В продолжение темы "Заклинатель змей". Как-то в библиотеке нашей части мне попалась книжка о случаях каннибализма в блокадном Ленинграде. Я тогда сочинил свою историю и рассказывал ее сослуживцам. А сейчас вот подумал и сделал из нее радиопьесу. Может, кому-то покажется интересной эта штучка. Итак...
Действующие лица:
1. Мать, тридцать восемь лет.
2. Отец, сорок два года.
3. Дедушка, семьдесят восемь лет.
4. Бабушка, семьдесят четыре года.
5. Мальчик Дима, двенадцать лет
6. Девочка Катя, шесть лет.
Пустынный проспект. Метель. Кажется, что сами многоэтажки съежились от холода. На стене дома - фанерная табличка с надписью, сделанной черной краской «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». На ней, канцелярскими кнопками, прикреплено объявление, написанное на листе, вырванном из ученической тетради «Продаются гробы. Проспект Римского-Корсакова , дом двенадцать, квартира шесть. Петухов».
Хлопает от порывов ветра дверь парадного. Метель врывается в подъезд через выбитые стекла. На ступеньках, ведущих на верхние этажи – наледь. Деревянные накладки перил оторваны – жители подъезда давно использовали их вместо дров.
В квартире на четвертом этаже царит полумрак, хотя на улице еще только середина дня. В комнате шестеро. Три поколения ленинградцев…
На кровати - мальчик Дима и девочка Катя. Их маленькие, осунувшиеся личики едва различимы среди груд наваленного на них тряпья. На диване, перед печкой-буржуйкой сидит старик, закутанный в стеганое одеяло. Поредевшие седые волосы облепляют череп. Тусклый взгляд безучастно направлен в одну точку. Рядом - старуха. На голове ее шапка-ушанка, в трясущихся руках - кочерга. Старуха ворошит ею золу в печи-буржуйке.
В изголовье кровати сидит мать. Худое, изможденное лицо. В ее глазах полная обреченность время от времени сменяется жаждой действий. Тонкие, как спички, руки женщины нервно теребят край одеяла, которым укрыты дети.
Отец, высокий, высохший от голода в щепку мужчина стоит, прислонившись к дверному косяку. Кажется, что он вот-вот упадет.
Монотонный шорох метели, цепляющейся за оконные стекла колючими снежинками, нарушается металлическим лязгом. Это старуха с досадой захлопывает дверцу печи.
Бабушка: Так тихо. Я никак не могу привыкнуть к этой тишине.
Отец: А мне кажется, что на улице достаточно шума. Эта проклятая метель…
Бабушка: Я говорю о другом шуме. Том, что издают живые люди. Все бы отдала за то, чтобы слышать стук дверей в подъезде, смех детей, лязге едущего трамвая…
Дедушка: Да-да. Трамвай. Такое впечатление, что тридцать четвертый, на котором я всегда ездил в парк, перестал ходить. Разве маршрут сменился? Разве я что-то упустил?
Мать (тихо, но с отчетливыми нотками ярости): Ты упустил, никак не меньше года, старый маразматик.
Отец: Я все слышу. Не смей его так называть!
Мать: Значит, с ушами у тебя все в порядке. Так услышь кое-что еще! Ты - мужчина! Глава семьи. Должен быть добытчиком. Так будь им и достань хоть чего-нибудь съестного!
Отец: Если мог, давно принес бы, но… У всех одна и та же проблема!
Мать: Я уже который день слышу пустые отговорки. Еды не прибавится, если будешь сидеть в квартире! У всех, у всех… Твоя семья – не все! Заботиться о нас – твой долг. Делай, делай же что-нибудь! Мы не продержимся и суток!
Отец (повышая голос): Оставь меня в покое! Я не знаю… Понимаешь, не знаю, что мне делать! Впервые в жизни не знаю. Пусто. Повсюду пусто. И везде только люди. Такие же голодные, как мы. Весь город – один пустой желудок, готовый переварить даже ржавые гвозди! Я не знаю, что делать!
Мать: Он не знает! О, Господи! Он не знает! А кто тогда знает?!
Дедушка: Я. Я знаю. В спальне. На подоконнике. Есть немного столярного клея. Из него можно приготовить отличный студень. Настоящий студень. Вкусный и питательный студень Я завернул клей в газету… Вам повезло. Такой, хи-хи-хи, запасливый старик! Да, мои дорогие! Студень! Наконец-то мы сможем пообедать.
Бабушка: Нет там никакого клея. Ты все забыл. Клей мы съели еще неделю назад…
Дедушка (медленно и мечтательно): Странно. Как я мог об этом забыть? В последнее время у меня что-то происходит с памятью. Забываю о том, что было несколько минут назад и прекрасно помню то, что было давным-давно. Странно, ох, как странно. Воспоминания должны стираться со временем, а мои – наоборот. Проступают все ярче. Вот вам пример. Однажды, с главным бухгалтером Иваном Францевичем… Ну, моим сослуживцем. Славный был человек. Он умер в тридцать восьмом. Тогда мы еще жили на Васильевском острове. Так вот я и Иван Францевич, прекрасным субботним солнечным утром отправились на Ижору. Был отличный клев и уха получилось отменной. Такая густая, что ложка просто стояла в ней. А сверху плавали блестящие круги жира, похожие на медали. Покойный Иван Францевич умел готовить уху. Был у него секретный рецепт. Честно скажу – такой чудесной ухи мне пробовать больше не доводилось. Может, поэтому я так все хорошо помню?
Мать (голос дрожит от ярости): Ради всего святого, старик, избавь нас от своих дурацких воспоминаний! И о еде больше ни слова! Пропади ты пропадом со своей ухой и Иваном Францевичем!
Дедушка: О еде? Разве я говорил еде? Ах, да. Действительно говорил. Старый дурень. Покорнейше прошу прощения. О еде – ни-ни. Но уха… Славная была уха… Да… Богом клянусь – ложка стояла в ней вертикально!
Катя: Мама, мамочка! Я, кажется, описалась!
Мать (раздраженно): Ну, вот. Только этого еще не хватало! Теперь придется подкладывать что-то сухое… А где я найду что-то сухое? Мало у нас проблем, так и еще ты. Делаешь это специально, чтобы разозлить меня?
Катя: Нет-нет. Я не специально. Ничего страшного, мамочка. Так мне даже теплее.
Мать: Что ж будем считать, что тебе повезло. У нас, ха-ха-ха, появился новый способ согреться без дров.
Отец: Перестань ерничать. Я спущусь вниз. В шестую. К Петуховым. Попробую…
Мать: Тоже правильно. Тоже верно. Самое время навестить этого гробовщика. Скажи ему, что все мы скоро будем в полном его распоряжении… Этот гений молотка и рубанка и в лучшие времена приводил меня в бешенство уже одним тем, что раскланивался со мной у парадного. Хотел выглядеть воспитанным, но я-то знала, как ненавидит нас этот плебей, которого переселили из «коммуналки» в приличный дом только за то, что он сделал гроб какому-то важному партийному начальнику. Во что, во что, о Боже, превратился этот дом! Наш сосед – гробовщик!
Отец: Прекрати истерику. Какая нам польза от того, что ты училась в Смольном? Гробовщики – тоже люди. Попробую одолжить у Петухова что-нибудь из мебели на дрова. Если повезет – выпрошу чего-нибудь съестного. А ты… Займись чем-нибудь путным, чтобы перестать злиться по любому поводу.
Мать: Чем, например? Только скажи! В последнее время дел на кухне у меня совсем нет. Могу вымыть полы или… Что прикажете, Ваше Величество? Может, почистить вам сапоги?
Отец: Ты спятишь, если не найдешь чем себя занятия. Ты уже сходишь с ума и не замечаешь этого. Тяжело всем, но никто не ведет себя так, как ты. Во всех нас видишь врагов. Расскажи детям сказку. Когда-то это у тебя неплохо получалось.
Выходит из квартиры, громко хлопнув дверью.
Мать: А это идея… Сказку, значит… Ага. Сказку. Какую бы сказку вам рассказать, мои маленькие и старенькие друзья? Сегодня ведь не каждая сказка будет уместна. Придется мне сочинить что-нибудь новенькое…
Пружины издают похожий на стон скрип, когда мать ложится рядом с детьми.
Мать: Давным-давно, в некотором царстве, в некотором государстве жили да были король с королевой. Они были молоды и красивы, очень любили друг друга. А жители королевства, в котором круглый год было только лето, были сыты и счастливы. Король и королева жили в замке из белого мрамора, с башнями, на шпилях которых развевались разноцветные флаги. Не было во всей стране никого веселее королевы. Она всегда наряжалась в платья самых ярких цветов, а когда гуляла с королем среди зеленых лугов и золотых пшеничных полей, звонкий смех королевы слышала вся округа. Да… Вся округа… Королева очень любила своих поданных и они отвечали ей взаимностью. В каждом доме королевства висел портрет царственных особ, которому люди молились, как иконе.
Длинная пауза. Слышно, что на улице метель перерастает во вьюгу. Скрипят пружины - это мать приподнимается на кровати. Бормочет себе под нос что-то неразборчивое. Потом начинает петь.
Я питаюсь каждый день.
Есть еду совсем не лень.
Я всегда найду еду.
А иначе пропаду.
Дима: Ма, почему ты поешь? Ты ведь рассказывала. Сказка очень интересная. Рассказывай дальше!
Катя: Да-да, мамочка. Ты так хорошо рассказываешь. Я будто вижу все своими глазами!
Дедушка: Я тоже. Хорошая сказка. Добрая сказка. Помнится, еще мой дед рассказывал мне такие сказки. Только тебе до него далеко. Сказки дедушки были очень смешными. И я смеялся… Хохотал до коликов в животе.
Начинает смеяться. Дребезжащий, старческий смех перерастает в надсадный кашель.
Бабушка (с тревогой в голосе): Тебе плохо? Тебе плохо?!
Дедушка (продолжая кашлять): Почему так темно? Включите свет, раздвиньте портьеры! Я ничего не вижу. Не могу бродить в темноте. Боюсь. Не могу! Свет, дайте свет! Кхе-кхе… Грудь. Больно. Здесь больно!
Бабушка: Кровь! О Господи! Он кашляет кровью! Милый, не надо. Я сейчас вытру тебе подбородок. Так. Вот так. Хорошо.
Мать (громко, чтобы заглушить кашель дедушки и причитания бабушки): Не обращайте внимания, дети. Ничего с дедом не станет. Старики всегда кашляют так, словно готовы выплюнуть своим легкие. Противно слушать! Противно смотреть: он испачкался, как свинья! А я говорила о королеве. Так вот, вечное лето, бесконечный смех и беззаботная жизнь, казалось, никогда не прервутся. Однако все закончилось, когда однажды солнце начало светить слишком ярко. Оно уже не согревало землю, а жгло ее. Делало раскаленной, как сковорода. Цветущие луга превратились в выжженные пустыни, с растрескавшейся от засухи землей. Поля, где колосилась пшеница, больше не давали урожая. Все запасы еды закончились очень быстро. В королевстве начался голод…
Бабушка: Зачем ты рассказываешь эту чушь? Хватит!
Мать: Вы хотели сказку. Так слушайте! Голод косил людей сотнями и тысячами. Не щадил ни бедных, ни богатых. Сначала пришлось съесть домашний скот, всю птицу, потом люди принялись за кошек и собак… Люди гонялись за ними. Собаки громко лаяли, кошки пронзительно мяукали. Только эти звуки слышались в королевстве, где раньше не слыхали ничего, кроме смеха и песен. А потом пришла тишина. Она означала, что кошки и собаки закончились. Всех их сварили и съели…
Катя: Мамочка! Твоя сказка – страшная.
Мать: Нет, доченька. Она правдивая. Тебе пора становиться взрослее. Мир жесток и выжить в нем легче взрослым. А детей, если они не повзрослеют, ждет участь кошек и собак. Так-то!
Бабушка: И все-таки лучше замолчи!
Мать (с истеричными нотками в голосе): И не подумаю! Перестань затыкать мне рот! На чем я остановилась? Да. Пришлось съесть всех кошек и собак. Совсем как у нас. Свою кошку мы съели две недели назад. Уже забыли? А мясо-то было вкусным! Когда я варила из Мурки суп, ты, старушка, то и дело заглядывала на кухню. Не потому, что тебе было жалко Мурку. Просто из кастрюли так вкусно пахло. А потом ты жрала суп из кишок кошки так, что едва не захлебывалась. И чавкала! Помнишь? Вижу – помнишь!
Катя: Как съели? Вы же сказали мне, что Мурка сбежала!
Дима: Конечно, сбежала, сестричка. Мама шутит. Мурка сбежала. Она скоро вернется и ты сможешь ее погладить, а она заурчит так, словно поет песенку.
Мать тихо смеется. Потом начинает хохотать. Внезапно слышится стон дедушки. Он хочет что-то сказать, но из горла вырывается лишь булькающие звуки. И наступает тишина.
Бабушка: Что с тобой?! Скажи же что-нибудь! Почему молчишь?! Он… Что с ним? Он…
Скрип пружин. Шаги. С минуту в комнате слышится только пение вьюги за окном и тяжелое дыхание бабушки.
Мать: Он умер. Почему вы все так на меня смотрите? В его возрасте это должно было когда-то случиться! Опять все свалите на меня. Он умер. От старости и от голода. Чтобы жить, старики должны хорошо питаться. Это придумала не я!
Вьюга усилилась. Порывы ветра ударяют в окна, вызывая дребезжание стекол. Тихо плачет бабушка. Слышен скрип входной двери.
Отец: Я достал немного дров… Эти доски позволят нам согреться. Что произошло?
Грохот падающих на пол деревяшек.
Мать (ехидно): А что происходит, если целую неделю голодать? Перестань задавать глупые вопросы. Он умер и больше не будет болтать ерунду о своем Иване Францевиче, с которым ездил на рыбалку и готовил уху. Перестанет вспоминать о парке, где играл в шахматы с такими же старыми пердунами!
Отец: Та-а-ак… А у Петуховых никого нет. Пусто. Похоже, уже несколько дней.
Мать: Гробовщик окочурился где-то на улице. В самое неподходящее время. У него ведь сейчас столько работы! Ты нашел в шестой что-нибудь съестное?
Отец: Обшарил всю квартиру. Шаром покати.
Мать: Так я и знала. Тебя только за смертью посылать. Впрочем, не тот парень Петухов, чтобы оставить, что-нибудь после себя. Он, еду, если она и была, в могилу утащил. На том свете будет жрать, пока не лопнет. Выйдем на кухню. Нам надо кое о чем поговорить. Ты тоже иди с нами, бабуля. Хватит хныкать. Ему уже ничем не поможешь.
Взрослые уходят. Дети остаются в комнате одни.
Катя: Дима, что происходит с мамочкой?
Дима: Ничего. Она просто голодает, как и все мы. Ну и… Злится по пустякам.
Катя: Нет-нет. Она стала другой. Становится другой, когда рассказывает эту гадкую сказку… Я начинаю ее бояться. И ее, и сказку…
Дима: Глупышка. Все будет хорошо. Сейчас папа растопит печь. Станет тепло, а потом… Потом он достанет еду. Обязательно достанет!
Катя: Хорошо бы. А то я уже не чувствую ног. Как думаешь: это оттого, что мне холодно или потому, что я давно ничего не ела?
Дима: Не знаю. Но у нас все будет хорошо. Просто отлично.
Катя: Сегодня, когда я уснула, мне приснился сон. Мне снилось, что у меня День рождения. С кухни доносились вкусные запахи… Помнишь, какими хорошими были такие дни? Обычно, я делала вид, что сплю. Знала, что папа уже купил подарок, а мама испекла вкусный торт. Я специально не вставала и ждала, когда они войдут в комнату… Но на этот раз никто не пришел и я проснулась, оттого, что начал болеть животик.
Дима: Да. В нашей семье умеют отмечать праздники. Помнишь, в позапрошлом году мне подарили модель самолета? А тебе…
Катя: Мне - корону! В детском садике я была принцессой. Самой красивой принцессой. Ах, какая чудесная у меня корона! Вся в разноцветных блестках. Когда фашистов прогонят и война закончится я обязательно снова ее надену!
Дима: Конечно, наденешь. И обязательно будешь самой красивой. Потому, что ты у меня – красавица!
С кухни доносятся голоса. Взрослые о чем-то спорят. Они то кричат, то переходят на шепот. В комнате слышны только обрывки фраз.
Отец: Даже не говори об этом! Как у тебя язык поворачивается! Ты рехнулась!
Мать: Нет другого выхода! Иначе мы все умрем!
Бабушка: Жизнь прожила, а такого не слышала. Будь ты проклята, ведьма!
Мать: Заткнись, старая дура! Мы – последние в этом подъезде и если…
Отец: Тихо. Не приведи Господь, дети услышат…
Взрослые шепчутся. Скрипят половицы, входит мать.
Мать: Глупо. Как глупо отрицать очевидное. Глупо, наивно и… преступно. Да-да. Преступно. По отношению к другим. Кто-то же ведь должен выжить. Обязан. Мы - одна семья. Мертвые должны помогать живым. Голод – не тетка. Так говорят люди и она правы. Теперь я точно знаю. Голод не тетка. Голод это… Чудовище, которое поселяется в твоем пустом желудке и начинает пожирать тебя изнутри. Начинает с тела, а заканчивает мозгом. Так, чтобы было, как можно больнее. Но с чудищем этим можно и нужно бороться. Если желудок полон, голоду негде поместиться.
Дима: О чем ты, мама?
Мать: О природе голода. О том, что мы – семья. Ячейка общества. Разве тебе не говорили об этом в школе? Семья – узкий круг близких людей. Семейные тайны остаются внутри семьи. Даже если мы сделаем что-то очень плохое, никто кроме семьи об этом не будет знать.
Отец: Вот и печка разгорелась. Всем будет тепло. А я не позволю тебе сделать ничего плохого. Я видел у Петуховых большие санки. Думаю, нам они будут в самый раз. Его надо завернуть…
Бабушка (всхлипывая): Да-да. Вот простыня. Почти чистая.
Отец: И веревка. Нужна веревка. Я ее поищу. Дети, дедушка умер. Он был старенький… А когда люди старые, они умирают. Это – закон природы. Сейчас отвезу дедушку на кладбище и вернусь.
Мать: Кладбище? Ты едва волочишь ноги. Пока доберешься до места, тебя можно будет самого хоронить.
Отец: Я вернусь. И принесу еды.
Мать: Свежо предание, да верится с трудом. Хочешь я подскажу тебе заклинание, чтобы приманить пищу? Еда, еда, иди ко мне сюда. Иди сюда ко мне, еда, тебя я съем тебя сейчас. Еда, еда, иди ко мне сюда…
Катя: Мама, пока папа не принес покушать, можно мне немного водички?
Мать: Конечно, доченька. Этого добра у нас сколько угодно.
Отец: Нельзя, Катюша. От воды ты распухнешь. Она никогда не заменит пищу.
Мать: Чья бы корова мычала… Займись лучше делом.
Шаги. Вновь скрипит входная дверь. Возятся с телом.
Бабушка (плачет): Вот и нет его. Как мне жить дальше?! Всю жизнь мы были вместе. В горе и в радости. Как и обещали в церкви. Мы так любили друг друга… Ах, мой дорогой, что теперь мне делать?
Мать: Там, куда он ушел ему будет лучше, чем здесь. Ни холода, ни голода. О еде там не думают, потому, что там ты сам становишься едой для чертей. А что касается тепла, то в аду всегда очень жарко.
Бабушка: Ты… Ты… Лживая тварь! Он в раю!
Мать: Ну, конечно же. Что есть рай в нашем нынешнем понимании? Это место, где тепло и полно жратвы. Это место, где…
Отец: Санки я поставил у подъезда. Может, перестанете препираться и поможете мне вынести деда на улицу?
Мать: И не подумаю. Это – ваша затея. Коль отвергли мое предложение, дальше действуйте без меня.
Бабушка: Ничего. Мы как-нибудь справимся вдвоем.
Отец: Отлично. Бери его за ноги. Я возьму за плечи. О, какой тяжелый…
Бабушка: Не может быть он тяжелым. Это мы – слабые.
Шум возни. Скрип входной двери. Вьюга усиливается. Бьет в окна с такой силой, что кажется – еще чуть-чуть и вылетят стекла.
Мать: Ну, вот и все детки. Дедушку отвезут на кладбище и сбросят в общую могилу. Бр-бр-бр, как там, должно быть, холодно. Вы же хотите, чтобы я продолжила рассказывать сказку?
Дима: Нет. Не надо. Все и так понятно.
Катя: Не надо. Я знаю, что у этой сказки будет плохой конец…
Мать: И все-таки я продолжу. Итак, жители королевства съели всех кошек и собак. Королева тоже их ела и поэтому выжила. А король… Он брезговал кошатиной и собачатиной. Становился все слабее и слабее. Королева сидела у постели ослабевшего короля с миской супа, сваренного из молодой кошки, уговаривала съесть пару ложечек, но король отказывался и, в конце концов, умер. Придворные хотели устроить торжественные похороны, но королева не отдала им тело мужа. Она сказала, что сама позаботиться о…
Дима: Мама, ну пожалуйста…
Мать: Нет-нет. Вы должны, вы обязаны знать, что случается с теми, кто не умеет запасаться едой. Пищу надо не только держать про запас, но и экономить. Пересчитывать, чтобы точно знать, сколько ее осталось. Сейчас я возьму дедушкины счеты и…
Дима: Мама…
Мать: Не мешайте мне!
Слышится невнятное бормотание матери, в котором можно различить только слова «один, два, три, четыре» и удары костяшек счет.
Мать: Так вот король умер. После этого никто не слышал больше звонкого смеха королевы и никто не видел ее в разноцветных, ярких платьях. Она стала носить только черное. Страшно исхудала. Некогда голубые глаза королевы стали бесцветными от слез. А между тем плохие времена закончились. Снова пошли дожди. Заколосились поля. В королевстве собрали невиданный урожай, но… Королева, наученная горьким опытом, стала запасать съестное впрок. По ее приказу были собраны дружины, которые отбирали зерно у жителей королевства. Все подчистую. Когда зерна не осталось, дружины стали угонять скот. Коров, лошадей и свиней забивали, а мясо заготовляли впрок. Когда все кладовые замка были забиты припасами, их начали складывать в парадных залах и будуарах. Королева лично подсчитывала все, что удалось скопить. Дни и ночи напролет она металась по замку со счетами и большой амбарной книгой.
Катя: Мама, а почему бабушка так долго не возвращается?
Мать (отрешенно): А разве она куда-то уходила? Что-то не припоминаю. Надо посмотреть на кухне. Кажется, я слышу там ее шаги. Да. Топ-топ. Топ-топ. Старая карга там!
Дима: Бабушка вышла из квартиры, чтобы помочь папе вытащить дедушку на улицу!
Мать: Вот как? А зачем тащить дедушку на улицу? Там же холодно!
Дима: Дедушка умер!
Мать: Умер? Как жаль! Лежите детки, а я выйду на лестницу и посмотрю, куда подевалась бабушка.
Скрип двери. Шаги. Голоса со стороны лестничной площадки.
Мать (входя в комнату): Так вот у королевы были счеты и большущая амбарная книга. В нее она записывала…
Катя: Мама, где бабушка?
Мать: С ней все хорошо. Правда, поскользнулась на лестнице. Вывихнула ногу. А может быть и сломала. Ей теперь проще добраться до квартиры Петуховых, чем до нашей.
Дима: Ты ей не поможешь?
Мать: А чем ей помочь? Старуха слишком тяжелая. Я не смогу тащить ее на себе целых два лестничных пролета. Нашли дуру…
Дима (кричит): Никакая она не старуха! А ты… Ты… Ты стала другой, мама. Злой и… Страшной.
Мать: Вот как? Ну, хорошо, я помогу бабушке.
Катя: Да-да, мамочка, помоги!
Мать: Ну, конечно, доченька. Конечно, Катюша. Бабушка – это святое.
Скрип половиц. Скрип входной двери.
Катя: Дима, зачем она взяла счеты?
Дима: Просто забыла их положить. Только и всего.
Катя: Ну, да. Как я об этом не догадалась.
Из коридора доносятся голоса. Потом – короткий вскрик. С грохотом открывается входная дверь.
Мать: Все. О бабушке можно не беспокоиться. Я решила эту проблему раз и навсегда.
Дима: А почему она кричала?
Мать: Закричишь тут. Старуха все-таки сломала ногу. А когда трескается кость хочешь не хочешь, а взвоешь от боли. Я… Я оттащила ее к Петуховым. Когда выздоровеет, вернется. Ты доволен, любопытный чертенок?
Дима: Мам…
Мать: Значит, недоволен. Что еще?
Дима: Счеты. Они в чем-то испачканы. Это кровь?! О-о-ох!
Катя: Мама! Мамочка! Зачем ты ударила Диму! Дима, братик, Дима! Почему ты…
Мать: Глупышка. Ты ничего не понимаешь. Зачем так кричать? От этого у меня болит голова. Дико болит. Просто наизнанку выворачивается. Я ударила твоего брата, это несносного мальчишку потому, что он… Провинился. И не надо меня больше об этом спрашивать. Я ваша мать и имею право наказывать собственных детей, не давая никому объяснений. Я мать, а ты - моя дочь. Ты поможешь мне…
Катя: Мама, Дима умер!
Мать: Чушь. Он жив. Просто уснул. А пока твой брат спит, мы подготовим ему сюрприз.
Катя: Какой? Ох, какой, мамочка?
Мать: Вкусный. Вкусный и очень питательный. Ты такая худышка, доченька…
Катя: Мама! Отпусти мою руку!
Мать: Разве это рука? Спичка! Думаю, что ты долго не протянешь… Гм. А может это называется избавить от мук? Очень… Очень может быть. Да. Теперь я уверена. Голод обостряет ум. Как пост. Делает мысли кристально чистыми и помогает принимать верные решения. Вставай, маленькая исстрадавшаяся девочка. Нам надо приготовить сюрприз до того, как проснется твой брат. А то, еще чего доброго еще и твой папаша сможет доплестись до кладбища и обратно. Так, аккуратно. Шажок, еще шажок. А знаешь, Катенька, что случилось с королем, после того, как он умер?
Катя: Нет, мамочка…
Мать: Королева его съела. Она воспользовалась ножом и настругивала своего любимого ломтями. Хочешь увидеть тот нож? Он почему-то оказался у нас кухне. Чудеса, да и только!
Катя: Отпусти меня мама, я не хочу! Я не хочу видеть никакого ножа! А-а-а-а!
С кухни слышатся шаги. Временами – хихиканье. Позже – чавканье. Скрип входной двери. Шаги.
Отец: Ведьма! Сумасшедшая ведьма! Ты убила ее! Ты раскроила ей голову! Дети, мы уходим из этой квартиры! Дети… О, Господи! Я опоздал…
Мать: О, нет. Впервые в жизни ты пришел вовремя. Как раз к ужину.
Отец: Что ты натворила?! Где наша дочь? Что ты сделала с Димой! Что ты прячешь за спиной? Не подходи ко мне! Не подходи! Не под…
Шум падающего тела.
Мать: Как странно. Столько крови. Я думала, что ее будет меньше. Какой-то ужас. Он испачкал весь пол. Ничего, сейчас мы оттащим его на кухню и все приберем.
Дима: Мама, папа! Где вы? Почему так болит голова? Катя, сестричка… Катенька!
Мать (чавкая, что-то жует): Ах, мальчик, мальчик. Зачем кричишь? Я не люблю шума и все, что его вызывает. Плач, смех. И то, и другое – удел слабых. Сильные же всегда спокойны. Сытые и сильные.
Дима: Мама… Что с тобой? Зачем ты надела эту корону и эту черную шаль? Где папа, где Катя? Зачем ты держишь в руке нож? В чем он испачкан?!
Мать: Глупый мальчишка, ты что-то путаешь. Я – не твоя мама. Я – Королева Голод. А нож… Ну, он помог мне решить кое-какие задачи. Королевством управлять нужно не только пряником. Иногда полезен кнут или… Нож.
Дима (дрожащим от ужаса голосом): Мамочка, не говори так! Мне страшно!
Мать: Тихо, чертенок! Я же просила не кричать! Твоей мамы здесь нет. Она умерла. Сдохла потому, что не умела экономить и делать запасов. А я умею. Смотри, вот счеты…
Слышны удары костяшек счетов.
Мать: Дед. Старый дурак. Минус один. Бабуля. Распухшая от воды, мерзкая старуха, которая только и умела, что хныкать. Минус два. Хотя, то что валяется на лестничной площадке еще может пригодиться. Значит, один в ум пошло. Папа. Папочка. Бесполезный идиот. Худой и жесткий, как подошва ботинка. Но все-таки – плюс один. Наконец, девочка. Вконец отощавшая малышка. Это тоже плюс. Итого… В общем жить можно!
Дима: Мама… Что ты сделала с Катей?
Мать: Ее звали Катя? Красивое имя…
Дима: Почему звали?! Что с моей сестрой?
Мать: Нет у тебя больше сестры. Вьюга, распевающая на улице свои нудные песни – твоя сестра. Замерзшая Нева – твоя сестра. Смерть, которая скоро постучится в дверь этой квартиры – твоя сестра. Но не бойся мальчик, я забочусь о своих подданных. Конечно только о тех, кто мне подчиняется. А с бунтовщиками расправляюсь беспощадно. Ты догадываешься, что случалось с теми из них, кто осмеливался входить в мой замок? Они пополняли запасы провизии в моих кладовых. А кладовых у Королевы Голод много. Они есть везде. Например, на кухне столько пищи, что тебе, глупышка, ее хватит, по меньшей мере, на две недели. Ты не будешь больше голодать. Вставай и идем со мной!
Дима: Мама, мамочка! Не надо!
Мать: Еще раз говорю – никакая я тебе не мамочка! Посмотри на мою корону! Я – королева! Королева Голод! Повинуйся мне и вставай!
Дима (плачет): Я не хочу. Я… Не могу. Я слишком слаб.
Мать: Слабые умирают. Выживают сильные. Я помогу тебе добраться до ближайшей кладовой с припасами. Сейчас же вставай или я… Воспользуюсь этим ножом!
Дима: Не надо. Не надо, королева. Я буду послушным. Я встану.
Мать: Молодчина! Сейчас ты наешься до отвала. Хочешь, открою тебе одну маленькую кулинарную тайну?
Дима: Какую, королева?
Мать: Мясо гораздо вкуснее и питательнее, если есть его сырым! Ну же! Так. Отлично. Еще пару шагов и мы на месте.
Скрип двери. Вопль Димы. Потом – тишина. Вьюга на улице стихла.
«…Учитывая, что подавляющее большинство указанного выше вида преступлений касалось поедания трупного мяса, прокуратура города Ленинграда, руководствуясь тем, что по своему характеру эти преступления являются особо опасными против порядка управления, квалифицировала их по аналогии с бандитизмом…»
(Из докладной записки военного прокурора Ленинграда Панфиленко второму секретарю Ленинградского обкома КПСС Кузнецову о случаях людоедства).