Алёна выходила замуж за Алёшу.
Обычное, в общем дело, но мы все, друзья Алёны, если у столь скрытного, как оказалось, существа могут быть друзья, были в шоке. Откуда он взялся? Где они познакомились? Это всё так и осталось покрыто мраком неизвестной тайны.
Она – высокая, как для девушки, стройная, с тёмным продолговатым лицом византийской иконописи, пышным хвостом почти чёрных вьющихся волос.
Он – высокий, стройный, белокожий, с лицом в форме сильно вытянутого треугольника, с хвостом же вьющихся, почти белых волос. Хвост у него был длиннее…
Алёна – скандальная журналистка скандальной местной газетки. Дело было в те незапамятные времена, когда газеты выходили на бумаге и покупались за деньги, а слово «журналист» значило больше, чем просто автор статей.
Алёша – электрик на вагоноремонтном заводе.
Из общего у них было только образование – оба осилили только по два вузовских семестра.
Впрочем, мы же про свадьбу…
Оба персонажа жили в частном секторе, из которого Днепропетровск состоит примерно на две трети, а потому свадьба была задумана и реализована с сельским размахом. Два дня продолжалось показательное выступление для старших родственников, сопровождающееся традиционными свадебными забавами, вроде вываливания из садовой тачки тёщи, женщины суровой и стервозной, в ближайшую речку. Аналогичное по напряжённости действо было предназначено для родственников младших, которых внезапно оказалось over9000. У одной Алёны братьев разного достоинства оказалось пять штук. Ну и две свадьбы на бис для друзей: Алёнкиных – у неё дома, и Алёшиных – на природе. Собственно, такого разделения изначально не предполагалось, просто так получилось – к Алёне приехали в основном её друзья, а на природу из её друзей поехал только я.
Природой был остров Пороховой. Вообще на Днепре островов много, в том числе таких, где вполне удобно отдыхать. Выбор в пользу именно Порохового был обусловлен тем, что рядом, в военном городке (я и не знал, что такой в Днепропетровске есть…) жил Слава – двоюродный дядя Алёши, у которого имелась довольно вместительная лодка. Сам же остров был ещё не освоен отдыхающими – от города он далеко, а до начала 90-х был одной из многих закрытых зон, где советское военное ведомство хранило что-то очень нужное. Или, напротив, совсем ненужное, но что выбросить, тем не менее, жалко.
Сам по себе этот треугольный скалистый островок, повёрнутый тупым углом к ближайшему берегу, я уже видел издалека. Ещё в университете мы ездили к крепости Кодак – искать наличие посада. Это важный на самом деле момент – он позволяет отличить крепость как крепость, а от крепости как укреплённого центра города. Посада ни мы, ни позднейшие экспедиции не нашли. Что, кстати, напрочь отметает попытки вести создание Днепропетровска с 1635 года. Заодно нам объяснили, что легенда о том, что на острове казаки или гарнизон Кодака хранил порох – именно легенда. В казацкие времена Пороховой остров был Кодацким, поскольку именно от его скал начинался одноимённый порог, в честь которого названа и крепость. Пороховым он стал в XIX веке, когда там действительно разместили пороховые склады.
Ехать до места встречи мне было, наверное, дальше всех – через весь город. Сначала с Паруса до железнодорожного вокзала 13-м троллейбусом, потом с вокзала до аэропорта уж не помню каким автобусом, потом от аэропорта до военного городка местным пазиком. Остановка автобуса, удивительным образом, была за воротами – почти посредине городка. Я был даже немножко расстроен – памятник самолёту остался сзади, хотя и так угадывались очертания МиГ-19.
Соответственно, когда я приехал, большая часть приглашённых была уже в сборе. Правда, из всех собравшихся я знал только Алёну, которая как всегда была активной, шумной и до одури неорганизованной.
– Вася, привет! – Алёна бросилась обниматься, знакомься – это Саша, это Дима, это Алина… Где сумка? Я что, забыла её дома?
Цветастая полиэтиленовая сумка с какой-то снедью была поставлена на скамейку под навесом остановки за секунду до начала обнимашек. Наши попытки указать на неё были с негодованием отвергнуты. Впрочем, после того как Алёна сделала три оборота вокруг своей оси, сумка всё же обнаружилась.
Я поздоровался с парнями, вежливо кивнул какой-то бесцветной Алине…
- Алина, где ты взяла такие тени?
- Это не тени, я просто спала плохо…
- Ребята, а никто не видел тут красную такую сумку?
- Лена, вот же она…
Пока мы в очередной раз искали неуловимую сумку к остановке подошёл Алёша.
- Лёшенька пошли быстрее уже. И скажи, а где мой пакет такой с розами? Мы его что – в автобусе забыли?
Вниз к реке мы шли по улице, мощёной разнокалиберными камнями, кирпичами и случайными заплатками асфальта. Военный городок был застроен разномастными домами: пятиэтажными хрущёвками силикатного кирпича и двухэтажными многоквартирными домами под высокими крышами – такие строили немецкие пленные после войны. Масса зелени и совсем нет людей. Выходной.
Идти пришлось далеко, за это время и так редкие просветы на небе окончательно затянулись. Стало мрачно. Настроение, и без того не лучшее (не люблю незнакомых компаний), ещё более испортилось. Даже окружающий пейзаж не радовал.
А пейзаж был грандиозный. Высокий правый берег, покрытый высокой, выгоревшей за лето травой, круто спускался к Днепру. Справа возвышалась полусъеденная карьером гора, на которой виднелись бастионы крепости Кодак. Впереди раскинулась на всю ширь река, за которой возвышались гигантские здания и трубы Приднепровской ГРЭС.
Внизу, около расхлябанных мостков нас встретил Слава. Он оказался крепким лысоватым мужичком никак не более тридцати лет – в компании, безусловно, самым старшим, но не так, чтобы очень. Время было не слишком позднее – часа три, наверное, но он был уже заметно навеселе.
Лодка была деревянная, длинная, с зализанными формами и именем собственным «Мария», выполненным кокетливым шрифтом с завитушками и украшенная цветочком.
- Это просто Мария или кто? – попытался пошутить кто-то из парней.
- Ага, просто, – хохотнув поддержал Слава, - просто моя жена Мария. Она дома с детьми осталась. А вы полезайте.
Мы полезли, рассаживаясь между сумками и пакетами. Алёна, на правах главного тут человека, пристроилась на носу. Слава лихо дёрнул шнур, мотор немедленно взревел, окутался голубоватым дымом, и лодка двинулась по тёмной, с зелёными разводами воде, быстро набирая скорость.
До острова было всего ничего – метров двести, так что добрались быстро. Лодка причалила с новым, недавно поставленным мосткам, тропинка от которых шла в глубь острова мимо заросших кустарником скал. Вокруг радостно галдели птицы, а воздух был совсем не такой как на материке – влажный, почти лишённый запаха полевых цветов, но изрядно наполненный рекой и остывающим камнем.
Вёл нас Лёша, который определил место для пикника заранее. Это была ровная поляна, почти без камней, на опушке леса. Сверху, от Кодака, он виделся редким и хилым. Вблизи же деревья оказались раскидистыми, росли густо, свободной от зарослей середины острова за ними видно не было.
Опушка была буквально завалена сушняком, потому костёр удалось организовать довольно быстро. Центр композиции составил целый ствол высохшего на корню дерева, который, девичьего восхищения ради, лихим йоко-гири уложил к нашим ногам Дима.
Девушки быстро расстелили клеёнку с какой-то китчевой картинкой, на которой немедленно появилась водка и нехитрая овощная закуска. Водка была днепропетровского завода, в тёмных лимонадных бутылках и с коричневой этикеткой, на которой причудливым шрифтом с завитушками было написано название «Кодацька фортеця».
- Лёша, вы специально такую покупали?
- Да нет, это у меня знакомый на заводе работает, у них бутылки с такой этикеткой, а 40-градусная водка вся одинаковая.
- Да знаю я эту байку. Директор завода тоже так говорит, но почему у них «Петриковская» тогда такая вонючая?
- Ну, «Петриковскую» специально делают совместно с худкомбинатом, а вся остальная – что «фортеця», что «арктика», что «оковыта» – из одного бака.
Выпили мы, впрочем, совсем чуть-чуть, поскольку все силы были брошены на подготовку угля для картошки.
Слава направился назад – встречать гостей, которые приехали позже. Появились они часа через полтора, когда картошка была не только испечена, но и съедена, а мы все разлеглись на одеялах под деревьями, хотя нужды в тени не было никакой – солнце было надёжно скрыто облаками. Да и вообще смеркалось.
Прибывшая девушка тут же уведомила всех сиплым прокуренным голосом, что её зовут Оксана и ей хочется найти классного мужика. Это вызвало оживление у всех мужчин, кроме парня, который приехал вместе с Оксаной и представился Алексеем. Понять его, в общем-то было можно – девушка была широка в кости, бесформенна, грубовата в общении и явно находилась в застарелом конфликте с Алиной – здороваться они не стали.
Оксана прилегла в середине нашего стана, тут же создав вокруг себя «зону безопасности», шуганув попытавшихся пододвинуться поближе парней и продемонстрировав серьёзность своих намерений – она замуж хочет, а не того, о чём мужчины подумали!
Думать об этом мне тоже расхотелось, но тут благо подошёл Лёша и предложил сходить за рыбой, поскольку главного-то праздничного блюда ещё не было.
Уже в темноте мы с Лёшей и Славой спотыкаясь на камнях и корнях, направились к пристани. Я благоразумно ни о чём не спрашивал и даже не был удивлён, когда лодка отправилась к не берегу, а вдоль острова по течению реки.
Оконечность острова густо заросла деревьями, чьи длинные ветви свисали над водой. Впереди светился бакен, указывающий начало фарватера, где ходили крупные корабли.
Сделав несколько манёвров Слава заглушил мотор, а Лёша, наклонившись за борт, быстро вытащил что-то мокрое и сунул мне в руки:
- Тяни…
Это была сеть. Тянули мы её недолго – в руках у Лёши забился крупный, чуть не полметра длиной судак.
- Ого, я и не знал, что тут такие водятся…
- Водятся ещё и не такие. Если на удочку, то с этой стороны можно сома добыть. Вот такенного… – Слава показал руками что-то явно большое.
- А если рыбнадзор заметит? Это же незаконно…
- Ну, рыбнадзор постоянно не проверяет. Хотя место тут, за островом, самое рыбное.
На удивление, ничего другого помимо судака в сети не оказалось, зато нас изрядно снесло течением – по вечерам на ГЭС включают генераторы и Днепр, в обычное время представляющий из себя цепь озёр, превращается в реку с заметным, хотя и не быстрым течением.
Впрочем, для мотора лодки течение не было проблемой.
К нашему приходу костёр опять пылал ярким пламенем, на треногу был подвешен котёл, в котором варился обычный суповой набор – морковь, лук и картошка. Рыба была немедленно почищена, разделана и отправлена за овощами. За ней последовала зелень. Буквально через пятнадцать минут котелок был снят с огня, и Алёна начала разливать прозрачный ароматный бульон в одноразовые миски. Уж не знаю – то ли кто-то обсчитался при нарезке рыбы, то ли кто-то обсчитался при разливе, но я был последним и мне куска рыбы не досталось. Говорить об этом я не стал – неудобно, да и смысла нет. Впрочем, прозрачный бульон был сам по себе невероятно вкусный.
Вместе с ухой закончились и ещё две важные вещи – водка (по последнему стаканчику мы выпили перед ухой) и погода. Собиравшиеся весь день облака разразились наконец мелким, но мокрым дождиком. Причём дождик сразу же продемонстрировал, что планов заканчиваться у него нет. Что делать знал Слава:
- К нам в городок ехать смысла нет – у меня дома всех не положим, но тут есть сторожка охранников старых складов… Я их знаю, мужики не злые. Пустят.
Мы быстро собрались, выстроились в цепочку и двинулись вглубь рощицы. Под деревьями водяная пыль и мелкие капли собирались и сыпались с веток вниз. Если сначала было скорее промозгло, то сейчас – откровенно мокро и холодно. Среди участников похода послышался недовольный ропот…
Вскоре, правда, мы достигли остатков забора из колючей проволоки на бетонных столбах.
- Налево идём. – провозгласил Слава.
- Вечно ты, Славон, налево ходишь, и как твои проказы Мария терпит?
- Лёша, если ты знаешь, как идти правильно, то иди правильно, а я пойду куда сказал. Алёнушка, ты со мной?
- С тобой, только не налево.
- Эй, вы кто?
Последний возглас принадлежал бородатому мужику в длинном плаще с едва светящим фонариком в руках. Выслушав сбивчивое объяснение Славы, он пожал плечами, развернулся и повёл нас к видневшимся неподалёку постройкам – относительно большому дому и маленькой сторожке. Из сторожки выбрался напарник – в таком же плаще и тоже бородатый.
- Ну, с вами барышни… Им там небось неловко будет.
Там действительно было «неловко» – домик состоял из одной комнаты, площадью метров пятнадцать, и небольшого предбанника. Освещался он фонарём на улице, но и в этом свете было видно, что в комнате намусорено, из мебели – два стола, а стёкла – битые. Но мы пришли к выводу, что это лучше, чем на улице под дождём и начали устраиваться на ночлег. Я, по причине отсутствия личного одеяла, занял один из столов. На другом столе устроилась Алина, что вызвало законное недовольство Оксаны:
- Чего ты там устроилась. Слазь. Спать надо с мужиками.
- Сама спи с мужиками, мне одного хватит.
- Правильно, Алина, давай к нам, мы тебя обогреем.
- Нет у тебя никакого мужика, потому что у тебя сисек нет.
- А у тебя сиськи – как уши спаниеля!
- Девочки, хватит ругаться, спать хочется! – вмешалась Алёна, которая, как оказалась, имела на обеих скандалисток влияние. Они действительно, побурчав немного, замолкли.
А вот с меня их скандал весь сон убил. Главным образом потому, что я впервые услышал, как женщины сиськами меряются и очень удивился – для меня-то ни форма, ни размер проблемой не были никогда… Проблемой была носительница.
Так или иначе, но сон как рукой сняло. Я поворочался минут двадцать, убедился, что половина компании уснула, а вторая – крепко задремала, потихоньку встал и вышел, слегка скрипнув дощатой дверью.
В сторожке лампа была выключена. Сторожа, надо думать, спали. И то сказать – что им было тут охранять? На огороженную ранее территорию можно было зайти с любой стороны – колючая проволока местами провисла, местами была порезана. Заходи кто хочешь, бери что хочешь, только взять нечего…
Дождь почти кончился. В воздухе висела водяная пыль. Свет от включённого фонаря на улице и отсветов из ближайшего села и электростанции был оранжевым. Благодаря ему можно было идти не на ощупь, а примерно видя, куда наступаешь.
Я направился к берегу, который был тут недалеко – за редкими кустами. Вокруг выпирали скалы, о которые я несколько раз спотыкался. Спускаться к реке я не стал. Там было уж совсем темно. Нашел удобный, выглаженный временем (временем ли?) камень. Глядя на размытые огни Старых Кодаков и слушая едва слышный плеск волн, достал из кармана мятую пачку «Прилук» и спички.
Лёгкий чирк по коробку произвёл удивительное действие: тихий шорох и лёгкий треск спички оглушили меня, а зелёно-оранжевая вспышка – ослепила.
От неожиданности я прищурился, но сигарету всё же зажёг, затянулся, выдохнул дым, открыл глаза… Мир изменился!
Огни на берегу все разом погасли. Пейзаж освещался роскошным звёздным небом с ярким Млечным Путём, которого я, городской житель в самом жутком смысле слова, доселе ни разу не видел. Лёгкий плеск сменился глухим рёвом, но сама вода исчезла! Передо мной простирался покрытый густой травой пологий склон…
Что случилось? Рухнула плотина Днепрогэса? Тогда понятно исчезновение электрического света, но исчезновение воды… Но это же не могло произойти мгновенно! И почему тихо-то так? Никакого шума, криков, гудков, которые можно было бы ждать после катастрофы… Только гул цикад, пение птиц и отдалённый рёв воды.
Краем глаза, а скорее – каким-то шестым чувством я почувствовал шевеление справа сзади… Бросил взгляд вниз – в темноте просматривались очертания копыта. У меня почему-то голова плохо поворачивается и склоняется направо – нужно крутиться всем телом. Взгляд, который я бросил выше плеча, обрисовал густую жёлто-зелёную бороду, невероятно яркие голубые глаза, и кривой палец с длинным тупым ногтем, показывающий всем понятный знак тишины… Я замер. Сердце сильно забилось. Голубые глаза показали на реку. Удивительно, но как я ни был испуган, этому сигналу я подчинился – медленно повернулся и затянулся... Рука дрожала.
Когда дым рассеялся, картина изменилась. Пейзаж остался тот же, но его как будто осветило луной, которой, конечно, и близко не было. Стала видна стремительная протока. В воде виднелись обнажённые фигуры мужчины и мальчика. Они были худые, но не истощённые. В руках у них были длинные, неровные палки. Голубоватые в лунном свете фигуры бродили в потоке на расстоянии десятка метров друг от друга, вглядываясь в воду. Вдруг мальчик сделал резкое движение рукой и на конце палки забилась довольно крупная рыба. Острога! Они – рыболовы! От реки послышались неясные возгласы: радостный – мальчика и одобряющий – мужчины. Мальчик, отчаянно брызгая водой побежал наискосок налево, а я опять затянулся…
Новая картина – в призрачном звёздном свете, какие-то фигуры метались вокруг не очень крупного предмета, постепенно двигавшегося по берегу налево – по течению реки. Они забегали назад, хватали что-то короткое, но явно нелёгкое, быстрым шагом возвращались назад и клали их на землю. Глаза привыкли к неверному свету и стало понятно, что предмет движется не сам – его толкают ещё несколько фигур. Перекат. По берегу перетаскивают лодку… Или ладью? Если это ладья, то ненамного больше нашей «Марии»… И самое главное – чего они бегают в темноте-то? Куда торопятся? Загадка…
Новая затяжка – опять лунный свет… Разбрызгивая воду вдоль русла несутся всадники – два… четыре… пять… На головах – высокие шапки, развеваются плащи и ещё какие-то одежды (кунтуши? кафтаны? поди разбери…), блестит оружие. Конники скакали в сторону Кодака, над которым было видно дымное зарево. Поляки? Казаки? Да Бог их знает… И зачем они скачут по каменистому дну протоки? Так можно и ноги коням переломать…
Опять кажущийся ослепительным в темноте огонёк сигареты и новая картина – над торчащей из воды чередой камней – мостки. По ним на остров идут солдаты в светлых гимнастёрках и бескозырках, с винтовками за спиной. Мостки скрипят, солдаты быстро скрываются за прибрежными кустами…
Последняя затяжка – тишина, изморось, на берегу горят огни. Небо из чёрного становится серым – начинается рассвет. Сигарета закончилась, я тушу её о камень и поворачиваюсь направо. Никого. Просто тёмный куст. Просто сухая ветка. Просто два камня, лежащие как копыто…
Интересно, что это я курил? Достаю пачку из кармана. Ну, «Прилуки»… Ну, синие… Запах обычный… Взгляд соскользнул с пачки. На серой, еле видной земле, рядом с «копытом» лежал заострённый камень. Очень характерный камень я бы сказал. Он легко лёг в руку. Даже в рассветных сумерках видны характерные сколы. К тому же это кремень – не такая частая порода в наших гранитных местах. Древние люди везли сюда гранит с Донбасса… Рубило. Совершенно точно – рубило тех самых рыболовов из первого «мультика», навеянного голубыми глазами врубелевского Пана… Наверное, тут найдётся и чешуйка варяжской брони, и пряжка с одежды польского вельможи или казацкого старшины, и пуговица солдата XIX века.
Встал с камня я со скрипом и стоном – вроде всего одна сигарета, но замёрз как будто час сидел. Ноги и спина затекли… Неловко ковыляя направился к домику.
На пороге домика стоял Слава и поправлял здоровье из пластикового стаканчика.
- Ты где шлялся? Иди, а то там без тебя всё допьют.
Без меня, однако, уже всё допили. Так и осталось непонятным, кто захомячил последнюю бутылку водки, но невыспавшаяся и замёрзшая компания всосала её в один присест. Славе, судя по всему, досталось больше всех, ибо он был изрядно весел, на фоне мрачных ребят и девчонок. Относительно весёлой была только Алёна, но она, как классическая гоголевская хохлушка, знала только два состояния – или смех, или слёзы. Переходные состояния у неё были редки и заканчивались быстро.
Быстро подобрав пожитки, мы поблагодарили бородатого охранника в плаще и кепке, который покуривал под козырьком сторожки и направились по тропинке к лодке. Настроение у все было мрачное, даже Алина и Оксана не переругивались. Разве что слышалось шипение и невнятные матюки поскользнувшихся на мокрых камнях.
С таким же шипением и матюками садились с лодку. «Мария» тоже была не в духе – Слава её завести с четырёх рывков не смог, за дело взялся Лёша – ему удалось со второго раза. В этот раз Слава вывел лодку не к мосткам, а к берегу, пришлось разуваться, лезть в парящую после ночного дождя, но всё равно холодную воду и вытаскивать её на берег. На берег «Мария» тоже не хотела – упиралась всем, чем лодка может упираться.
После выгрузки Слава радостно вскочил на брошенный тут же вчера мотоцикл (и никто ж не увёл!) и сделав зигзаг задним колесом умчался домой.
- Народ, смотрите, нам надо к Славе зайти кое-что забрать. Кто с нами хочет? Вася точно с нами пойдёт. – распорядилась Алёна.
Более желающих не было. Собственно, меня тоже желающим можно было назвать только с большой натяжкой, но с Леной и Лёшей мне точно было комфортнее, чем со всеми остальными. Лену-то я знал много лет, а Лёшу – уже пару недель.
Слава жил в том самом двухэтажном домике предположительно немецкой постройки, на первом этаже с роскошной лоджией, обтекающей угол дома буквой «г». Более ничего роскошного в ней не было. Квартира оказалась тесной, тёмной. Кухня метров не больше семи, с какой-то странной выемкой в стене – видимо под плиту, но и плита-то в ней не поместилась.
Алёна тут же начала щебетать о чём-то своём с Марией – светловолосой и худощавой, с неожиданно широкими бёдрами. Голос у неё был тихий и мелодичный, говорила, как будто сказку детям рассказывала.
Нас же с Алёшей Слава усадил пить кофе. Я, правда, кофе почти не пью, потому мне налили чаю. Слава хвастался, что может приготовить бурятский (он же – монгольский) чай, но нет всех необходимых ингредиентов, а именно – бараньего жира. Так что мне достался обычный краснодарский и, можно сказать, повезло – в это промозглое утро вряд ли я бы смог оценить прелесть этого, мягко говоря, специфического напитка.
- Вася, а что ты вообще смурной такой? Как утром подошёл – вроде водяного увидел.
- Да вот, уснуть не мог, пошёл к реке – привиделось чёрт знает чего…
- Тю, так это ж Пороховой остров, – подвыпившему Славе явно хотелось поговорить. – Тут такие дела творились… Ещё не такое привидеться может…
Я, собственно, и не рассказывал, что именно мне привиделось, но у Славы явно была припасена своя охапка историй, часть из которых он, судя по его настроению (как говорят на Украине – «був в гумори») собирался выдумать или, хотя бы, приукрасить, на месте.
- Ну так расскажи…
- Тут с давних времён разные странные вещи происходили. В совсем стародавние времена, ще до киевских князив, тут какой-то дивный народ жив – костры круглый год палили на острове и красивых девушек в жертву богам своим приносили.
Тут Слава бросил многозначительный взгляд на Алёну и удостоился молнии из глаз над возмущённо поднятым плечом.
- А позже там казаки порох хранили и сокровища прятали, которые в Крыму да Турции захватили, а Сирко*, говорят, грузинскую княжну живой закопал, за то, что ему не дала. – ещё один взгляд в сторону Алёны остался без ответа – Мария показывала ей какую-то сложную вышивку. Чтоб я знал, что Алёна этим интересуется…
- А ещё, – продолжал заливаться Слава, – они там колдунству разному навчались. Казаки, говорят, умели в огонь войти и целыми из него выйти. Не зря его закрыли в советские-то времена – искали видать что-то. И сейчас эти… ахренологи, каждое лето то там, то сям по острову копают. Вот ей-ей – клад ищут. Не угли ж от древних костров?
На этом, впрочем, чай и кофе кончились, а Мария наконец собрала в сумку свадебные подарки.
Десять минут спустя нас увозил в город раздолбанный жёлтый ЛиАЗ, весело звенящий шестерёнками. Позади оставался Пороховой остров, хозяином на котором по сей день остаётся Крон – временщик.
* Иван Сирко (Серко) – кошевой атаман Запорожской Сечи в XVII веке, герой массы малороссийских легенд.
