В предыдущей статье я написала о травле, казалось бы, триумфально начавшего свой сценический путь «Мольера». А сегодня хочу коснуться всего одного её эпизода, увы, достаточно актуального и в наши дни.
17 марта 1936 года в газете «Советское искусство» была напечатана статья М.М.Яншина «Показательная неудача» о многострадальном «Мольере». В ней спектакль был буквально разгромлен – думаю, достаточно одной фразы: «И получился огромный провал, потрясающая театральная неудача». Авторский текст был назван «ошибочным, искажающим историческую действительность».
Статья вызвала большое недовольство в театре. В.И.Немирович-Данченко ещё раньше был возмущён отрицательным отзывом о спектакле актёра театра В.В.Грибкова, но тот хоть отметился во внутритеатральной газете «Горьковец», а здесь!.. Режиссёр (сам он в том же «Горьковце» писал: «Булгаков едва ли не самый яркий представитель драматургической техники. Его талант вести интригу, держать зал в напряжении в течение всего спектакля, рисовать образы в движении и вести публику к опредёленной заострённой идее — совершенно исключителен, и мне сильно кажется, что нападки на него вызываются недоразумениями») считал поступок Яншина, по меньшей мере, неэтичным.
И снова – «а между тем»…
В 1975 году по радио начала передаваться «звуковая книга» «Народный артист СССР Михаил Михайлович Яншин рассказывает» - воспоминания актёра о пройденном пути. Я ещё тогда слышала её и хорошо помню, с какой болью, буквально со слезами в голосе, рассказывал престарелый артист об этой истории. Потом его воспоминания были опубликованы. Цитирую: «Дружба моя с Булгаковым прервалась по причине, для меня крайне драматичной. В пьесе “Мольер” (“Кабала святош”) я репетировал замечательную роль Бутона – слуги Мольера.
Не буду говорить о всех трудностях, неполадках, которые сопровождали эту длительную работу над спектаклем, о мучительных порой репетициях самого Станиславского. Спектакль, как известно, прошёл всего несколько раз и был снят. В связи с этим снятием ко мне пришёл корреспондент и взял интервью. Я сказал, что в неудаче спектакля можно обвинять режиссуру, исполнителей отдельных ролей (в частности, я считал, что Мольера должен был играть такой актёр, как Певцов [Яншин имеет в виду, естественно, И.Н.Певцова, народного артиста РСФСР, которого сейчас, к сожалению, помнят разве лишь по роли белогвардейского полковника в фильме “Чапаев”]), но только не автора. Точно не помню, что я тогда говорил, но знаю – Булгакова старался защитить.
Каков же был мой ужас, когда я прочёл в статье, что всю вину за искажение исторической правды в спектакле я взваливаю на Булгакова! Для меня, конечно, это была трагедия. Я понимал, что Михаил Афанасьевич, в последнее время дошедший до очень большой нервозности, стал подозрительным даже к хорошо знакомым, к друзьям. Я понимал, что был из тех людей в театре, кому он ещё доверял. И вдруг такая статья!»
О том, могло ли произойти подобное, я напишу чуть позже. А пока о Булгакове.
Думаю, не приходится сомневаться, что удар был весьма болезненным. К Яншину писатель всегда относился очень тепло. Практически все указывают, что это он выведен в «Театральном романе» под именем Патрикеева»: «Патрикеев играл в моей пьесе роль мелкого чиновника, влюблённого в женщину, не отвечавшую ему взаимностью.
Роль была смешная, и сам Патрикеев играл необыкновенно смешно и с каждым днём всё лучше. Он был настолько хорош, что мне начало казаться, будто это не Патрикеев, а именно тот самый чиновник, которого я выдумал. Что Патрикеев существовал раньше этого чиновника и каким-то чудом я его угадал». Оценка мастерства говорит сама за себя – заметим только, что написано это уже после «Мольера» и после статьи Яншина (значит, оценку актёра автор не изменил). Вспомним, что Елена Сергеевна назвала яншинского Бутона великолепным.
Видимо, и к Яншину-человеку Булгаков относился с симпатией. Ещё фрагмент из воспоминаний актёра: «Отчётливо вижу Михаила Афанасьевича в день моей свадьбы. Мы с Вероникой Полонской венчались в церкви. Народу было очень много. Мне было тогда 24 года. Естественно, что я очень волновался. Стоя перед священником, я оглянулся по сторонам и увидел среди моря голов взволнованное лицо Булгакова… Он пытался подглядеть, кто из нас первый встанет на коврик! Была такая примета: кто первый встанет на ковёр, тот будет под каблуком держать другого, возьмёт верх в совместной жизни».
А какова реакция Булгаковых на статью? Данных нет, хотя в дневнике Елены Сергеевны есть запись: «В “Советском искусстве” от 17 марта скверная по тону заметка о “Пушкине”». Выводов из этой записи два: во-первых, газету, организовавшую новый виток травли Булгакова (что вовсе не удивительно, если вспомнить, что «Советское искусство» редактировал пресловутый Литовский), в семье Булгаковых читали, а во-вторых, не сочли нужным как-то на эту статью откликнуться. Лишь в следующем году, 22 февраля, Елена Сергеевна запишет: «Яншин объяснялся по поводу статьи о “Мольере”, говорил, что его слова исказили, что он говорил совсем другое».
Актёр переживал до конца своих дней: «До сих пор не могу вспомнить об этой истории равнодушно. Она камнем лежит у меня на сердце, как будто случилась вчера. Отношения мои с Михаилом Афанасьевичем оборвались. Мы встречались с ним не раз, это естественно, но я был для него, вероятно, таким же посторонним человеком, как многие другие.
В последний раз я встретил его на Кузнецком мосту – ему, видимо, нужно было перейти через Петровку, но со всех сторон мчались машины, а он не любил этого. Он стоял в некоторой растерянности. Я окликнул его и предложил свои услуги. Мы перешли на другую сторону улицы, он поблагодарил меня и пошёл дальше».
А теперь вернёмся к вопросу, возможно ли поверить словам артиста об искажении его слов.
Мне кажется, что, несомненно, да. Во-первых, позволю себе, не называя имён (слишком недавно всё это было), сказать, что один раз сама стала свидетелем появления подобной публикации.
А во-вторых, позвольте привести несколько записей из дневника Елены Сергеевны за 1938 год:
«4 апреля.
…Говорили о смерти Шаляпина в Париже. Сегодня в “Правде” есть сообщение об этом. А в “Известиях” — подписанная певцом Рейзеном заметка о том, что Шаляпин ничего после себя не оставил, вообще он уже ничего не давал и не мог дать, и подобная дрянь.
16 апреля.
Была днём в дирекции Большого, сидела у Серафимы Яковлевны [кто это, не могла найти сведений; буду благодарна, если кто-нибудь подскажет]. Она сказала, что Рейзен получает много ругательных писем после своей заметки. Но что он говорит, что ничего подобного он не говорил, это дело рук газетчика.
22 апреля.
Сегодня в «Известиях» опровержение — от редакции: ничего из того, что было напечатано по поводу Шаляпина, Рейзен не говорил сотруднику “Известий” по телефону, а говорил даже “наоборот”…
Поэтому редакция “Известий” приносит свои извинения Рейзену, сотрудник же Ефроимзон уволен с работы».
Какие-либо комментарии, я думаю, излишни. Позволю лишь небольшие дополнения.
В эпоху «перестройки» эта история со статьёй о Шаляпине была вытащена на свет Божий - и снова посыпались упрёки в адрес Рейзена (напомню, что великий певец к тому времени был ещё жив – он умер в ноябре 1992 года в возрасте 97 лет – и даже отпраздновал своё 90-летие, выступив на сцене в партии Гремина в «Евгении Онегине»), и почтенному старцу пришлось вновь объяснять, что же было на самом деле. Да и сейчас нет-нет да и мелькнёт в какой-нибудь интернет-статье напоминание – вот, дескать, великий певец, а такой негодяй! Об опровержениях почему-то всегда забывают.
Да, в «Известиях» было напечатано: «Тов. Рейзен М.О. обратился в редакцию с заявлением, что он такой заметки не писал, что с ним была лишь беседа по телефону сотрудника газеты… Заметка резко расходится с тем, что было сказано в беседе сотруднику редакции». Тогда встаёт вполне резонный вопрос: почему того же самого не сделал Яншин?
Мне думается, надо взглянуть на положение обоих артистов в те годы. Это сейчас для тех, кто что-то читал и помнит, Рейзен и Яншин стоят примерно на одном уровне. А тогда Рейзен был Народным артистом СССР. Звание было учреждено в сентябре 1936 года, и Марк Осипович был удостоен его менее чем через год. Яншин в те годы – Заслуженный артист РСФСР (по рангу значительно ниже). Кроме того, упорно говорили, что Рейзена очень любил И.В.Сталин, а потому артист мог позволить себе многое (хотя, судя по воспоминаниям, никогда этим не злоупотреблял). Он и мог, конечно, возмутиться и сообщить о «методе, недозволенном в советской печати» (именно так написано в той опровергающей заметке), а Яншин… Тут, конечно, надо вспомнить, что история с реакцией на смерть Шаляпина произошла через два года после истории со статьёй о «Мольере» - возможно, имея перед собой подобный прецедент, он и рискнул бы выступить, но всё это было позже…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
Путеводитель по статьям о Булгакове здесь
