“В Терентьевском районе председатель Комитета Незаможних Селян товарищ М. для того, чтобы его систематическое пьянство не было замечено, наряжался в женский костюм и среди женщин пьянствовал, но напивался до такого состояния, что его крестьяне находили на улице в сонном состоянии и снимали с него грим женщины…”
Цитата из абзаца выше приведена из дела о партответственности коммунистов, обвинявшихся в алкоголизме и половой распущенности. Дело рассматривалось Контрольными Комиссиями РКП(б), далее просто КК. Поговорим об этом, вне всякого сомнения, интересном органе внутрипартийного решения подобных проблем.
В ноябре 1920 года была создана Центральная Контрольная Комиссия, далее ЦКК, имевшая свои региональные КК. Данный орган боролся с растущим статусным расслоением внутри партии, следил за облико морале и не давал позорить имя Ленина в глазах беспартийного большинства. Гражданская война, и последовавший за ней нэп привели к неизбежному расслоению внутри партии на верхи и низы, и чтобы все были равны, и никто не был равнее, КК неустанно трудились, став, по сути, партийным судом, параллельным суду гражданскому. Ни один съезд 1920-1934 годов не проходил без доклада ЦКК, что намекает на далеко не последнее место комиссии в партии. Руководителями и председателями ЦКК в свое время были: Орджоникидзе, Ежов, Куйбышев и другие менее известные личности.
Чем же занимался данный орган? В некотором смысле, он лечил болезни партии, ведь именно так назывались наиболее частые нарушения партийной дисциплины. Вот они: склоки, карьеризм, близкие контакты с нэпманами, хозобрастание (это когда коммунист больше думает о своем хозяйстве, а не об общем деле), излишества в личной жизни, пьянство, распутство, религиозность и нетоварищеское отношение к женщинам. Возникает вопрос - и как такое лечить? Не поверите, не массовыми расстрелами, а добрым словом без пистолета. Данные проблемы рассматривались не столько как косяки конкретного человека, сколько как болезнь всей партии. КК старались наставлять путем товарищеской беседы, делая упор на увещевание и осуждение. Здесь надо отметить, что иногда в КК попадали такие дела, за которые сейчас можно легко отхватить несколько лет в местах не столь отдаленных. Приведу пару примеров: в докладе ЦКК от 1925 года указывалось, что в одном провинциальном городе 12 из 30 членов местной милиции получили взыскание за то, что гонялись за гражданскими людьми с оружием. В другом городе наряд милиции приехал арестовывать вломившегося в дом грабителя. По прибытии они обнаружили спящего в ванной бухого в ноль местного военного комиссара. Пришлось его охранять, пока не проспится. Другой пьяный коммунист арестовал всех девушек на вечеринке и посадил их в баню (чем-то они ему не угодили). Заступившийся за них товарищ едва не словил пулю. Вот с такими кадрами предполагалось работать добрым словом, а не расстрелом. Вообще в том докладе много чего было интересного - то члены партии дерутся на партсобрании, откусывая друг другу пальцы, то бухие в доску блюют во время своего же доклада, насилуют уборщиц, растрачивают партийные деньги на цыган и рестораны, etc, etc. Ревущие 20-е, soviet edition.
У вас после вышеописанного не возникло некоего диссонанса? Ведь таких людей старались исправить, а не наказать, причем исправить в форме беседы и товарищеского осуждения. Причем даже старались не исключать из партии, а давать квест, мол, изучи труды Маркса-Энгельса, или прояви себя в чем нибудь кроме бухла и женщин, а там посмотрим. Даже больше - ЦКК не имели никаких полномочий для наказания вообще, кроме исключения. Осудить? Да, умели, любили и практиковали. Понятно, что за серьезное нарушение дело передавали в гражданский суд, а там тебя уже ждало уголовное наказание, вплоть до высшей меры. Идея об исправлении грешника, то бишь нарушителя партийной дисциплины, постоянно прослеживалась и в документах. Например, в уставе партии предлагался целый комплекс мер по исправлению и возвращению на путь истинный. Читавшим воинские уставы многие моменты покажутся знакомыми: постановка на вид, порицание, указание на проступок, выговор, строгий выговор, строгий выговор с предупреждением и исключение. Вот и все инструменты ЦКК по воздействию на нарушителя дисциплины.
Таким образом, мы имеем довольно весомый внутрипартийный орган, который занимался увещеванием провинившихся, наставлением на путь истинный и работой над своей личностью. И тут мы подходим к интересному вопросу - откуда такой гуманизм? Ведь даже во время репрессий 1935-1938 годов Ежов, а за ним и Сталин не переставали в самых своих грозных речах утверждать, что на первом плане стоит перевоспитание, а не наказание. Мы можем предположить, что все эти высокие речи о воспитании и ненаказании лишь красивые слова, своего рода ширма, обман, для прикрытия массовых расстрелов. И такая точка зрения вполне имеет право на жизнь. Однако, здесь мне хотелось бы обратить внимание на довольно любопытный исторический прецедент, подозрительно схожий с ЦКК - церковный суд РПЦ и раннего христианства в целом. И там и там утверждалась идея о первостепенности исправления, а не наказания, увещевания, а не исключения. ЦКК и церковный суд существовали параллельно гражданскому суду и никак себя с ним не отождествляли и, как вишенка на торте гуманизма, оба органа порицали кровавые наказания. Но о судах поговорим немного позже.
Автор - Антон Коженков, #коженковкат