Прохор повстречал бабу Зосю сто лет назад. Ельцин переизбрался, цены на хлеб подскочили, дядя Леня удавился в сарае четвертой жены.
В лесу дело было, на окраине осинника, пожухлом ныне от проломленной лет двадцать назад просеки. Сквозь рыжествольные громадины теперь шла широкая полоса, сохранившая кое-где рваные следы человеческого наступления: консервные банки, резина, металлический остов брошенной машины.
Прохор с час брел по выдолбленному в суетной спешке маршруту. Вспоминал ту встречу, стыдился ее, гнал ненужные осколки, но переламывал, вспахивал прошлое, вываливая на поверхность памяти мельчайшие подробности.
Как добирались с дедом до скрученного в металлическое гнездо сгоревшего колеса. Как взмок от накатившего жара. Как отец одноклассницы в одних штанах пошел по деревне с целью искоренить капитализм. Вернулся обратно с бутылкой сивухи, укорененный в своей решимости продолжить битву, но на время решивший обождать.
Отсюда нужно держать левее. Как и двадцать лет назад. Ничего не поменялось, только обросло зеленцой, загустело. И деревень стало меньше. Повымерли.
Путешествие по бугристой местности давалось с трудом. Километры изматывали, ноги ступали по мягким кочкам. Эти взбухшие от невесть чего нарывы никак не удавалось всковырнуть толстенной прохоровой подошвой. А иногда хотелось…
Баба Зося однажды вывела ячмень на глазу. Одними словами, потусторонним шепотом. Губы старческие трепыхались вялыми заслонками, выдували нездешнее. Ячмень тогда успокоился, отступил. Острая боль в нижнем полушарии глаза погасла. Ради этого стоило добираться до почерневшей от времени и необжитости постройки.
Дед, сопровождавший внука до избушки лесничего, замялся, трепал огромной лапищей шапку. Баба Зося денег с гостей не взяла, даже в их сторону не смотрела. Мол, идите домой, я свое дело сделала, провернула. Дед и внук почти переступили через бревно-порог. Только на прощание баба Зося зажурчала скрипуче. Начала издалека, про половики, плохие дороги, радугу. Потом сделаю паузу и сказала, что коза сдохнет. Дед озадачился. Только бы не Белка. Так и случилось. Бабушка Татьяна Михайловна с воем кружилась над окоченевшей тушей. Ругала деда, выла, хотела разбить фарфоровую чашку, из которой Прохор не раз пил вкуснейшее молоко от Белки, но передумала. Ячмень на правом глазу сбежал.
Перед смертью дядя Захар поседел. Стал реже бриться. Оброс морозной щеткой, загрубел. А в характере, всегда спокойном и даже уступчивом, появилась странная отчужденность, принимаемая многими местными за глубину.
«Захар, ты как с картинки сошел. Будто из сказки тебя вытащили», - слышал он как-то от женщин, толпящихся в одной из безрадостных утренних очередей.
Эти ласковые фразы, роняемые без нажима в утренней толкучке, слово просо из разжатого кулачка, не могли вызвать Захара на откровенность. Он молчал. Общее ощущение ужаса не получалось вытоптать, смахнуть. Шел на кабана. Старуха возникла среди известняковых камней, выросших как грибы. Все, что хотел сказать хмурый мужик о своей встрече с бабой Зосей. Продолжение истории он утопил вместе с собой. Он утонул во время рыбалки. Мужики взъерошились, озадачились. Прохор помогал искать следы пропавшего лесника. Тело прибило к берегу через несколько дней. Поиски осложнились напористой в тот год весной. Болотистая низина каждый апрель опивалась черной, в виду множества бьющих ключей, водой. Место становилось непролазным, глухим, потерявшим видимые глазу берега. Какая рыба в этих местах?
Самые обостренные сельчане стали винить старуху Зосю. Требовали найти и порешить ведьму. Считалось, что его гибель неслучайна, как-то связана с таинственной старухой.
Захар погиб третьим после козы. Сначала покончил с собой дядя Леня, потом издохла коза, теперь вот и Захар. Прохор скользил по заросшей тропе и перебирал в уме: дядя Леня, коза Белка, Захар.
До избушки недалеко. Прохор рвал ботинками спутанную в сырые цепи траву. Спешил.
Продолжение следует…