Никогда в жизни Сафие не проходила такой страшный путь. Пока шла по длинным переходам дворца, все, что угодно передумала. Богатое воображение рисовало самые жуткие картины близости со старым падишахом, который в ее воображении представлялся тем самым дэвом, которым постоянно угрожала Берку-хатун. Она хотела только одного — упасть и умереть на месте.
Поэтому, когда вдруг споткнулась, упала и больно ударилась коленками. Девочка безумно обрадовалась. Неужели небо услышало ее молитвы и решило забрать к себе... Однако в тот момент, когда евнух помогал подняться, хатун вдруг успокоилась и сообразила, что о хальвете речи идти не может.
Во-первых, в хаммам, как это полагалось делать, если верить всезнайке Айсель-хатун, ее не отправили. Служанки поспешно одели, быстро подкрасили глазки и губки. Во-вторых, душистых масел пожалели. Лишь по капельке за ушами да на грудь позволили капнуть. А ведь такого быть не должно. Наложница султана, как любила повторять Берку-хатун, должна благоухать словно роза...
В-третьих, вряд ли строгая Михримах-султан позволит сотворить подобное в своем доме, а с учетом ее безумной любви к покойной матери, тем паче. Даже ради укрепления династии…
Тут Сафие не удержалась и хихикнула, вспоминая, рассказы о том, как принцесса отправляет в покои своего брата наложниц, чем доводит до исступления свою невестку-венецианку. Девочка ее ни разу не видела, но почему-то заочно испытывала сильную неприязнь и страх, хотя в гареме имелись рабыни, жалевшие баш-кадын. Перед сном постоянно обсуждали страдания Нурбану-султан и удивлялись, почему она не может противостоять дочери падишаха и сестре шехзаде Селима.
Еще они обсуждали давно остывшее ложе повелителя, который после смерти ненаглядной Хюррем не смотрел ни на кого из женщин, пусть даже молодых и красивых. Какое-то время его уединение пыталась украсить некая Гульфрем-хатун, вроде как его бывшая икбал и даже родившая ему шехзаде, умершего в раннем детстве. Только ее дни рядом с султаном длились недолго. Вскоре ее не стало и вновь рыжеволосая Хюррем заняла все мысли и сердце падишаха.
Эта странная женщина не отпускала его сердце, даже оставив бренный мир… Что, кстати, не могло ни удивлять. Разве подобное возможно? Неужто и впрямь в этом жестоком мире, куда попала, существует любовь и жестокий падишах ее испытал? Если это так, то Госпоже Босфора можно только позавидовать. Не каждой женщине доступны подобные чувства. Многие проживут всю жизнь и никогда ничего подобного испытают...
Рабыня немного выдохнула, успокоилась и принялась осматриваться. Рядом с ней важно шествовало еще несколько наряженных девиц, с которыми постоянно приходилось общаться на занятиях. умом они особым не отличались, красотой и обаянием тоже. Но так думала только она, сами-то они себя считали гуриями. Вывод напрашивался сам собой: скорее всего будет просто смотр рабынь. Вопрос теперь заключался только в одном — кому выбранная красавица будет предназначена… Если старому падишаху, то тогда лучше оказаться в кожаном мешке на дне Босфора.
Сафие едва не стошнило, лишь только представила его слюнявый рот на своих губах… Юная хатун почему-то была уверена, у султана нет зубов и сам он лысый и безобразный. И борода у него козлиная и сам он жутко вонюч. Девушка презрительно скривила хорошенькое личико, за что сразу получила тычок в бок от внимательной Берку-хатун, что ее сопровождала.
— Немедленно улыбнись, — прошипела она, — иначе будешь наказана!
Ох, как хотелось в ответ презрительно усмехнуться и ответить таким же тычком, да нельзя. Никто не знает, как потом все сложится, поэтому пока лучше изображать покорность. И Сафие-хатун послушно одела улыбку на пухлые уста...
Публикация по теме: Некоронованная королева Османов, часть 35
Продолжение по ссылке
