Глава 3
2002 год
– Ты псих, – сказал Ромка с обычным восторгом, проследив полёт камня с мостика над дорогой. – Давай лучше просто плевать.
Камень был не очень большой, но попади Андрей точно в машину – повреждения были бы. Однако не попал. Кидал наугад – есть ли машина в тоннеле, нет – неизвестно, а движение тут, около парка, не очень интенсивное.
– Что ты сказал этой крысе? – после плевка Ромка расслабился. Залепить камнем в чужое авто и попасть в милицию – не то, о чём он мечтал.
Крысой они называли школьную психологичку. Не потому, что она была плохая, а лишь потому, что было в её облике внешнее сходство с этим зверьком. К тому же, когда говоришь о ком-то так пренебрежительно, то словно сам становишься круче.
– Она мне заявила, что я агрессивный, и спросила почему. Может быть, меня обижают дома?
– А ты?
– Соврал, что отец меня бьёт.
– Но он правда тебя бьёт, – Ромка плюнул второй раз и на подбородке его осталась ниточка слюны.
– Я соврал красиво, – сказал Андрей. – Будто бы он лупит меня головой о стенку, а когда я падаю, наступает на руки.
– Ты псих, – повторил Ромка, – а если они позвонят в милицию? Явятся проверять. Отец тебя в самом деле прикончит.
Андрей пожал плечами. Вероятность такого развития событий была минимальна. Кого волнует чужая семья? Все эти тесты проводятся потому, что психологам надо отрабатывать зарплату. И когда кто-то попадает в кабинет крысы, он может говорить ей что угодно, жизнь этого рассказчика всё равно не изменится. К тому же он не знал, зачем соврал и уж конечно, не прогнозировал результатов. С ним такое случалось часто. Вообще-то он врал почти всегда. Иногда продуманно, ради выгоды, и тогда заботился о последствиях, но чаще всего враньё выходило само собой, на пустом месте, и Андрей не мог объяснить, зачем, например, сообщил учителю, что летом был в лагере «Дельфин», когда лагерь назывался «Жемчужина моря». И зачем на школьной экскурсии он заявил, что его тошнит и он не может идти дальше, когда на самом деле оступился и подвернул ногу. Может, потому, что правда никого не интересовала?
– Пить хочется, – Ромка облизнул губы. – Пойдём домой или купим воды?
Сегодня они освободились в школе необычно рано – математичка заболела, и вместо двух математик образовалась дыра в расписании. После дыры намечался классный час, но Андрею и Ромке классная сказала – сходите к психологу и топайте домой, у вас же вечером игра. Отпустила она и ещё двух футболистов из класса. Только тех – без психолога, наверное, они крысе были не нужны. Не их очередь.
– Зачем покупать? – Андрей скинул рюкзак, пиджак и отдал Ромке форменный галстук. Расстегнул воротник рубашки. – Вон аптека, пойду да выпрошу.
Деньги у них были, но это было весело – зайти в аптеку или магазин и прикинуться, будто тебе дурно. Сплохело от солнца или переучился. Такое бывает. Обычно взрослые, поняв, что ребёнку нехорошо, тут же покупали воду, а то и сок, лишь бы дитя не грохнулось при них в обморок.
Ромка такие фокусы проворачивать стеснялся, но с наслаждением наблюдал за Андреем. В аптеку они вошли вдвоём. Имущество Андрея в руках Ромки не оставляло взрослым сомнения – мальчику уже так нехорошо, что он не в состоянии держать учебники…
На этот раз они разжились не только водой с лимонным привкусом, но и двумя леденцам – дали на кассе. Конечно, предлагали позвонить родителям, проводить домой и всячески изображали неравнодушие. Но это было лишним. Они соврали, что живут в соседнем доме, просто на грани обморока даже туда дойти было сложно. Но теперь – дойдут.
В парке, завалившись на траву, облизывали леденцы и улыбались друг другу. Андрей думал – странно, что ему так хорошо удаётся изображать больного. Притом что он почти никогда не болел в самом деле. Он мог упасть, ободрать коленки, наполучать синяков на футбольном поле или от собственного отца, порезаться, открывая банку сгущенки, у него могло заболеть горло или появиться насморк. Но – ничего более. Даже голова ни разу в жизни не болела. Кроме того случая, когда он решил проверить – а как это, когда болит голова. Это было перед выпускным из детского сада. Дура Лерочка плакала и жаловалась на голову, а он думал – ну как же так, чему там в голове болеть, если даже он знает – мозг лишён чего-то, благодаря чему человеку больно. Если отпилить руку или ногу, человек может умереть от боли, а если всадить гвоздь прямо в мозг – ничего не почувствует. Проверку он провёл самостоятельно – подкинув железное ведёрко так, чтобы оно стукнуло его прямо по макушке. Ведёрко рассадило ему кожу, да ещё позже вскочила шишка. Плюс воспитательница заинтересовалась – с чего он вдруг сам пробивает себе голову. Голова болела. Но только снаружи, как и любая другая ушибленная часть тела. Внутри не болела вовсе… При этом всём он отлично изображал проблемы со здоровьем. Может быть, это какой-то актёрский талант?
Ромка глянул время на телефоне – из школы их до сих пор встречали. Теперь не личная няня, как было ещё год назад, а пенсионерка из соседнего дома. Забирала одновременно Ромку и Андрея, доводила до консьержки и уходила обратно, чтобы потом вернуться и проводить на тренировку. Такая несамостоятельность угнетала, но Ромкина мама называла их время чудовищным и считала, что так будет правильно – лет до двенадцати мальчикам нечего делать на улице без сопровождения. А отец Андрея полагал, что раз уж Ромку встречают, то это правильно. Подумав о чудовищном времени, Андрей схватил Малиновского за руку.
– Не держал на лампе?
Это была его последняя идея – держать руки на включенной настольной лампочке, пока есть силы терпеть. Зачем? Он объяснял себе это тренировкой выдержки. Просто, чтобы она была. Чтобы терпеть и не сдаваться. И всегда побеждать. Ромке, конечно, нужны были иные объяснения.
– Следов нет, – сказал Андрей. – Ты струсил.
– Да ну тебя. Я всё же не пойму – нафига.
– А вдруг тебя украдут? – осведомился Андрей. – Будут пытать и выспрашивать какую-то информацию. Начнут жечь руки. А ты уже готов.
– Жданов, заткнись. Кто меня будет красть? Какую информацию? Я ничего не знаю.
– Это сегодня не знаешь. А завтра узнаешь. Тут тебя и поймают.
– Заткнись, – снова попросил Ромка. Он восторгался проделками, которые можно было оценить как лёгкое хулиганство, но настоящие страшилки не любил.
Пугать единственного друга стоило в меру.
– Ладно, Малиновский. Ты и правда никому не нужен. Всем на тебя начхать.
Повернувшись, Андрей обнаружил, что выпачкал рубашку травой. Их домработница пятна от травы не любила. Но какая ему разница.
На футбольный матч собрались все, припёрся и Сашка Воропаев, учившийся в параллельном классе и числившийся в команде противника. Он будто бы переболел простудой и в школе с утра ещё не был, а тут нарисовался в полном здравии. В раздевалке принялся рассказывать, какие они крутые и, конечно, победят. Андрей разозлился. Не правильной спортивной злостью, а совсем иной – когда противника хочется не победить, а уничтожить. Сашку он ненавидел с раннего детства. За то, что отец слишком часто его упоминал, за то, что их постоянно сравнивали, и за то, что случись Сашке быть в чём-то лучше – Андрей лишался одобрения. Воропаев был его личным врагом и вызывал самые кровавые фантазии. Проходя мимо него в раздевалке, Андрей наступил ему на ногу и тут же получил локтем в живот. Сашка тоже не питал к нему добрых чувств. Выяснять отношения активнее перед игрой было нельзя, и этим всё закончилось.
В ряду болельщиков Андрей увидел Ромкину мать. Сашкины родители не могли отлучиться с работы, его отец тоже. А вот Ромкина мама всегда приходила. Ещё и с какими-нибудь шоколадками или печеньем, бутылкой сока в пакете, чтобы им после игры можно было посидеть и отдохнуть.
– Мы их сделаем, – сказал Ромка радостно.
Ни черта не получилось. Они проиграли. Проиграли глупо – с разницей в один гол, и после матча Андрею уже не хотелось никаких шоколадок, никакой Ромкиной мамаши, зря сюда притащившейся. Сашка орал от восторга, и Андрей зажмурился, представляя, как на Воропаева падает что-то тяжёлое и ломает ему все кости. Бывало, что эта картинка заменяла реальную драку. Но не сегодня. Сашкины кишки ещё стояли перед глазами, но Андрей всё-таки кинулся на него. Чтобы тот перестал радоваться. Чтобы и тому стало плохо. Чтобы и у него появился повод рыдать ночью под одеялом. Не от горечи поражения, так от боли.
С днём этой драки Андрею повезло. Вернувшись слишком поздно, отец не стал вдаваться в подробности, только напомнил, что при случае не будет носить такому сыну передачки в тюрьму, где он непременно окажется, если не научится сдерживаться. Его даже проигрыш не особенно заинтересовал. Оставшись в комнате один, Андрей потрогал синяк под глазом, включил настольную лампу и поднёс к ней не кисть, а сильно ободранный в драке локоть. Он не хотел тренировать выдержку, он хотел получить внятный повод для истерики под одеялом. Десятилетние мальчики не должны плакать лишь потому, что проиграли параллельному классу в футбол…