Внезапно, все кто сидел рядом со мной резво подскочили… Засуетились… А я лежу, смотрю в огонь, смотрит и одноногий дед из Романовки... И будто сквозь сон слышу голоса, крики… Рядом упал какой-то мужик, из его рта толчками полилась густая кровь, тут же впитывалась в его косматую бороду.
- Ди тон ном… - услышал чей то крик прямо в ухо.
- Я пленник, - ответил я так же на французском. Меня подняли, поволокли к телеге, не развязывая рук. А я уже не сопротивлялся… только не отрывал взгляда от полыхающего огня, пока тот окончательно не скрылся.
***
По дороге в Париж я много думал о своей жизни. О том, как не ценил то что имел. Со своими возможностями я мог жить припеваючи до глубокой старости, быть счастливым отцом и дедом, быть серьезным ученым искусствоведом. Скрасить старость своей матери, сделать счастливой единственную девушку, которую выбрало мое сердце. Я мог получить все это, но почему-то я вечно откладывал все на потом? Жизнь на потом? Вот и сейчас… Я как решил?
Смотаюсь быстренько в другую эпоху, поглазею че там да как… мне всегда не давала покоя поговорка: «Победитель пишет историю…» Мне казалось от нас нарочно утаивают что-то важное, хотелось сорвать маски с лживых историков… А что теперь я имею?
Я очень сильно заболел, видимо от того, что долго пролежал на мерзлой земле в беспамятстве… Большую часть пути до Парижа я бредил и видел людей, чьи гробы когда-то были мной потревожены… Пожилого казаха, старуху в рюшах, высокого седобородого сухонького старичка… Они проходили и не обращали внимания на меня, а я плакал… Хотел просить у них прощения, но не мог и двух слов произнести! Я был морально раздавлен. Чувствовал себя старухой из сказки про золотую рыбку, которая в конце осталась у разбитого корыта!
Уже на подходе к Парижу на своем пути мы повстречали группу странствующих монахов, которые шли из одного монастыря в другой… И тут меня осенило! Если гробы всегда переносили меня в день, когда они были сколочены, то возможно, если я отыщу могилу того самого голландского монаха, гроб которого мне столь любезно был предоставлен, то у меня появится возможность вернуться в свое время! Я стал неистово просить исповеди, в этом мне не имели права отказать по католическим законам. Я молился на французском, проявлял желание постричься в монахи, просил взять меня с собой. Конечно, старший из иноков офигел так порядочно, но… помните я говорил, что могу уговорить любого? Вот и сейчас, у них не нашлось причин для отказа. Он переговорил с моими тюремщиками и те отпустили меня, даже особо не сопротивляясь. Не единожды я слышал, что провизия была на исходе и им только на руку минус один рот.
Я не верил своему счастью! Наконец в конце моего тоннеля забрезжил свет! Мне выдали поношенную сутану, выбрили тонзуру на макушке в знак посвящения своей жизни Господу, наконец сбрили отросшую бороду, этому я был очень даже рад, так как она кололась ужасно и я подозревал что в ней уже завелись паразиты. Я был согласен на все, лишь бы добраться до Амстердама!