Послевоенное время часто ассоциируют с танго. Посмотрите фильмы про это время, обязательно где-нибудь зазвучат "Брызги шампанского" или "Утомлённое солнце". Но тот период для танго оказался не таким уж тёплым - танец как жанр снова подвергся критике и должен был потенциально исчезнуть из музыкальной повестки страны, с пластинок, танцплощадок и эстрады. Но это оказалось не просто. Как это происходило - в моей седьмой статье о танго в России.
Похолодание. Джаз снова в опале
Отгремела тяжёлая война, страна идёт на восстановление, люди готовы отдохнуть от тяжёлых четырех лет. Казалось, что больше воевать ни с кем не надо. Но с 1946 года начинается "Холодная война" в бывшим союзником по Антигитлеровской Коалиции - США. Похолодания во внешней политикае отражается на внутренней, что приводит к новым "заморозкам". Начался поиск очередных врагов народа, предателей, шпионов, изменников родины. Устраиваются публичные акции, самое известное - Постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград", по которому изгоями объявляются поэтесса Анна Ахматова и самый популярный писатель Михаил Зощенко. Критике подвергаются композитор Дмитрий Шостакович и Сергей Прокофьев. Доходят руки и до лёгкой музыки, чистка которой идёт в двух направлениях.
Первое - это борьба с западным искусством. Вступив на путь Холодной войны, власти в СССР стремятся зачистить культурное поле от космополитических влияний. В цирке запрещается выступать во фраке и цилиндре, всех переодевают в косоворотки и лапти. Исключались саксофоны как буржуазный инструмент и даже аккордеон - как представитель уже "фашистского лагеря". Разумеется, западные танцы тоже исключались, а первую очередь - танго и фокстрот. Еще недавно самый популярный жанр снова попал в опалу, как это было в конце 1920-х.
Главный представитель того самого американского джаза - Александр Наумович Цфасман, можно сказать, классик в области советского танго. В 1946-м его освобождают от должности руководителя оркестра Всесоюзного радиокомитета. Убрать западников из музыки! Он уходит работать заведующим музыкальной частью московский сад "Эрмитаж", который снова становится мирной площадкой для встреч, концертов и танцев. Но очевидно, что танго как танец западный считается неприемлемым. Тем не менее, в том же 1946 году Цфасман успевает записать танцевальные мелодии с новыми исполнителями, на этот раз женскими голосами. Главные хиты того года: "Друг" - обработка польского танго "List" в исполнении Ружены Сикоры и "Говорите мне о любви", которую поёт Клавдия Шульженко.
Тогда же происходит опала на другого лидера советского джаза - Эдди Рознера. Еще недавно в начале войны он влился в отряды советского джаза, записывал танго с советским лауреатом Георгием Виноградовым, но уже в 1946-м его объявляют "третьесортным трубачом". Засомневавшись в возможности работать в СССР, Рознер предпринимает попытку нелегально вернуться в родную Польшу через Львовскую область. Но его арестовывает местный отдел НКВД и отправляют на 10 лет на Дальний Восток. Его последней записью того непростого периода оказалось танго "Прощай, любовь", она записывается 14 августа 1946 года. В 1947-м он уже на Колыме.
В борьбе за чистоту эстрады
Второе направление в чистке музыки на эстраде коснулось уже отечественного репертуара, а именно сентиментальные песни и любовные романсы. Предлогом стал выход второй серии фильма "Большая жизнь" Леонида Лукова. Среди претензий - звучащая в фильме "цыганщина". Песня Никиты Богословского "Три года ты мне снилась", которая рассказывает о тоске солдата по любимой, осуждена за кабацкую меланхолию. По фильму выходит специальное постановление от 4 сентября 1946 года. С этого момента, производство пластинок убирают из ведения Комитета по делам искусств и создаётся специальная комиссия по пересмотру репертуара. Теперь всякая сентиментальная и любовная лирика осуждается. А подобное содержание как раз относится и к танго. Оба музыкальных направления, песенное и танцевальное оказываются в одной яме.
26 октября 1946 г. выходит приказ № 115 Главного управления по контролю за зрелищами и репертуаром г. Москвы, по которому требуется изъять из эстрадных программ романсы и цыганские песни, а также убрать пластинки с их записями. По этой причине прекращаются записи вернувшегося в Россию Александра Вертинского, хотя его гастроли не отменяют. Правда, его репертуар просят переименовать. Так, например, "Палестинское танго" записывают как "Аравийская песня", что впрочем никак не мешало ему давать определение данной мелодии. По воспоминания Глеба Скороходова, которому удалось попасть на один из его концертов, Вертинский вышел на сцену и объявил: "Аравийская песня. Танго".
Но в случае с Вертинским система работала отдельно. Его концерты шли, но никаких отзывов в прессе не шло, будто певца и его песен попросту не существует. Труднее оказалось другим советским исполнителям. Уже известной и популярной Изабелле Юрьеве, исполнительнице романсов и любовной лирики, в т.ч. танго просто перекрывают кислород. От неё требуют сменить репертуар, петь больше идеологических песен. В ответ Юрьева вынужденно отказывается от выступлений и больше на сцену она не выйдет. Под опалу попадает и исполнительница русских народных песен Лидия Русланова, правда, по политическим причинам, как жена врага народа. Этот случай доказывает, что правительству в принципе было не важно, на какой стороне ты выступаешь. Под ударом каждый артист, даже с самым верным и правильным репертуаром.
Адаптация к холодам
10 февраля 1948 года выходит постановление ЦК ВКП(б) "За народность и реализм". Джаз был прозван музыкой духовной нищеты, вновь была вытащена цитата и великого Горького о музыке толстых, как он назвал её в 1928-м. Анафеме предаются все мелодии из джазового репертуара: танго, фокстроты, саксофоны. Тогда же ещё один классик танго Оскар Строк исключается из Союза композиторов Латвии за безыдейность.
В 1949 году упразднили Комитет по делам искусств, а работа над звукозаписями перешла в Комитет радиоинформации. Тогда предпринимается первый опыт работы с перезаписью с магнитной ленты на пластинки, благодаря привезённому из Германии аппарату "Темпо". Но записывают уже не легкую музыку, а большие оперы, которые продаются комплектом из нескольких пластинок. Есть ли место джазу и другой музыке? Советская пресса отвечает:
"Враждебные советскому народу, чуждые советской эстраде влияния безродных космополитов первую очередь необходимо искоренить в эстрадном репертуаре, в котором имеет место быть не только постыдное преклонений перед "заграничным", но и прямое осмеивание, оглупление советских людей. <...>
В плену западноевропейских и американских влияний находятся некоторые исполнители и авторы музыки на эстраде. Широко известно, что эстрадные оркестры, играющие в фойе кинотеатров, садах, ресторанах и кафе, в основном исполняют танго, румбы и фокстроты.
Это ненормальные положение усугубляется еще и тем, что некоторые композиторы - авторы инструментальной музыки и песен для эстрады - находятся под сильным влиянием западной музыки, оторвались от интонационных истоков русского народного творчества. Элементы таких безродных вненациональных интонаций есть в отдельных эстрадных песенках и музыке Цфасмана, Виктора Кнушевицкого, Строка, Покрасса, Табачникова, Каца, Минха, Рубинштейна".
из статьи А.Анисимова "Очистить эстраду от чуждых влияний", Советское искусство, 1949 г.
Что делать джазу и всем его деятелям в таком случае? Выход прост - просто изменить название. Джазовые оркестры называют себя теперь просто эстрадными. Но какую музыку теперь исполнять, без саксофонов и даже аккордеонов? Редактором Дома Звукозаписи в те годы был композитор Артур Полонский, автор ряда танго, которые исполнял оркестр Александра Варламова (на тот момент был в уже в ссылке). В 1947 году он обратился к начальству с предложением:
- Может вообще фокстроты и танго не писать?
На что получил ответ:
- Нет отчего же. Записывать можно, но изредка. И только наши. И без саксофонов. И без труб тоже. (из книги Глеба Скороходова "Тайны граммофона").
Возникает прежняя дилемма, которая возникла в 1920-х годах. Тогда (см. статью про НЭП) советские деятели боролись за создание новой культуры, но не придумали нового парного танца. В наступившие холодные времена решили в противовес западным танцам поставить бальные. На пластинки стали записывать забытые падеспани и падеграсы, были открыты заочные школы для их обучения. Но никто не был полон энтузиазма их танцевать. Это даже обыграл Леонид Утёсов в эстрадном номере. Молодой жених приглашает невесту на танец, но выясняется, что он совсем не умеет танцевать под менуэт. Такая же ситуация описывается в дневниках современников в те годы:
В старших классах девочки, естественно, интересовались мальчиками и ходили в соседнюю мужскую школу на вечера, где были танцы. К нам в школу почему-то мальчиков не приглашали. Я в школу к мальчикам не ходила. Я танцевать не умела. И мы решили с моей соученицей Эммой Благодаровой, жившей рядом, в доме № 8 в Угловом переулке, поступить в школу бальных танцев в Сокольниках. Помню, как мы возвращались поздно вечером с занятий от Белорусского метро по безлюдному Бутырскому валу мазуркой до самого дома. Мы научились и вальсу, и польке, и падекатру, и падеграсу, и краковяку, и падеспаню и т.п., но все это нам не пригодилось. Молодежь танцевала совсем другое. Даже на танцевальных площадках ухитрялись, если поблизости не было милиции, танцевать танго и фокстрот. Нас танго и фокстроту не учили, они были под запретом. Я же дома поднимала настроение цыганочкой, что всем очень нравилось. (из дневника Людмилы Зотовой, 1952 год, материал с сайта "Прожито")
В итоге танго уходит в подполье. Официально больше пластинки с танго, выходящие по надзором Комитета радиоинформации выходить не могут. На помощь приходят самопальные пластинки, более известные как "музыка на костях". На использованной рентгеновской плёнке начинают перезаписывать несколькими тиражами модные запретные мелодии. Пластинки имели плохое качество, но людей это не пугало. Подпольно расходились записи с танго Петра Лещенко. Причём попадались даже такие, которые вводили меломанов в недоумение. Оказалось, что была создана подпольная студия, которая сама записывала песни "под Лещенко".
Была найдена и полулегальная возможность тиражирования. При различных фабриках и заводах открывались свои местные артели по производству пластинок. Матрицы получали от фабрики "Пластмасс", на которых были запрещеённые танцевальные мелодии. Только названия на самих пластинках маркировали под "быстрый танец" (фокстрот) и "медленный танец" (танго). Музыку для таких пластинок исполняли небольшие оркестры под руководством Юрия Шахнова и Анатолий Бадхена. Еще до постановлений 1948-го одна из мелодий Бадхена - "Танго любимой" прошла в фильм "Уличная серенада".
Комитет радиоинформации пришёл в ужас, пытался всё запретить и тут. Но идеологическую музыку не брали, а на пластинках расходились песни в исполнении Александры Коваленко и Тамары Кравцовой. Такой способ тиражирования продлится ещё долгое время, почти все 1950-е годы. Исследуя записи этого периода находятся очень интересные экземпляры. Например, песня "Тропинка" в исполнении Александры Коваленко является версией классического аргентинского танго "Caminito".
Последние дни Петра Лещенко
С 1944 года Пётр Лещенко живёт в Бухаресте вместе с новой женой Верой. Румыния после войны стала советским анклавом, где еще находились советские военные части. Пётр и Вера Лещенко, как русские артисты, активно выступают на воинских частях, он пел, а она аккомпанировала ему на аккордеоне. В 1946-м они делали совместные записи на пластинки в румынском "Электрорекорде". Вера даже сольно записывает песню с стиле танго "Мама", которую написал специально для неё одесский композитор Модест Табачников.
Не смотря на разницу в возрасте в 25 лет, их брак был очень прочным и обещал быть счастливым. Но ещё прочнее оказались советские законы. Родителям Веры дали возможность беспрепятственно вернуться в родную Одессу, но в случае неё и Петра Лещенко всё было сложно. Обратившись в 1948 году в советское посольство, они получают ответ, что вернуться они могут только порознь. Пётр, как иностранный гражданин должен был согласовывать свой переезд в СССР через Министерство Иностранных дел, а Вера - через комиссию по репатриации. Но соглашаться на это супруги не хотели. В том же году на их концерты среди советских войск был наложен запрет.
Вместе они продолжают выступать различных кафе и кинотеатрах, в концертах в составе румынских артистов. В 1951 году они выступают в г. Брашове, Петр Лещенко арестовывают прямо во время антракта. Вера продолжила выступать уже сольно, надеясь, что произошла ошибка. В 1952 году ей назначили встречу с мужем в тюрьме г. Жилава. Он пообещал Вере, что его выпустят через пару лет. Вера работает в ресторане "Паркул", где уже арестовывают и её.
В Констанцы Вере поясняют, что её решение выйти замуж за румынского подданного, да ещё состоявшего в частях румынской армии подводит под статью "Измена родине". Поначалу ей грозил за это даже расстрел, но потом заменили на срок заключения длинною 25 лет. В 1954 году она вернулась на Родину, но уже в качестве арестантки. В том же году 16 июля в заключении умирает Пётр Лещенко. Так закончилась жизнь самого известного исполнителя русского танго.
Итоги холодной эпохи
Как видно, во времена позднего сталинского правления музыка попала в ту же опалу, как и в 1920-е годы, когда Сталин только-только пришёл к власти. И если тогда запреты носили характер анекдотичный, то теперь он стал по настоящему трагичным. Конечно, новые указы партии не заставили людей срочно перековаться в противников против буржуазной музыки и сентиментальных песен. Люди искали выходы, пусть даже порой опасные. Эти музыкальные мелодии не случайно стали символами времени, больше чем все партийные деятели. В будущем появились фильмы про довоенные, военные и послевоенные годы, в чьи названиях именно те самые запретные мелодии. "Брызги шампанского" Станислава Говорухина (1989), "Утомлённые солнцем" Никиты Михалкова (1994), "Рио-Рита" Петра Тодоровского (2008).
Смерть Сталина повлияла на многое, в том числе и на танцы. Если в учебниках по бальным танцам 1953 года танго не существовало вовсе, то уже через год оно появилось. Не смотря на насаждение идеологически верного репертуара, оно продолжило свою жизнь. Вот как описывается один из вечеров, посвящённых празднику 8 марта в тот год:
Состоялся вечер нашего класса, на который пришли и многие ребята их других классов. Девочек было много; я пригласил Инэссу и Светлану. Самодеятельность была не то чтобы хорошая, но оригинальная: сначала «живая программа» вечера, под предводительством Дюкалова, потом шуточный доклад, несколько музыкальных номеров, рассказ Жени Лавровского в шутливом тоне о поездке на «Турист», много чтения (стихи и проза). Программа была довольно большая.
Танцы шли на высоте, хотя и не очень большой. Фокстротов [нрзб: почти?] не было, вальс только один, остальное — танго. Мои «дамы», очевидно, поскучали, т.к. им много приходилось танцовать со мной, но всё же, когда я спросил, брать ли билеты на следующий вечер, сказали, что можно. (из дневника Олега Амитрова, 8 марта 1954 г, материал Прожито)
Танго продолжает свою жизни в России, пусть уже заметно обедневшее в композиторах и исполнителях. Жанр пережил трудности, став одним из неотъемлемых примет того времени.
Григорий Кириллов
