Знал бы я тогда, как этот день, о котором я пишу, повлияет на всю мою жизнь – запомнил бы дату. Это было лето далекого 1959 года, шел июль месяц. Я его опишу так, как он сохранился в моей памяти. Мне исполнилось 10 лет, и мы тогда жили в Баку. Было жарко, самый разгар бакинского лета.
Хочу сразу сказать, что с самого раннего детства, у меня была детская мечта - стать машинистом паровоза. Я любил железную дорогу, да и вообще "рельсовый" транспорт, к которому можно было отнести и трамваи, и метро. Но, особенно любил поездки на поезде. А сколько эмоций и восторга вызывала в этих поездках возможность увидеть вблизи пыхтящий, окутанный паром и дымом, паровоз! Мы с братом всегда с нетерпеньем ждали летних каникул, предвкушая путешествие на поезде. О самолетах я не знал практически ничего, эта "тема" меня тогда совсем не интересовала. То ли дело паровоз!
А в то лето 1959 года, когда уже мы собирались в ближайшее время отправляться с родителями в Смоленскую область - к дедушке и бабушке, в силу сложившихся обстоятельств, планы родителей и сроки поездки срочно поменялись. Мы с братом и с отцом должны были лететь самолетом до Москвы, а далее уже поездом в Смоленск. А мама должна была приехать позднее.
Сказать по правде, меня эта новость не сильно обрадовала, я никогда не летал, и было страшновато – всегда неизвестное пугает. Самолеты меня никогда не интересовали, близко я их не видел. Да и еще присутствовало чувство разочарование, что основную часть поездки в этот раз не придется делать на поезде...
Дома спешно начались сборы в дорогу. Помню необъяснимое волнение, - было от чего волноваться. Мы с братом вышли немного погулять во двор, но никому из ребят решили о предстоящем полете не говорить. Во дворе мы все сидели на подломанной скамейке, которую вытащили к соснам против третьего подъезда нашего дома, и, усевшись на ней раскачивались, - одна ножка скамейки была сломана. Соседский мальчик с верхнего этажа, Мишка, смеялся и говорил – «как на самолете летим!». А мы с братом тайком переглядывались и потихоньку посмеивались – знал бы Мишка, что сегодня ночью мы на самом деле полетим на настоящем самолете! Но это был наш секрет. А на душе у меня было все же тревожно…
У агентства Аэрофлота, откуда отправлялся автобус в аэропорт, пока мама давала последние предотъездные напутствия отцу, мы с братом рассматривали стенд с черно-белыми фотографиями за стеклом агентства, на которых были изображены самолеты и интерьеры салона нового по тем временам самолета Ил-18, которые только начали поступать на эксплуатацию в Аэрофлот. Уже вечерело. Вскоре мы поехали на автобусе. Автобус был маленький, с одной передней дверью, которую открывал водитель специальной ручкой – «дистанционно». В Баку такие автобусы в "народе" называли Алабаш. Мы сидели впереди, я видел шофера, и почему то до сих пор помню, как он всю дорогу эмоционально разговаривал с кем-то на азербайджанском языке, а при разговоре часто отпускал руль, с досадой разводя в сторону руками.
Бакинский аэропорт Бина запомнился как небольшой парк с соснами, кипарисами и кустами, рассеченный асфальтированными аллеями и небольшим, приземистым зданием аэровокзала. Папа сказал, что наш рейс задерживается, и мы прошли по главной аллее к выходу на летное поле, посмотреть на самолеты. Там был небольшой полукруглый «пятачок», на нем было несколько скамеек, и от летного поля его отделяла невысокая ограда с калиткой для выхода пассажиров. Рядом с выходом, справа и слева, хорошо освещенные прожекторами, носом к носу стояли пассажирские самолеты! Я впервые так близко видел большие самолеты. Хотя, это были не такие уж и большие машины - Ли-2 и Ил-14, но впечатление они на меня произвели огромное, особенно, когда запускали двигатели и гудя моторами, выруливали со стоянки.
Каждый раз, когда на стоянку заруливал очередной прилетевший самолет, брат говорил: – «Вот на таком мы полетим, на Дугласе!». Но это, конечно были не Дугласы, а наши, советские самолеты, ставшие впоследствии легендами. Мы с братом были очень внимательные дети, и ничего не ускользало от нашего внимания. Мы тогда сразу обратили внимание, что самолеты, хоть они и были, как нам казалось, похожи друг на друга, отличались тем, что у одних было переднее колесо и четырех лопастные винты, а у других – хвостовое колесо, «задранный» высоко нос и винты с тремя лопастями. (Ил-14 и Ли-2) Стали мы замечать и некоторые другие отличия, а один раз на стоянку зарулил самолет с двумя выпуклыми, как у стрекозы глазами, - стеклянными полушариями справа и слева по борту, - сразу за стеклами пилотов. (Это были блистеры, где при необходимости устанавливаются навигационные устройства, или для визуального наблюдения. Вероятно, этот самолет использовался на аэрофотосъемке или других специальных работах )
В моей детской душе стал пробуждаться определенный интерес, однако преобладало чувство страха – ведь придется на такой «интересной машине» еще и лететь! Я в течении этого вечера уже несколько раз спрашивал у папы – «а не страшно лететь?», и получал ответ «не страшно…», но смутные сомнения меня не оставляли.
В тот же вечер я несколько раз обращал внимание на группы людей в синих форменных костюмах с золотыми нашивками на рукавах, тогда же несколько раз услыхал мало понятное слово «экипаж». Один раз экипаж расположился возле выхода на скамейке, мужчины были в форме и в фуражках, вместе с ними была и девушка, тоже в форме. Они громко разговаривали и смеялись. Наверное прилетели на «эстафету», или улетали, дожидаясь своего борта. Такими они и запомнились мне навсегда – уверенными в себе, веселыми и красивыми. Мог ли я тогда представить, что этот вечер станет переломным в моей судьбе, пройдут годы и я тоже стану одним из них?! И именно отсюда и начнется мой "полет" длинною в Жизнь!
Вскоре, в связи с продлением задержки вылета (по метеоусловиям, гроза по маршруту или в Астрахани), папа определил нас с братом в детскую комнату немного поспать. Кроватки были маленькие, лежать было неудобно, но от усталости и волнений я заснул сразу. Разбудили нас ночью, спросонья я не мог ничего сообразить и быстро одеться, а папа торопил нас на посадку в самолет. Вот тут я, наконец, проснулся окончательно, и холодок пошел по телу – то ли не доспал, то ли это была ночная прохлада, а скорее всего и то и другое, но самое главное – НАЧАЛОСЬ!
Мы быстро прошли к выходу, где вечером «знакомились» с самолетами, прошли через калитку. Досмотров тогда не было и в помине, и мы сразу подошли к трапу самолета. Самолет стоял на самой ближней от выхода стоянке. Было еще темно, думаю часа 3 ночи. Наш самолет был с передним колесом (Ил-14), от него исходил совершенно незнакомый мне запах. Стало страшно, я опять успел спросить у папы «а лететь не страшно?», хотя заранее знал ответ – «нет, не страшно». Насколько помнится – пассажиры уже сидели, мы были последними. В салоне самолета был полумрак, тускло горело дежурное освещение, и вокруг была прямо таки аура незнакомых запахов – таких я еще не встречал никогда.
Мы сели в последнем ряду – папа у прохода слева, рядом с каким то дядькой, я у прохода справа, рядом с братом, который сел у окна. Сейчас я смело могу сказать – наши места были : у папы 8Б, а у нас с братом 8В и 8Г (Ил-14 был 32-ти местным, 8 рядов спаренных кресел по два слева и справа)
Как запускали двигатели – не отложилось в памяти, как то все очень быстро произошло, помню только, когда начали выруливать – справа, в прямоугольном окне, видно было крыло, слабо подсвеченное прожекторами на стоянках, да проплывавшие под ним синие маркировочные огни рулежной дорожки. Так же хорошо видна была цепочка ярких белых огней, уходящих вправо, вдаль. Я тогда сразу сообразил – это взлетная полоса. Помню, я успел еще раз спросить у папы «а лететь не страшно?», а самолет развернулся вправо и остановился на полосе.
Моторы загудели, как мне показалось, очень громко, самолет мелко задрожал. Некоторое время самолет стоял на тормозах, а потом взревел моторами на всю мощь, и устремился вперед. Мне тогда показалось – очень энергичное было ускорение на разбеге, и очень сильный шум от работающих на взлетном режиме двигателей. Во всяком случае, ничего подобного я до этого не испытывал! Спрашивать о чем то папу уже не было времени, я и так все понял сам – мы взлетали!
Белые огоньки замелькали под крылом все быстрее – чувствовалась стремительно нарастающая скорость, но самое главное – я увидел два розовато-голубых факела пламени, вырывающихся из выхлопных патрубков двигателя! Стало страшно, хотя я понимал, что это не пожар, но все же...
Вдруг прекратились все толчки от разбега и самолет «повис» в воздухе – я почувствовал, что мы неумолимо идем вверх, хотя снаружи было темно и ничего не видно, да я и смотреть наружу не хотел – пламя от двигателей меня пугало. Появилось новое, незнакомое ощущение полета – то слегка вдавливало в кресло, то появлялось чувство «проваливания» вниз, - этакое, легкое ощущение невесомости. Все, в том числе и папа, сидели спокойно, значит все так должно и быть, но я от всех пережитых волнений, бессонной ночи, непривычно сильного шума и этого удивительного чувства полета, быстро заснул, - как «отключился». Думаю, на тот момент мы пролетели не более 3 – 4-х минут, и наверное, только подходили к береговой черте севера Апшеронского полуострова. Вот так и начался мой первый в жизни полет, - событие, которое повлияло на всю мою дальнейшую жизнь, и определило мою судьбу…
Проснулся я от холода. Уже рассвело, монотонно и не так громко, как при взлете, гудели двигатели, самолет летел горизонтально, болтанки не было. В салоне все спали, во всяком случае все, кто был мне виден. Папа и его сосед спали, мой брат тоже спал. Я сразу все вспомнил, - и взлет, и пламя из выхлопных патрубков, и «воздушные ямы». Потихоньку, чтобы не разбудить спящего брата, я привстал с кресла и выглянул в окно. Мне хватило нескольких секунд, чтобы оценить все увиденное, и у меня аж дух перехватило от этой отвесной, ошеломляющей высоты. В ярких лучах взошедшего солнца серебром сверкало правое крыло с огромным количеством заклепок, выхлопные патрубки были сизого цвета, но к моей великой радости, пламя не было видно.
Помимо высоты, у меня добавилось еще волнение и от того, что на сколько хватало глаз, до горизонта, сверкала водная гладь Каспийского моря! Мы летели над морем, земли видно не было, одна вода! Я потихоньку, стараясь не смотреть вниз, задернул занавеску на окне, чтобы не видеть всего этого «ужаса», отвернулся влево и стал смотреть на спящего папу. И снова провалился в сон…
Второй раз проснулся, когда стало «давить» на уши – мы начали снижаться, папа и брат не спали. Уже украдкой я стал выглядывал в окно, мы летели над дельтой Волги, вид земли с высоты завораживал, хотя и было жутковато. Но до чего красиво! Домики, сады, дороги, машинки маленькие, как игрушечные, вся земля, омытая ночным дождем, в лучах солнца блестит! Вот уж поистине – неземная красота, во всяком случае, я так все и воспринимал.
Вдруг произошло что-то непонятное – вся земля вместе с горизонтом, каким то непостижимым образом энергично ушла вниз, в окно было видно только голубое небо! Я в страхе и растерянности повернулся к папе, чтобы спросить – что это, но в левом окне, глядя мимо папы, я увидел землю, которая закрывала все видимое в окне пространство и поворачивалась пестрой каруселью. Внезапно земля в левом, окне ушла вниз, вращение прекратилось и все приняло прежнее, нормальное положение, снова справа была видна земля, во всем ее очаровании, и был снова виден горизонт. И тут до меня дошло, что самолет в развороте летел с креном, и никуда земля не исчезала и не наклонялась – накренился влево сам самолет.
Брата беспокоила боль в ушах, а я ничего, нормально переносил полет и продолжал все с большим интересом смотреть в окно. Высота быстро падала, в окно стало видно, как отклонились вниз закрылки. Я ожидал мощного удара о землю при посадке, однако самолет мягко приземлился и побежал по грунтовой полосе астраханского аэродрома. К слову - тогда в Астрахани не было ВПП с искусственным покрытием, а бетонная полоса появилась здесь где то в 77-78 году.
Описывать все дальнейшие подробности первого полета, думаю, смысла нет, я помню почти все, но если обо всем писать – получится несколько страниц. В полете от Астрахани до Сталинграда я уже «отваживался» понемногу выглядывать в окно.
В Сталинграде, где была вторая промежуточная посадка, мы никуда от самолета не уходили, и пока шла заправка, я внимательно рассматривал, теперь уже вблизи, практически в упор, эту удивительную машину – самолет, на котором мы летели. Меня поразило огромное количество заклепок, множество лючков, торчащие из обшивки в некоторых местах трубки, воздухозаборники, антенны и другие элементы, совсем мне не понятного назначения. В общем, интерес ко всему увиденному и пережитому в последние часы, пробудился необыкновенный!
Полет на последнем участке от Сталинграда (ныне Волгоград) до Москвы я уже «контролировал» очень внимательно, стараясь не упускать мелочей, хотя чувство страха высоты еще во мне присутствовало. Сейчас трудно сказать, но по моему именно на этом участке полета и возникла во мне трепетная любовь к небу и полету, которую я пронес через всю свою жизнь, и ни разу у меня не появилось и тени сожаления в своем выборе.
В Москве мы садились в аэропорту Быково (который сейчас тоже "благополучно" умер) Наш Ил-14 мягко приземлился, погасил скорость, и, свернув вправо, по центральной РД (рулежной дорожке), подрулил к одноэтажному, приземистому аэровокзалу. Еще раз свернув вправо, самолет стал на стоянку и выключил двигатели. Первый и решающий в моей жизни полет был закончен.
Я обратил внимание – в аэропорту Быково на стоянках было большое количество самолетов, - сразу столько я не видел ни в Баку, ни в Астрахани, ни в Сталинграде. Одно слово – столичный аэропорт. Правда, это были небольшие поршневые самолеты – Ан-2, Ли-2, Ил-12 и Ил-14, в стороне стояли и вертолеты.
Мы спускались по трапу, я во все глаза озирался по сторонам, рассматривал самолеты, а их тут, как я уже говорил, было множество. Пройдя через калитку «Выход в город», мы оказались на небольшой площади, от которой шла обычная сельская улица с одноэтажными домами, точнее, избами, за невысокими дощатыми заборами. Насколько помню – наш отец был в этом аэропорту первый раз и кажется, даже спрашивал, как пройти к электричке. Помню, что тогда от привокзальной площади до станции Быково ходил автобус – точно такой же, как на котором мы ехали в аэропорт в Баку – с одной передней дверью, которую открывает шофер. Я все еще находился под впечатлением полета, и у меня даже иногда появлялась мысль – да не приснилось ли мне это? Да нет, все это было наяву! Вот как тогда потрясло мое детское сознание события этого утра!
В последствии, будучи уже вполне состоявшимся взрослым человеком, я иногда задавался вопросом – а как бы сложилась моя жизнь, не будь этого полета? Трудно сказать… Но я убежден в одном, что все у меня сложилось бы совсем по другому. И я бесконечно благодарен Судьбе за то, что все произошло именно так, а не иначе.
