- ...слушаю вас, - констебль смотрит не на меня а как будто сквозь меня, всем своим видом показывает, что вот ходят тут всякие, ходят и ходят со своими глупостями, сколько можно уже...
- Видите как, тут в один дом семья въехала по программе переселения... ну, переселения душ...
- Да уж понятно, что душ...
Морщусь, откуда тебе это понятно, что я не про ветхоаварийное говорю...
- Ну и вот, там девочка говорит, что в неё душа какой-то Фрейи подселилась, только про эту Фрейю никто ничего найти не может...
- А это что, теперь так полагается, чтобы про умерших непременно справки наводить?
- Ну, странно это как-то... как будто она скрывает что-то... плохое что-то...
- Ну, мало ли что она там много лет назад натворила... если не много веков назад...
- А если она опять за старое возьмется?
Констебль недовольно смотрит на меня, не выдерживаю:
- Когда возьмется, тогда и приходите, да?
- Ну... понимаете, состава преступления нет, ничего нет, я что могу сделать? Много их таких... что-то скрывающих, а мы ничего сделать не можем... если хотите, вы бы сами туда наведались... Ну что вы на меня так смотрите, не убьют же они вас в самом деле...
.
...дом оказывается совсем не таким, как я его себе представляла, и мне даже кажется, что если бы я представляла себе его как-то иначе, он бы все равно оказался другим, он как будто специально создан, чтобы не оправдывать ничьих ожиданий, даже своих собственных. Пытаюсь понять, к какому веку может относиться этот особняк с каким-то непонятным числом этажей – кажется, что их нецелое число, если вообще не какая-нибудь непериодическая десятичная дробь. Дом, готовый замкнуться сам в себе и сам в себе заблудиться, дом, в котором как будто вообще нет входа, оглядываю неприступные стены, высокие окна, наугад толкаю неприметную дверь, она поддается с легким скрипом, вхожу на извилистую лестницу, ведущую куда-то в никуда, наскоро придумываю, что буду говорить хозяевам, когда меня здесь обнаружат. Прислушиваюсь, мне слышатся голоса где-то нигде, сколько бы я ни поворачивалась, они всякий раз оказываются за моей спиной, уже не надеюсь ничего найти, когда лестница разворачивается в просторный холл, где я вижу у окна мою клиентку, не могу вспомнить её имя, а спрашивала ли я вообще её имя, рядом Вика, которая Фрейя, кажется, сейчас расплачется, а может, и не просто кажется...
- ...принцесса... на балу... – говорит мама, - танцевала... вот так... да стой, не вертись! Вот так танцевала, вот так...
Начинаю понимать, что происходит – слишком медленно, и когда я спохватываюсь, что надо бежать отсюда сломя голову, моя клиентка уже смотрит на меня во все глаза, уже понимаю, что эта встреча не предвещает ничего хорошего...
- Догадались, значит...
Спрашиваю:
- Так на самом деле никакой Фрейи...
Кивает.
- А я никому не скажу...
- Ну, конечно, не скажете... потому что...
Дверь с грохотом захлопывается за мной, понимаю, что у хозяйки есть какая-то власть над домом, хозяйка сама ничего мне не сделает, дом по её указке сделает все сам...
- Никто не узнает, - повторяю как во сне, - никто не узнает...
- Ну, конечно... никто-никто не узнает...
Прислушиваюсь к дому... нет, не так, дом сам прислушивается ко мне, пытается понять, кто я и что я, настойчиво проникает в мое сознание, оторопело смотрю в окно на облетающий сад, не могу я привыкнуть к этим лиственным, они меня почему-то пугают, особенно когда желтеют, мне кажется, что они умирают, вот папоротники и хвощи умирали, когда желтели, а тут не пойми что, не то живые, не то мертвые. Я перехватываю дом под уздцы – пришлая со своей Викой-Фрейей и ахнуть не успевает – дом глотает обеих, жадно облизывается. Прислушиваюсь к новой себе, - что-то чуждое, что-то непонятное, как они вообще ходят, кажется, вот так, - пытаюсь вспомнить, как я танцевала бесконечно давно, вот так, раз-два-три, раз-два-три...