Мысли о семье находят своё воплощение каждый день. В субботу кольцо с бриллиантом для дочери - дань с юга и как подарок господину, легло в верхний ящик стола. Чёрная бархатная коробочка рядом со стопкой зелёно-серой бумаги и раздутыми пачками бледно-голубой.
Адам поморщился и отодвинул вглубь стола голубизну:
- Принесут всякую дрянь, карманы топорщит, а толк только в продуктовой лавке. За бутылку настоящего коньяка, наверное , пол пачки будет. Настоящий коньяк... В магазине он всё равно не продаётся, даже, если все эти бумажки отдашь, подсунут мусор.
Свою семью он помнил всегда. Жена Луиза - красавица, выточенная, как кубок, который он носил на руках, превратилась в хранительницу семейного очага. Дверь в комнату, за которой полыхал очаг, она наглухо перекрывала и в фас и в профиль. Выдающиеся формы, огромные и уже не подвластные объятиям мужа, застолбили территорию. Возвращение домой начало напоминать преодоление непреодолимых препятствий. Уроки молодости помогали проскользнуть в узкую щель между фигурой и стеной, обогнать на входе и выходе ещё удавалось, но с каждым днём всё трудней и трудней. Адам терял скорость. Зелёные пачки бумаги притормаживали на разгоне, но, добавляя вес, увеличивали силу инерции. Масса на узкой дороге успевала задавить, придушить и выдавить капли из того, из чего уже были выжаты все соки.
Мысль о сыновьях напоминала Адаму молодость, в приятном смысле слова. Сравнивая себя с детьми, он воспарял , как птица - ловкая, быстрая, голодная и жаждущая жизни. Сыновья были , как он. Но их молодость и его поздняя зрелость были почти равны. Деньги, скорость и умение решать проблемы почти одинаковые. Только чувство - животное и чистое ещё отличало. Адам не потерял нюх и опасность мог учуять издалека, вовремя, кого надо подогреть, кому надо поклониться и уйти в сторону.
Чёрная тяжёлая дверь отворилась. В кабинет вошёл бородатый мужчина в европейском костюме, туфлях, без кинжала и не верхом:
- Здравствуй, Адам! Мы все тебе передаём привет. Слышали, что дочь замуж выдаёшь. Я оставил внизу подарки - сыр, вино и молельный коврик для будущего зятя. Я пришёл к тебе с тяжёлой вестью: через наш аул хотят нефтепровод протянуть. Люди знают, что зависит от тебя - пойдут в обход или через нас. Надо, чтобы нашу семью не тронули. Ты мой двоюродный брат, отец твой умер, мой жив и передаёт тебе, что нашу землю нельзя рыть экскаватором, разрушать дома, осквернять могилы дедов и прадедов.
Адам приоткрыл верхний ящик стола, чёрную коробку и пронзительный яркий луч света от камня ослепил его:
- Ты мне брат, Магомед, но у меня своя семья. Большие богатые люди тянут эту трубу.
Гость погладил рукой бороду:
-Адам, отец мне запретил говорить тебе много слов, но я передам тебе слова твоей матери. Она помнит, как мы с тобой убегали в горы, охотились на косуль и спали бок о бок, согревая друг друга. Она сказала, чтобы я передал: " Сынок, могущество всего мира не стоит даже клочка нашей земли и твой дом навеки будет только здесь, где похоронены прадед, дед и твой отец". Мужчина вышел.
В следующую субботу тишину ночи разрезал тихий взрыв , покрытый громом камнепада. Вершина горы перекрыла дорогу, развернула нефтяную трубу и погребла лагерь нефтяников.
Прошла неделя. Запах плова, музыка, дым костров с утра наполнили город. Адам гордо вёл под венец свою дочь. Бородатые родственники шли за ним. Дары невесте. Стадо баранов за домом. Синее прозрачное бездонное небо. Адам молча смотрел на свадьбу, курил и улыбался. Стол на берегу реки, нарядные люди, переполненная машинами улица увели его в прошлое. Хлеб, немного сыра, мужчины с ружьями и женщины в белом с рукавами до колен. Прозрачный ручей несёт маленький бумажный кораблик вниз, к большой реке. Двоюродный брат Ваха залез в воду и освободил его из коряг у берега.
Брат вошёл молча в кабинет. Подошёл к Адаму. Кораблик понёсся по чистой реке к большому бескрайнему морю. Седая голова упала на бок, на белой рубашке появилось тёмное расползающееся пятно. Ваха вытер нож:
-Пора тебе Адам возвращаться домой. Семья тебя заждалась.
