Немецкий сборник серии «Музыка для всех» знакомит нас с чередою блистательных фальстартов в сфере кинематографа (Triple Cross) и молодежной дискотеки (Chills and Fever) с живым звуком. Альбом, о котором речь пойдет ниже, помог однохитовому кумиру переменчивых подростков, завоевать симпатию Америки среднего возраста.
Итак, тема данного очерка – «Четырнадцать мгновений весны»... Пражская еще не наступила. Близился юбилей Октябрьской революции, и по телевизору показывали документальный цикл «Летопись полувека», где уже не было ни Хрущева, ни Ежова, ни Риббентропа, ни Мао.
В марте месяце 1967 англичане выпустили четвертый альбом Тома Джонса, с британской щедростью включив в него четырнадцать треков вместо американских двенадцати. Хотя, точнее, программу этого диска было бы обозначить как «13 + 1», потому что остальные вещи служили качественным довеском к основной песне, с которой карьера великого певца, пускай со второго раза, стартовала по-настоящему.
В основном, это была классика в стиле кантри, разбавленная парой бродвейских стандартов, не вошедших в гениально-провальный альбом From The Heart.
Дюжину куда более броских, темпераментных и оригинальных песен той поры следует искать у Тома Джонса на его тогдашних синглах. И тем не менее, Green Green Grass of Home – пласт магистральный, по нему прослеживается переход от мотауна и ритм-энд-блюза к материалу, на который реагирует более зрелая и стабилизированная аудитория.
Сразу три композиции с этой пластинки были весьма оперативно изданы в СССР как образец хорошего вкуса на зарубежной эстраде. «Смешной знакомый, забывший чувства» – забавный пример перевода тех лет.
Этот стилистический кроссовер можно сравнить с двухтомником Рэя Чарльза Modern Sound In Country and Western Music, только с одной важной оговоркой – то, что было смелым новаторством в 62-м, пятью годами позже выглядело как манифест консервативной поп-культуры.
Итак, тринадцать плюс одна. Рассмотрим каждую из них, включая главный хит, как и все остальные, заокеанского производства.
Известная история про то, как Элвис, услышав «Траву» за рулем, позвонил на станцию с бензоколонки, представился и велел проиграть эту песню десять раз подряд, совсем не похожа на анекдот.
Никогда еще стиль countrypolitan не звучал так по-богатырски рельефно, он подступал как грандиозный мираж, в котором, как ни странно, осязаема малейшая деталь – мелизмы рояля, щелчок басовой ноты, Биг Джим Салливан с его плывущей струной. Трудно поверить, что это записано не в прериях, а на острове, каковым является главный стратегический партнер Соединенных Штатов.
И голос, голос. Не усиленный и считанный микрофонами, а напротив – увеличивающий каждую эмоцию до исполинских пропорций. Голос великана в туловище крепко сбитого валлийца, только что проделавшего ринопластику.
Ring of Fire – вот антипод и противовес есенинской «Зеленой траве» на этом диске Тома Джонса. Высокий пример кантри-модернизма в ритме индейского ритуала. Звучит, скорее, как Бо Диддли, Билли Джо Ройал или даже The Doors. Заполучив версию Эрика Бёрдона, я в свое время,\ не поверил своим ушам, с большим трудом припомнив, где я мог слышать это впервые. Во второй серии «Журналиста», где под неё беседуют американец, русский и девица европейского типа. Несмотря на интенсивный разговор, песня запоминается, навязывает себя зрителю. Только в картине Герасимова её поет Джонни Кэш (31 мин. 00 сек.).
Помимо «Пламенного круга» Бёрдона с Джонсом объединяет великолепное прочтение True Love (Comes Only Once In a Lifetime).
Any Day Now – к тому времени утратившая новизну, зато окутанная мистической дымкой.
Одна из нескольких песен Берта Бакарака, заимствованная Джонсом у Чака Джексона. Два года спустя Элвис включит Any Day Now в свой альбом, впервые за много лет никак не связанный с голливудской кинопродукцией.
Казалось бы безотказные «16 тонн» не произвели того впечатления, какое следовало от них ожидать, несмотря на пылкий пересказ этой исповеди пьяного шахтера.
Две песни Микки Ньюбери, будущего создателя «Американской трилогии», звучат так же конвенционально, как бытовая He’ll Have To Go, которая заслоняет кавалькаду мертвых всадников в небесах, уводя слушателя в область интимных отношений американской глубинки. Ghost Riders In The Sky с её «магомаевским» роялем, самая быстрая вещь на пластинке, помимо «Мохнатого Сэма».
Тема войны Севера с Югом не менее популярна, чем убийство из ревности. Это и «Дилайла» и «Баллада (не путать с «Одой») Билли Джо». В обоих случаях речь идет о готовности лишить жизни близкое существо из эгоизма или предрассудка. Об этом поется в истории Two Brothers, предшественнице проникновенной Sweet Was My Rose дуэта Velvet Glove.
Из архивов довоенного ретро извлекли не только «Глаза моей мамы», но и «Прохладную воду» – необходимая дань Бродвею и «поющим ковбоям». Слезливый во хмелю американизм орошает целое поле ромашек Чарли Рича, чья «Баллада про Билли Джо» была только что помянута нами выше.
Глумливо-ироничный Detroit City затрагивает проблему несовместимости города с деревней, завода и фермы. Безымянный персонаж «Зеленой травы» так же идеализирует свою малую родину.
Ирвинг Гордон (автор Unforgettable), Эл Фриш (Two Different Worlds) и Вулф Гилберт (автор «Девушки с Брайтона» и «Поющего раввина»). Корни всех троих – за чертой оседлости в Российской Империи. Наличие сразу трех представителей старой школы в репертуаре молодого певца красноречиво говорит о его дрейфе от девиц в мини-юбках в сторону дам в шиньонах и париках.
Поскольку взрослых в мире не меньше, чем молодых, в плане финансов для Сэра Тома такой переход обернулся самым благоприятным образом. В отличие от героев его песен, которым не везет ни в любви, ни с трудоустройством.
Но для нашего слушателя это были просто красивые песни на красивом иностранном языке, пропетые красивым и сильным голосом, который невозможно спутать с чем-либо еще.
Интонация Тома Джонса породила моду на британский акцент в анекдотах и тостах, потеснив в этом поджанре самодеятельности грузинский и дойч.
Вспоминая степной простор «Зеленой травы» в душном автобусе, человек видел себя за рулем открытого шевроле…
Ведь недаром «Трава» в каком-то смысле дублирует сюжет новеллы «Случай на мосту через Совиный ручей», где герою мерещится одно, а происходит с ним совершенно другое.
В душистом и душном автобусе, везущем его после пахоты туда, где ему, подобно герою песни Джонса, суждено провести остаток дней. В песне слышалась ширь и размах, немыслимый в тесноте общественного транспорта. Вероятно, так действует дорогой наркотик или нисходит благодать. Двойная доза ослепительной зелени… И далеко не каждый был в курсе, что это монолог преступника, осужденного пожизненно за что-то, должно быть серьезное, за что тюрьма его живым на волю не выпустит, почти как у Высоцкого: «за меня невеста отрыдает честно…»