот сбегутся люди, так как в низине у соседних домов уже прошёл некоторый шум, то полицай спешно подбежал к горевшему домику и бросил в дымящееся окошко гранату, взрывом его отбросило в сторону и Губерт помог ему отползти, а потом кинулся обратно. Он пытался выпихнуть из дверной ручки самодельный засов, но это ему не удалось, слишком сильным был жар вокруг. Языки пламени уже вырывались из под двери наружу, она скрипела и пылала, и скоба плотно застряла в дверном косяке. Тогда Губерт оставил свои бесплодные попытки и отбежал вниз, спрятавшись за старым сараем в овраге.
Люди прибежали к горящей бане, но спасти уже никого не могли. Местные мужики растащили баграми горящие брёвна, оттащили от
выбитой двери подальше два бездыханных и обугленных тела и у порога поддели вилами дымящуюся железную скобу, отбросив её в сторону. Вместе со служащими из комендатуры к утру приехали пожарные из городской Управы. Бабка-повитуха явилась домой, когда уже рассвело, тем самым она спасла себе жизнь, не подозревая об этом. Всю ночь она принимала роды в соседнем посёлке и шла домой немного навеселе, после выпитой чарки самогона. Она всплеснула руками и запричитала на пепелище, но когда поняла, что в её бане сгорели две женщины, то повалилась навзничь у калитки и местные сердобольные соседи стали отливать её водой.
Расследование велось недолго. Пришли к выводу, что Мария Ракова принесла с собой гранату, которая вдруг нечаянно взорвалась в тесном помещении, что вызвало пожар. Эта женщина уже давно была под подозрением, как связная-подпольщица, и вполне объяснимо присутствие у неё оружия, которое она здесь прятала. Обе женщины погибли при взрыве и поэтому не смогли самостоятельно выбраться из бани. Никто специально не обратил внимание на то, что местные мужики показывали непонятную скобу, которую они вытянули из дверного косяка. Об этом даже не заикнулись. На опознании Анна Ивановна, которую просили прийти в санитарную комнату местного госпиталя, потому что полагали, что вместе с поварихой Марией сгорела её постоялица Гретта Миллер, узнала в погибшей второй женщине Ирму Золингер. Муж тоже опознал свою жену, что явилось для Губерта большим сюрпризом. Получается, что в эту ночь вместе с Марией Раковой он сжёг и свою любовницу, вероятно беременную именно от него. Но угрызения совести были не свойственны этому человеку. Похоже, что и зная заранее, кто на самом деле там кричит за дверью - он бы всё-равно доделал начатое и не упустил свой шанс выслужиться. Но, возле госпиталя после опознания, он вдруг поймал на себе страшный взгляд мужа Ирмы и понял, что тот догадывается о его злой роли в этой истории.
В тот же день после обеда Райну позвонили из казармы, в которой жил Фангер и сообщили, что его нигде не могут найти. Узнав о смерти любимой девушки он, похоже, подался в бега.
- Сволочь, негодяй! - негодовали в комендатуре. - Он хочет сбежать, как подлый трус! Вот, все ваши расчёты не оправдались, что он захочет сотрудничать с разведкой после смерти этой Раковой, - кричал на всех шеф местной разведки и начальник управления кадрами Шейкман. - Вы должны найти его немедленно и доставить в комендатуру или отдел СД. Сегодня же, сейчас же!
К дому Раковой тут же выехали сотрудники СД. Но по этому адресу никого не застали, также было неизвестно местонахождение её юродивого брата Никиты.
На окраине города на взгорке у большака ведущего к лесу, появился оборванный мальчишка, который тащил под руку немецкого солдата, изрядно уставшего от быстрого бега. Внизу на зелёной низине у реки паслись стреноженные кони. Никита сразу сообразил, что это их единственный шанс на удачу...
Бес седла было неудобно скакать, но они всё-равно старались отъехать от города, как можно скорее. Перед тем, как выехать окончательно за его пределы, Никита повернул своего коня к небольшой рощице, что ведёт к станции, там он быстро спрыгнул на землю и, пошарив рукой под невысокой пушистой липой, нашёл свой схрон - четыре гранаты-лимонки, на всякий случай. Фангер, оглядевшись вокруг, крикнул Никите тревожным голосом и парнишка снова запрыгнул на лошадь. Оба снова неслись редким леском на городскую окраину.
Ночь застала их у какой-то деревни. Берёзы стояли усыпанные зеленью в гулкой тишине. Впереди ехал Фангер, который на опушке остановился.
- На-ка, глянь, - и немец протянул своему юному другу бинокль, который предусмотрительно взял с собой, вместе с пистолетом, - у тебя острый глаз... - говорил он на ломаном русском.
Деревня внизу казалась вымершей: ни звука, ни огонька. Но парни знали, что тишина бывает обманчива, особенно ночью. Никита нащупал гранаты за поясом и осторожно, чтобы лошадь ступала бесшумно, стал спускаться к первым домам от леса.
Задворками вдвоём подъехали к избе, которая ничем не выделялась среди другого жилища. Фангер постучался в дверь, никто не ответил. Было слышно, как в хлеву вздыхала корова. Постучали ещё. В темноте окна проплыл огонёк свечи.
Дверь открыл старик в холщовой рубахе. Не спрашивая, кто пожаловал к нему в такой поздний час, он пропустил гостей вперёд.
- Дайте приют на ночь, а на заре поднимите нас пораньше, - попросил Никита старика, молча стоявшего перед ним с огарком свечи. - Устали мы... Да и кони пусть передохнут. Вы уж, покормите их чем-нибудь.
Хозяин кивнул. Никиту, как и Фангера, неудержимо тянуло ко сну. Не раздеваясь, они оба улеглись - один на жёсткой лавке, а другой на полу, застеленном соломой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.