…Проводив свое войско под Азов, Кондрат Булавин вернулся в свой курень. Июльская духота давила, изнуряя тело, но еще тяжелее было на душе атамана. Тревожные предчувствия томили душу, не давая спокойствия. Он уже жалел, что не пошел во главе полков на Азов, но разум все ставил на свои места: а как же Черкасск, ведь случись что, не дай Господь, под Азовом, донская столица враз будет потеряна для повстанцев, и тогда булавинцы окажутся между Азовом и Черкасском, как между молотом и наковальней. “Ох, только бы Лунька не подкачал, только бы взял этот проклятый Азов!” – с этой мыслью Кондрат забылся в тяжелом тревожном сне.
Утро началось с беды: в Черкасск, к булавинскому куреню, на запаленном от долгого пути прискакал сын Семена Драного Мишка. Сдерживая рвущиеся из груди рыдания, он поведал Булавину о разгроме у Кривой Луки отцовских полков и его гибели. Кондрат вздрогнул, как от удара… После Игната Некрасова он выше всех ставил и дороже всех ценил Семена Драного, умного, энергичного и популярного в казачьей среде атамана. Вспомнились злые слова, брошенные кем-то из его недругов на одном из кругов, что если погибнем Семен Драный, то Булавину конец, потому как все надежды казаки возлагали на Семена. И вот теперь его нет…
Булавин грузно поднялся с деревянной скамьи, тяжелой рукой потрепал по русым волосам Мишку Драного, успокоил его, как мог и велел никому боле не сообщать о смерти отца. Теперь Булавин ждал вестей из-под Азова. Там решалась его судьба.
Беда не приходит одна. Утром седьмого июля страшная весть о разгроме повстанцев под Азовом лютой змеей вползла в Черкасск. Знойное июльское утро вставало под донской столицей, расплавленное солнце бойко взбиралось по небосводу: все сулило прекрасный день, но Булавин знал – быть беде, быть буре, теперь черкасские казаки, его супротивники, начнут действовать…
Кондрат кликнул Мишку Драного и велел ему быстро оббежать курени и привести сюда, в булавинский дом, верных казаков, кого найдет. Когда Мишка убежал, Булавин стал готовить ружья, пистолеты, сабли и другое оружие, которое было в курене. Вскорости к каменному атаманскому куреню стали сбегаться верные Кондрату казаки, вооруженные кто чем. Набралось десятка три. Булавин оглядел своих единомышленников. Тяжело дыша от стремительного бега, у узкого оконца, забранного кованной решеткой, стоял с пистолетом брат Иван, утром прибежавший с тяжелой вестью о разгроме Хохлача под Азовом. Сын Никита, которому шел осьмнадцатый год, с Мишкой Драным занял позицию у другого окна. Неторопливо готовились к бою бывалые казаки Михаил Голубятников, Кирюша Курганов с несколькими своими товарищами. В дальнем углу куреня суетливо и нервно ладил оружие Степан Ананьин, верный есаул, который последние дни все время находился рядом с атаманом, словно боясь потерять его из виду. Не знал Кондрат, что “верный” Степан был злейшим его врагом…
…Булавин задумчиво смотрел в окно и вдруг тихо, неожиданно для всех запел:
Я не бражничал, добрый молодец,
Темной ночью не разбойничал,
А со своею я вот голытьбою
По степям все гулял да погуливал
Да громил бояр, воевод царских,
А за это вот народ честной
Мне одно лишь спасибо скажет. (Пронштейн А.П., Н.А.Мининков. Крестьянские войны в России ХУП-ХУШ вв и донское казачество. Издательство РГУ, 1983. С.285)
С недобрым предчувствием на душах слушали казаки прощальную песню своего атамана. Медленно текли минуты, приближаясь неумолимо к роковой развязке…
После артиллерийской бомбардировки и сомкнутой атаки свежих солдатских рот Карп Казанкин смекнул, что сражение за Азов проиграно. Лунька Хохлач, да Ивашка Гайкин еще драли глотки, пытаясь организовать отпор и зацепиться за лесными складами, что и удалось на некоторое время, а он, Карп, с горсткой единомышленников торопливо гнал коней к Черкасску, к Илье Григорьевичу и другим “добрым” казакам. На исходе ночи Карп прискакал на взмыленной лошади в Рыковские станицы, и торопливо соскочив с коня, вошел в заветный курень. Тут же послали за Зерщиковым, стали подходить и другие заговорщики. Вскоре в курене собрались Илья Зерщиков, Тимофей Соколов, Василий Лаврентьев, Василий Поздеев из Черкасской станицы, Гаврила Петров из Средней станицы, Тит Ферофонтьев из Павловской, Иван Потапов из Дурновской станицы и еще несколько десятков казаков из трех Рыковских, Скородумовской и Тютеревской станиц Черкасска. Здесь же, около куреня, суетливо топтались казаки Манычской и Багаевской станиц, оказавшиеся в эти поры в Черкасске. Больше сотни заговорщиков собрались этой ранней порой у куреня, где наскоро совещались Илья Зерщиков, Карп Казанкин и еще несколько старших казаков.
- Брать надобно вора Булавина, пока не убег на Кубань! – глядя воспаленными от бессонницы глазами, хриплым от волнения и усталости голосом проговорил Карп Казанкин.
- Немедля брать! – нетерпеливо выкрикнул Тимофей Соколов. – Убегить на Кубань, к воровским казакам!
- Не убегить! – ни на кого не глядя, спокойно и загадочно обронил Зерщиков. И, видя недоуменные взгляды собравшихся, пояснил: “За оным вором неотступно ходит Степан Ананьин, так што никуда не денется Кондрат от нас!
– Надоть итить, казаки! – тихо проговорил Казанкин, и заговорщики повскакивали со своих мест…
Раннее утро погасило сочные южные звезды, теплым паром курился Дон, равнодушный ко всему. Сотня изменников воровски кралась к булавинскому курению, стремясь захватить его врасплох. Но когда первые десять участников заговора приблизились к куреню войскового атамана, им стало ясно: здесь их ждут.
- Кондрат! – высунувшись из-за соседнего куреня, громко крикнул Илья Зерщиков. – Дело наше погибло, разбиты казаки наши под Азовом, убит в бою Лунька Хохлач. Принесем повинную великому государю, Афанасьич, авось простит нас государь за воровство наше!
- Не старайся, Илья Григорьевич! – донесся из оконца голос Булавина. – Изменщиком делу казацкому я никогда не буду, умру, но не изменю Дону и людям вольным и подневольным, кои доверились нам в сей тяжкой борьбе. Измена – то твой путь, Илья, но путь сей никогда не вел к победе и ждет тебя, Илья, и казаков твоих - изменщиков тяжкая доля – смерть!
- Но ты, Кондрат, умрешь раньше! – зло выдохнул Карп Казанкин, открывая огонь из ружья.
Завязалась трескучая перестрелка… Заговорщики, пользуясь численным превосходством и перебегая от куреня к куреню, подобрались к булавинскому дому, начали ломиться внутрь. Тяжко забухали в металл двери приклады ружей, зловещим эхом отдаваясь внутри куреня. Однако очень скоро нападавшие сообразили, что просто так, наскоком, курень не взять. Отойдя за близ стоящие дома, они стали совещаться…
Отбив первый натиск, булавинцы отдыхали. В ожидании нового штурма, Кондрат присел на деревянную скамью, тяжело задумался. “Только бы продержаться немного, пока подойдет Лукьян с казаками. Не верю, что все они полегли под Азовом, будь он трижды проклят! Тогда отобьемся и пойдем на Кубань к тамошним казакам, а оттуда с Игнатом Некрасовым и атаманом Павловым снова вздуем пламя вольной борьбы!”
Мысли атамана прервал нарастающий шум за окном, потом раздался командный крик Зерщикова: подступали заговорщики, наступали минуты решительного боя.
Стоя у окна, Булавин вел прицельный огонь из ружья и пистолета, сразив меткими выстрелами двоих нападавших. Вдруг за окнами наступила гнетущая тишина.
- Пушку тащат, злодеи! – обреченно выдавил Никита, выглянув на мгновение в окно. Минуту спустя пушечное ядро, пущенное с близкого расстояния, с лязгом врезалось в металлическую дверь, покорежив ее. Последующими выстрелами дверь была сорвана с петель. Заговорщики дружно ломонулись внутрь куреня, завязав рукопашный бой на первом этаже. В суматохе боя никто из булавинцев не заметил, как Степан Ананьин, “верный есаул”, вплотную приблизился к Булавину и, быстро приставив тяжелый пистолет к левому виску атамана, нажал на спусковой крючок. Раздался глухой выстрел, Булавин откинувшись к стене, на мгновение остановился, удивленно глядя на Ананьина, потом тяжко осунулся на пол; кровь густой темной струей по виску стекала на пол. А в комнату уже ворвались заговорщики, остервенело били саблями, ружьями, пистолетами булавинцев и торопливо вязали их…
… А солнечный день уже господствовал над притихшим Черкасском.
Когда все было кончено, тело Булавина выволокли из куреня, следом один за другим выходили избитые и связанные по рукам булавинцы. Илья Зерщиков, мрачно посмотрев на убитого Кондрата, сказал: “Надобно, казаки, теперь нового атамана войскового выбрать, потому как вор Булавин сам себя убил”.
Собравшись наскоро в круг, домовитые “выкрикнули” атаманом Илью Зерщикова. Довольный свершившимся, новый атаман кликнул писаря и, когда тот явился, начал диктовать письмо азовскому губернатору. Тут же невдалеке казак Кондрат Савельев грузил на телегу тяжелое неподатливое тело Булавина, чтобы отправить его в Азов вместе с отпиской.
- В нынешнем 708-м году июля в седьмой день, - диктовал Зерщиков писарю, - пересоветовав Войском Донским на острову тайно, согласясь с рыковскими и верховскими казаками, и собрався воинским поведением с ружьем и пришед к куреню вора и изменника проклятого Кондрашки Булавина, и чтоб ево вора с ево единомышленники поймать. И он вор, видя свою погибель, в курене заперся с своими советники. И мы войском в курень ис пушек и из ружья стреляли и всякими мерами многое число ево вора доставали. И он проклятый ис куреня двух наших казаков убил до смерти. И видя он вор свою погибель ис пистоли убил сам себя до смерти, а советников ево проклятых всех переловили, и посажали на цепи… и поставили караулы. А тело ево проклятого … для уверения посылаем в Азов…” (Булавинское восстание. Документы. С.467).
Так с легкой руки Ильи Зерщикова и пошла гулять по России версия о самоубийстве Булавина, кочуя в течение столетий из одного исторического повествования, статьи или исследования в другое. И никто не задумался над тем, кому выгодно было представить Булавина самоубийцей. А выгодна, просто необходима, эта версия была врагам мятежного атамана, ведь самоубийц на православной Руси, и у донских казаков тоже, предавали презрению, их, совершивших грех посягательства на дар Божий, не хоронили по христианскому обряду на кладбищах, а погребали у кладбищенской ограды, словно псов. Донцы справедливо полагали, что врагу страшен только живой казак, поэтому предпочитали в крайнем случае попасть в плен, выдержать там все муки, бежать и снова бороться, взявшись за оружие. А кому страшен мертвый казак! Самоубийц и их род презирали, считая малодушными людьми, ведь известно, что себя нетрудно умертвить, но, поняв трудности жизни, жить вопреки всему – вот настоящее геройство! Объявляя Кондрата Булавина самоубийцей, Зерщиков и его единомышленники старались представить вождя восстания малодушным человеком, позорно покончившим счеты с жизнью. При этом Зерщиков не забывал и о собственной шкуре, ведь убить законного войскового атамана, избранного всем войском, можно только с согласия и по приговору всеобщего казачьего круга. А самочинная акция, предпринятая Зерщиковым и кучкой его единомышленников, была преступным нарушением казачьих обычаев, за что обычно полагалась смерть. Знал Илья, что спросит вольное войско с него за убийство законного войскового атамана! Знал и боялся… И, действительно, вскоре такой грозный запрос прибыл в Черкасск от Игната Некрасова. От имени тысяч донских казаков Некрасов спрашивал Зерщикова: “За какую вину убили Булавина и стариков ево? Да вы же сами излюбили и выбрали ево атаманом”. Требовал Игнат от Зерщикова ответа, в противном случае все войско, находившееся под командованием Некрасова и атамана Павлова он грозил двинуть на Черкасск “ради подлинного розыску”, ибо расправу над Булавиным черкасские казаки “учинили не от всего войска”. (Булавинское восстание. Документы. С. 293). От немедленной расправы заговорщиков спасли карательные отряды Василия Долгорукого, вынудившие Игната Некрасова покинуть пределы Дона и уйти на Кубань, о чем мы расскажем в отдельной главе…
Два с половиной века считался атаман Кондрат Булавин самоубийцей, два с половиной столетия носил он это клеймо… Только совсем недавно, несколько десятилетий назад, получив доступ к редким документам периода булавинского восстания, историки подобрели к истине…
И в самом деле, версия о самоубийстве Булавина при ближайшем рассмотрении не выдерживает критики даже с чисто технической стороны, ведь выстрел в левый висок мог сделать только убийца со стороны или самоубийца-левша. Булавин, как и большинство людей, был правшой, и вряд ли стал бы он в критическую минуту жизни стрелять в себя из неудобного тяжелого пистолета в левый висок, будто нарочно запутывая следствие на века…
Немаловажен факт, что версия о самоубийстве Булавина, несмотря на множество документов, якобы подтверждающих это, исходят из одного источника – отписки Ильи Зерщикова азовскому губернатору, написанную в день смерти Булавина, 7 июля 1708 года. (Булавинское восстание. Документы. С.296). А все письма, докладные отписки, челобитные, которые потом отсылали государю Иван Толстой, Василий Долгорукий и другие царские полковники, базировались на отписке Ильи Зерщикова.
С другой стороны, об убийстве Кондрата Булавина говорили многие, не связанные между собой люди.
Атаман Сухаревской станицы Иван Наумов, например, писал, что “в Черкасске… вора Булавина самого убили”. ((Булавинское восстание. Документы. С.296).
Отставной солдат Макар Терентьев, участвовавший в булавинском восстании, тоже говорит об убийстве Булавина казаками. (Пронштейн А.П., Мининков Н.А. Указ. соч. С.269; Письма и бумаги Петра Великого. Т.8. Вып. 2. С.479-480).
То же отмечается в донесениях азовского губернатора Ивана Толстого и командующего карательной армии на Дону Василия Долгорукого. Последний в секретном письме Петру I 5 августа 1708 года сообщал, что Кондрата Булавина убил есаул Степан Ананьин, обласканный потом карателями.
Таким образом, с большой долей уверенности ныне можно говорить не о самоубийстве, а об убийстве Кондрата Булавина, что никогда он не был презренным самоубийцей, а трагической фигурой донской и российской истории, положившей голову в борьбе за самое дорогое, что дается человеку – свободу.
После гибели Кондрата Булавина волна арестов прокатилась по Черкасску. В лапы заговорщиков попали брат Булавина Иван, сын Никита, походный атаман Иван Гайкин, сын атамана Семена Драного Михаил, атаман Лукьян Хохлач, казаки Михаил Голубятников, Кирилл Курганов и еще около пятидесяти верных погибшему атаману казаков. Из схваченных для домовитых казаков особую опасность представлял Лукьян Хохлач, который знал много тайного с заговорщиках еще того времени, когда они являлись сторонниками Булавина и многое нежелательное для них мог поведать на следствии. И хотя заговорщики знали государев приказ доставить Хохлача в Москву, в Преображенский приказ, Карп Казанки убил пленного атамана, опасаясь его разоблачительных показаний на следствии. Остальных булавинцев посадили за крепкие запоры и надежный караул в Черкасске, поджидая прихода карательной армии князя Василия…
Восьмого июля 1708 года казаки во главе с Кондратом Савельевым привезли на телеге тело Кондрата Булавина в Азов. Стояла жара. Проехав по улицам города, телега со страшным грузом медленно подкатила к каменному губернаторскому дому. Здесь, на крыльце, уже стоял в ожидании Иван Толстой с офицерами, многие из которых были перевязаны: следы недавнего сражения… Спустившись по крутым каменным ступенькам, губернатор подошел к телеге. Савельев предупредительно откинул мешковину, которой был прикрыт труп. Толстой, брезгливо морщась от неприятного запаха, исходившего от мертвого тела, внимательно осмотрел труп Булавина, а потом приказал позвать палача и отрубить мертвому голову. Когда палач выполнил свое мерзкое дело, появился лекарь с двумя солдатами, которые осторожно несли сосуд со спиртом. Голову Булавина палач поместил в сосуд, и лекарь с солдатами удалились…
В тот же день Толстой отправил срочное донесение царю, в котором сообщал: “Июля в восьмой день прислали из Черкасска вора Булавина мертвое тело. А по осмотру у того вора голова прострелена знатно из пистоли в левый висок, и от тела ево смердит. И мы… велели у того воровского тела отсечь голову и тое ево воровскую голову велели лекарям до твоего великого государя указу хранить, а тело ево за ногу повешено у рек Каланчи и Дону, где у присланных ево воров был бой”.1 (Булавинское восстание. Документы. С. 293). На следующий день с этим посланием к царю отправился поручик Петр Присекин, отличившийся в сражении под Азовом.
Желанную для себя весть о гибели Кондрата Булавина Петр I получил двадцатого июля. Торопливо сломав сургуч, он прочитал послание Ивана Толстого, и бурная радость отразилась на жестком лице царя. Он велел тут же дать салют из пушек и ружей и довести это радостное для себя известие до послов иностранных держав. В “Поденной росписи или журнале за 1702-1714 годы”, где отмечались важные события в жизни государства, появилась запись: “В двадцатый день июля приехал курьер из Азова от губернатора Толстого с ведомостью, что бунтовщиков булавинцев, которые приходили к Азову, счастливо от города отбили…, и главный вор и бунтовщик Булавин застрелился, которого труп привезен был в Азов”. (Лебедев В.И. Указ. соч. С.76).
Известию о гибели Кондрата Булавина Петр I придавал столь важное значение, что распорядился срочно напечатать его в газете “Ведомости”. Двадцатого июля 1708 года там появилась заметка:
- Донской казак, вор и богоотступник Кондрашка Булавин умыслил во украинских городах и в донских казаках учинить бунт. Собрал к себе несколько воров и единомышленников и посылал прелестные письма в многие города и села, призывая к своему воровскому единомыслию. И многие такие ж воры и все донские казаки, иные по нужде, а иные по прелести его к нему пристали. И собравшись многолюдством, ходили под городы и села для разорения и призывания иных в свое единомыслие. И того ради царское величество указал послать свои войска под командою господина Долгорукова, дабы того вора Булавина поимать и злой их воровской совет разорить. И ныне по присланным из полков и городов подлинно ведомость получена, что они воры булавинцы (не в едином месте) многие и главнейший его товарищ вор Стенька Драной во многом своем собрании убит и единомышленников их немалое число побито. И видя он, Булавин, что не может от войска царского величества уйти, убил сам себя до смерти. А единомышленники его многие побиты и иные же переловлены и сидят покованы. А донские казаки всех городков принесли повинные. И ныне Матию Божию то Булавина и единомышленников ево воровство прииде во искоренение. А в которых числах, где и сколько воров побито и переловлено и то объявлено будет впредь. На Москве лета Господня 1708, июля в 20 день”. (// «Ведомости». 20 июля 1708 года).
Неподдельную радость вызвала гибель Кондрата Булавина и у царского окружения. “Должно быть молебствие и пушечная стрельба, - писал Мусин-Пушкин, - что вор Булавин с товарищи побит”.
- Благодарение Богу воздать должно, - отмечал Артамон Иванов, - а надо бы справиться какие воры воровали, а именно Разин как был”.
Петр I, находившийся на Украине, в Горках, недалеко от Могилева, устроил пышные торжества по случаю победы над Булавиным. Гром пушек и всеобщее ликование были слышны даже в Могилеве, в лагере шведов. Петр нарочно сигнализировал пушечной пальбой “брату” Карлу, извещая, что Булавин разбит, и что многотысячная армия князя Василия Долгорукого скоро появится на полях сражений Северной войны.
Надо заметить, что в планах Карла ХП земля донских казаков занимала не последнее место. Один из исследователей этого вопроса писал: «Двигаясь через Слободскую Украину, шведский король мог отрезать российские войска от границ с Турцией и Крымом, что в корне меняло внешнеполитическую ситуацию и могло стать благоприятной почвой для формирования шведско-крымского или гораздо более опасного шведско-турецкого альянса; выход шведов в район еще не до конца «усмиренного» Дона грозил непредсказуемыми последствиями: не так уж далеко от донских границ лежала мятежная Башкирия». (Петрухинцев Николай. Вниз по Дону на бригантине. // «Родина». № 7. Иль 2009 года. С.4). Петр 1 опасался, что в результате южно-донского марша Карла ХП под удар соединенных сил шведов и донских мятежников-булавинцев могли попасть Азов и Воронеж, где базировался российский флот «второй азовской кораблестроительной программы (1700-1708)».2 ((Петрухинцев Николай. Вниз по Дону на бригантине. // «Родина». № 7. Иль 2009 года. С.4).
Сам Мазепа, прибыв в лагерь Карла ХП, «обещал склонить к войне с Россией донских казаков и калмыцкого хана Аюку». (Павленко Н.И. Петр Великий. М., «Мысль»,1990. С.281; Бутурлин Д.П. Военная история походов россиян. Ч.1. Т.Ш. Спб., 1821. С.48-52).
Вот почему Петр 1 и его единомышленники так шумно праздновали известие о гибели Булавина в малороссийских Горках, недалеко от Могилева.
Июль подходил к концу, но жара не спадала. В степи выгорели и пожухли травы, деревья кое-где приобрели нелетнюю окраску. Страдая от жары и нехватки питьевой воды, армия князя Долгорукого двигалась к Черкасску. Она шла быстро, не встречая сопротивления.
Двадцать шестого июля войско князя остановилось на реке Аксай, правом притоке Дона. По пойме со стороны Черкасска сюда же подошли черкасские казаки во главе с Ильей Зерщиковым. Они явились с войсковыми знаменами и …с повинной.
Увидев беспорядочную толпу казаков, князь Василий дал своим знак остановиться. Государевы полки, демонстрируя казакам мощь и слаженность, выстроились вдоль реки, внушительно и грозно нависая над казаками, теснившимися внизу холмов. Атаман Илья Зерщиков первым спешился, его примеру последовали старшины и казаки. Не доходя до князя, сидевшего на лошади, несколько шагов, они торопливо и покорно бросили на землю знамена и сами пали ниц. Долгорукий довольно ухмыльнулся.
- Встаньте! – велел он казакам, и те с поспешностью вскочили на ноги. Осмелев, Зерщиков приблизился к князю Василию и горячо заговорил:
- Прости нас, князь Василий, прости вины наши. Когда вор Булавин пришел на остров, мы сели в осаду, а рыковские казаки склонились к вору и выдали нас!
Долгорукий усмехнулся, вспомнив донесения своих агентов, в которых говорилось, что войскового атамана Лукьяна Максимова выдал булавинцам не кто иной, как сам Илья Зерщиков, который теперь изображал из себя заблудшую овечку.
- И, видя от Булавина страх, мы князь, молчали, - продолжал Зерщиков свою покаянную речь. – А молчали потому, что он многих из нас побил и дома разорил. Ныне приносим вины наши великому государю!
Долгорукий, с явным наслаждением слушавший покорную речь Зерщикова, слегка шевельнулся в седле.
- Я буду просить за вас пред великим государем, - негромко проговорил он. – А вы переловите всех воров и отдайте мне. Немедля!
- Завтра же всех отдадим, князь! – почти хором отозвались обрадованные заговорщики. На том и разъехались.
На следующий день войско Долгорукого подошло к Черкасску, пройдя несколько километров по пойме Дона и Аксая. Расположившись обозом у казачьей столицы, князь стал ждать. Но недолго… Из Черкасска уже показался большой конный отряд, впереди которого на статном жеребце выделялся войсковой атаман Зерщиков. Рядом, с крестом и Евангелием в руках, шествовал священник. Следом двигался на телегах обоз с завоеванными пленниками. Подъехав к князю, Зерщиков подобострастно приветствовал его и тут же пленников, пояснив:
- Это – есть брат и сын вора Булавина, а энтот, чернявый – сын вора Семена Драного Микишка. Попались нам в Черкасском, когда мы вора Булавина в ево курене доставали.
Более двадцати булавинцев молча выстроились перед князем, который, сидя на лошади, с любопытством разглядывал их.
- Все ли воры здесь? – повернувшись к Зерщикову, недовольно спросил князь. – Здесь ли воры Рыковских станиц, кои более других участвовали в воровстве?
Торопясь и путаясь, заговорил Илья:
- Казаки Рыковских станиц, князь, первыми встряли в воровство, но ежели б не они, то одним черкасским казакам вора Кондрашку было б не убить!
- И губернатор азовский мне сказывал, что Рыковской станицы казаки вора Булавина убили, - подумал Долгорукий, поняв, что Зерщиков не врет.
- Не токмо рыковские, все сплошь черкасские казаки в том воровстве равны! – подал голос Тимофей Соколов, стоявший недалеко от Зерщикова. – И ежли все дело розыскивать, то все кругом виновны.1 (Булавинское восстание. Документы. С.304).
Долгорукий, демонстративно не слезая с лошади, насуплено и мрачно смотрел на толпившихся казаков. “Да, положиться не на кого, - размышлял он. – И жестоко, как того требует великий государь, поступить с ними невозможно, ибо все сплошь равны в воровстве, разве, что всех сплошь рубить”.
Но рубить всех князь благоразумно не стал. “И тово мне делать… невозможно, - писал Долгорукий царю. – В указе от вашего величества ко мне писано, которые непричастны воровству Булавина, а которые причастны да принесут повинную, чтоб мне с ними ласково поступать. А что государь ваше величество изволил ко мне писать, чтоб выбрать атамана человека доброго и ручатца по них невозможно. Самому в том вашему величеству известно и без нынешней причины, какова они состояния. А с нынешней причины и не равны, однова человека не сыщешь, на ково б можно было надеятца”. ((Булавинское восстание. Документы. С.304).
Четвертого августа 1708 года в Черкасске по приказу князя Долгорукого была устроена показательная экзекуция. Для этой цели из Азова в донскую столицу доставили голову Булавина. На старом майдане, где обычно собирались казачьи Круги, и где Кондрата принародно избрали войсковым атаманом, солдаты приготовили острые колья и воздвигли несколько виселиц. Палач с хряском надел на кол мертвую голову Булавина. Тут же на виселицах вздернули восьмерых булавинцев, захваченных в плен во время сражения за Азов. Одновременно в других станицах Черкасска было повешено еще тридцать два бунтовщика.1 ((Булавинское восстание. Документы. С.309).Домовитые целовали крест, горячо клялись верно и искренне служить великому государю. В тот же день из Черкасска к Петру I с повинной уехала легкоконная станица во главе с Карпом Казанкиным и Степаном Ананьиным. В покаянном письме, что везли с собой Карп и Степан, говорилось, что 7 июля 1708 года домовитые казаки, “вспомянув страх божий и крестное целование”, штурмом взяли курень Булавина, но сам Кондрат “видя свою погибель… ис пистолета себя сам убил до смерти”. ((Булавинское восстание. Документы. С.322).Далее описывались уже известные нам черкасские события, последовавшие после гибели Булавина и содержалась слезная просьба о помиловании.
Недолго пробыл в Черкасске князь Василий Долгорукий, впереди его ждали новые сражения с повстанцами. Поэтому, оставив в донской столице солдатский полк для поддержания порядка и на случай возникновения нового бунта, князь отбыл к Паншину, где действовали отряды атаманов Некрасова и Павлова.
Со смертью Кондрата Булавина восстание не закончилось. Оно еще некоторое время бушевало на огромной территории Дона, в Нижнем Поволжье, Придонье и Слободской Украине. Особую опасность для царских войск в этот период представляли отряды Игната Некрасова и Ивана Павлова. В упорной и кровопролитной борьбе князю Долгорукову и другому царскому полковнику Хованскому удалось в августе 1708 года разгромить эти силы казаков, после чего основным очагом восстания стал бассейн Северского Донца, где продолжал действовать – и довольно успешно! – повстанческий атаман Никита Голый. Но после ряда ожесточеннейших сражений к концу 1708 года карателям удалось полностью подавить казачье движение на Дону.
В середине апреля 1709 года на Дон прибыл царь Петр. Девятнадцатого апреля на судах он показался в Черкасске.1 (Ригельман А.И. История…о донских казаках. М.,1846. С.97). Государя сопровождали князья Юрий Федорович Шаховской,* Петр Михайлович Голицын,** верные спутники царя Никита Зотов и Прокофий Ушаков. На пристани царя встретили войсковой атаман Илья Зерщиков со старшинами. Петр I давно был знаком с Ильей Григорьевичем. Еще в период азовских походов 1695-1696 годов не кто иной, как Зерщиков, встретил царя в Черкасске в мае 1696 года. Своеволие и твердый, но беспринципный характер, виделись царю в этом высоком темноглазом казаке.
Убаюканный заверениями князя Василия Долгорукого в царской милости и прощении их вин, Зерщиков не ведал, что еще тридцатого августа Петр I велел Долгорукому арестовать Илью. “Указ сей, - отвечал царю князь, - получил я отошед от Черкасского не в ближних урочищах, прошел Кочетовскую станицу, и взять его нагла за караул не мочно…”.2 (Булавинское восстание. Документы. С.320). И вот теперь царь самолично явился в Черкасск. Суров и гневен был государь: по его приказу войскового атамана Зерщикова арестовали и отрубили голову на черкасском майдане. “Предавший единожды, не заслуживает доверия, он предаст и многажды!”- нервно дергая тонкими усиками, процедил Петр. Снова достали остатки Кондрата Булавина и на майдане воткнули на кол голову мятежного атамана. А рядом нанизали голову только что казненного Ильи Зерщикова. Потом царь прошел к строившемуся войсковому Воскресенскому собору и спокойно, словно не было ужаса только что свершенной казни, положил в алтарь храма несколько кирпичей, залив их густым раствором извести.
В тот же день на майдане собрался казачий круг. Напуганные и сломленные донцы “избрали” войсковым донским атаманом Василия Фролова, которого рекомендовал царь.
На Войско Донское, придавленное державной рукой государя, обрушились невиданные доселе репрессии. Тысячи повстанцев, их жен, детей и стариков были убиты, сорок четыре казачьих городка из ста двадцати пяти перестали существовать, сожженные карателями. Население верховых городов, оставшееся после карательных акций, состоявшее, главным образом, из беглых, было возвращено помещикам.
У донцов царь отобрал обширную территорию по левым притокам Северского Донца, на среднем течении Дона, земли по Хопру, Бузулуку, Медведице, Иловле. Отнятые земли Петр I стал раздавать дворянам, переселявшим туда своих крепостных. Казачьи владения по Айдару, откуда полыхнуло пламя восстания, царь распорядился отдать Острогожскому казачьему полку. В районе бахмутских солеварен была образована “Бахмутская провинция”, верховья Дона и Хопра отошли в состав Воронежской губернии.
В декабре 1708 года особым указом Петр включил войско Донское в состав Азовской губернии, хотя казаки по-прежнему подчинялись Посольскому приказу. С 1716 года делами войска Донского стал распоряжаться Сенат, а с марта 1721 года казаки надолго вошли в подчинение Военной коллегии. Этим актом завершилась ликвидация вольностей донских казаков. Но не раз еще вспыхивали на донской земле бунты, не раз еще пытались казаки вернуть былые свои вольности, потерянные после разгрома булавинского восстания. Но то была борьба обреченных…
…Осколки разбитых булавинских отрядов разбрелись по земле российской, многие сгинули в царских застенках, но большая группа казаков-потомков участников булавинского восстания сохранилась, донеся память о Кондрате Булавине до наших дней.
Михаил Астапенко, историк, член Союза писателей России.