Твист, так называлось маленькое кафе на перекрестке Ленина и Свободы, аккурат напротив знаменитого стриптиз-заведения с космическим названием "Аэлита". Слева гастробар с приличной, но дорогой едой, а справа изысканный ресторан для совсем благополучных.
Собственно, это была квартира на первом этаже, отданная хозяевами под нежилое, которая из незатейливой дворовой наливайки выросла в полноценное заведение общественного питания. Два зала на десять столиков, огромные окна, крытая капитальным козырьком летняя веранда, телевизор и радио Олимп, Балтика, креветки, дока пицца двух сортов и пельмени. Жуткие, серовато-металлические, с острыми уголками и непонятным вкусом, но если запить кетчупом или майонезом пойдет, странного происхождения бургеры - булки с котлетами и сырной нашлепкой, недорогая водочка, а для тонких и чувствительных мартини бьянка. Растворимый кофе, чай из пакетика, жуткий сухарь от Фанагории, а может Фанаберии для совсем уж интеллигенции, сигареты с фильтром, чупа-чупс и кока-кола. Низкие цены, местный контингент и бесконечные часы работы. Место встречи страждущих и одиноких, заблудших и готовящихся заблудиться. Старых и молодых, женских и мужских, состоятельных и бывших. Демократия. Шахматы, телевизор с муз-тиви, кроссворды и карты, анекдоты и деловые встречи, веселый треп, любовные свидания и даже литературно-музыкальные вечера. Один раз читали Баяна Ширянова, другой Петушки, а если градус вырастал до настоящей культуры, пафосно декламировали Шекспира.
Кто только не забредал - пацаны и девчонки, патриоты и либералы, чиновники и бизнесмены, футболисты и качки, торговцы книгами или коммивояжеры с баулами, омоновцы и следаки, бандиты и крутые, армяне и азербайджанцы. Пару раз видели заместителя губернатора. Люди с похмелья -или те, кому срочно позвонить, выпить чашку кофе, купить сигарет или скоротать полчаса. Школьники, которые шумно и скоро заполняли пепельницы фантиками, целлофаном и рваными бумажками, солидные мужики, бравшие без присяду сто грамм и бутерброд, зверообразный владелец магазина спортивного питания, которому на секундочку в туалет, официантки из соседских заведений, залетавшие почирикать с "девичкими", деловые партнеры, пацаны в кожаных куртках или менты, отстоявшие нелегкую смену.
Иногда кто-нибудь приносил гитару и тогда вечер становился пронзительно томным. Ленчик изображал Вертинского - романтично смотрел поверх голов, вздыхал, целовал ручки близким дамам, картавил, грассировал и декламировал волшебный декаданс.
***
Доктор Игорь. Блестящий врач, почти доктор наук, влюбился как мальчишка, разумеется, студентку, разумеется, свою, разумеется, ушел из семьи - он же джентльмен, что взять с влюбленного - швырнул к ее ногам, что имел. И поимел, вернее, поимели. Его.
Успели родить двух детей, вовсю готовился к защите докторской - писал, исследовал, публиковал, ездил на конференции и тут, как всегда бывает в скверном анекдоте, грянули перемены. Роковые яйца.
Умер старый заведующий - друг семьи, покровитель и научный руководитель, сверху прилетела новая метла, которая тут же заявила - или делишься, или вылетаешь.
Делиться не захотел, и поперли - глупо подставили, объявили выговор, и сразу под сокращение.
Ушел с гордо поднятой, и как только от успеха, денежного довольствия и благополучия, огромных надежд и блестящих перспектив остались рожки да ножки, красавица студентка махнула ручкой.
Я еще так молода, сказала она со вздохом, такая жизнь - сплошное унижение, кокетливо глянула на Игоря - мол удачи тебе, солдат, напоследок поцеловала детей - еще увидимся, и упорхнула в неведомую даль напару с московским гастролером-каталой.
Игорь пацан местный, крепкий, важнее, пить бросил загодя, поэтому не опустился, а принял удар как мужчина - сжав зубы выстоял, мало того, быстро организовал бригаду-артель по выводу заблудших из пьянки-запоя, и снова пошел вверх.
Материальное наладилось быстро, заулыбался, стал снова посещать кафе, травить байки и вдруг бах - встретил ее, по-настоящему свою, ту, которая стала верной женой, а детям любящей матерью.
Теперь живут счастливо, дай им бог всякого блага, а молодуха приползла через полгода - обвислая и общипанная, без тени былой красоты или кокетства.
Просила - умоляла понять, простить, принять, клялась детьми, говорила "дура"...
Поезд на Юму.
***
Стас, бывший директор рынка. По молодости-фарце попал в передрягу, схолопотал срок, отсидел, а когда вернулся о нем позаботились - устроили на рынок, и не кем-нибудь, а самым главным.
В перестройку поднялся выше неба - летал в Дубаи с четырьмя охранниками за спиной, поил самолет, а потом гостиницу и пляж, а когда ходил в ларек за сигаретами, покупал окрестным пацанам конфеты и мороженки - всем кого видел.
Короче, искрил по-полной.
К сожалению, удача птица переменчивая, особенно, когда счастливчик пользует ее без удержу или остановки, а пьянка, сами понимаете, дама серьезная - захочешь, не отпустит.
Пробовал бросать - день, два, три, а на четвертый срывался.
Пил много, правда, аккуратно - обязательно за столиком и только по сто грамм за раз, закусывал конфеткой и запивал водой.
Начинал с утра, а потом строго и последовательно шел по графику, но вечером, если случались старые знакомые или молоденькие барышни, мог перейти Рубикон - так на то он и вечер.
Рано, поздно отовсюду поперли - с работы, семьи и квартиры, кому такой сдался - ни денег, ни вдохновения, ни кожи, ни рожи - пшел, собака. Хвала небу, нашлась добрая душа - Ирка-бухгалтерша, приютила, дала ключи от старенького Ниссана - мол, подольше за рулем, поменьше на стакане.
Водил Стас прилично, даже если выпимши, слава богу, никого не зацепило. Перед праздником бросался занимать - на святое, просил он слезно, сам понимаешь, не могу прийти к ней без цветов.
Хотя занимал и по будням, уже на водку или добавку - хочешь, под залог кассетника или видика, утюга или наушников.
Что делать, давали, и так, и сяк - жалко человека, поди не чужой.
Однажды поехали в лес, уже под вечер, вчетвером - двое надвое. Расстелили на капоте скатерку, разложили нехитрый закусон, аккуратно поставили сухонькое пойло, и тут, из машинного радио - Ив Монтан. Будто нарочно - осень, сумеречный лес, притушенные фары и томный танец на опавших листьях. Уединенность, тихая печаль и сладостная нега.
На следующее утро - боль под лопаткой, крутил рукой, массировал грудь, немного выпил, и к обеду отпустило, а вечером того - раз и готово, без всхлипов и мук, Царствие небесное.
Поминали в Твисте - суетно и разночинно. Кто-то что-то сказал, несколько раз выпили, пошли покурить и разбрелись по-тихому - не первый, не последний. Тайная вечеря.