Представляю вашему вниманию мой новый рассказ. Никаких реальных событий в основу заложено не было. Но польза точно заложена. Не буду затягивать с предысторией. Читайте) Вывод сделайте сами и поделитесь им со мной в комментариях.
Её невесомое голубое платье, то прилипало к худым коленкам, то снова, игриво вздергиваясь, оголяя то место, где недавно выскочил первый волосок. Когда качели устремлялись вверх, сердце немного замирало и перед глазами быстро проносилась земля, над которой летели белые сандали. Их Лене подарила бабушка на окончание третьего класса. Лето в Ижевске было солнечным и не дождливым. Такое простое детское счастье. Лететь вверх и вниз, прикрывая глаза и представляя себя птицей. Потом бегать с мальчишками и прятаться от их водных пистиков. По пятницах уезжать с мамой в сад и ползать по грядке, отправляя в рот одну ягодку клубники за другой. Леночка сама не понимала ещё, как она должна быть счастлива. Как стоит ценить эти моменты, с какой ностальгией она будет вспоминать об этом много лет спустя. Но Лене десять. Все, что она умеет – просто жить.
Роман после работы всегда сидел вблизи двора на лавочке, у третьего подъезда. Он был приветлив, хотя многим казался немного напряженным. Все соседские бабки знали Рому. Ещё каких-то 30 лет назад он, как Леночка, качался на этой же качели, рвал листья с кустов, топтал с любовью высаженные палисадники. Бабки ещё с тех пор недолюбливали Романа, посматривали косо в его сторону, пока он не женился. Это для стареющего поколения тридцать пятого дома означало, что парень повзрослел.
Жена Романа, Кира, была низкорослой и худой. Даже в свои 36 она была похожа на подростка. Единственное, что ее отличало от молодежи – мудрость в глазах и усталость под ними. У них с Ромой все было хорошо первые 3 года знакомства. Потом как-то начало сходить на нет половое влечение, быт окутывал скукой, а отсутствие высоких зарплат по округу и низкий уровень их семейного образования ставил крест на светлом будущем. Кира и Роман были тихими, ругались в основном молча. Он обычно бурчал, что-то невнятное себе под нос, а Кира всхлипывала и компульсивно протирала тарелки. Впрочем, депрессии ни у кого из них не было, тяжелых физических недугов тоже… разве что зубы… Но Кира копила потихоньку на них. Это успокаивало. Детей Рома сразу не хотел. Потом не хотела Кира… А потом как-то уже не до детей стало. Ковид изменил жизнь многих российских пар в тот год.
Роман ерзал на обшарпанной скамейке. Тазовая область устала от длительного времяпрепровождения на твёрдой основе. Пальцы сами собой ковыряли прожженную сигаретой дырочку на левой штанине. Курить ему раньше нравилось, но жена настояла на отказе от этой привычки в 2017-м, когда они, почему-то, решили завести детей. Детей так и не получилось, а курить больше не было смысла. Дорого. Сейчас бы сигарета пригодилась, коротать время на жаркой улице с ней было бы приятнее.
Роман был обычным. Настолько обычным, что, если бы вдруг он совершил преступление, под описание его внешности попала бы добрая часть мужского населения Ижевска. Средний рост, среднее телосложение, серая футболка, потертая синяя кепка, непонятного серо-коричневого цвета штаны, темные стоптанные ботинки. То ли кеды, то ли кроссовки. Серо-зеленые зрачки на фоне бледного лица, русые волосы. Ни шрамов, ни татуировок, ни других опознавательных признаков, которые обычно вдохновляют служащих органов. Единственным, что его хоть как-то делало особенным, были темные очки, с которыми он не расставался почти никогда. Зимой это казалось странным, но Роман говорил, что чувствителен к солнечному свету. Поэтому такая особенность быстро становилась всем неинтересной.
Он уже полчаса сидел на скамейке. Кожа вокруг дужек очков потела в унисон подмышкам. Сердце билось. Достоинство, хотя это сложно было назвать достоинством, чувствовало волнение и напряжённо давило на внутренние части бёдер. Роман переживал эротическое настроение, наблюдая за Леночкой.
Параллельно он также испытывал колоссальное психическое напряжение из-за амбивалентности душевных переживаний. Как будто внутри него ссорились, или даже дрались, две противоположные личности.
Один из них был уверен в себе, падок на сладострастие и ничего не боялся. Эта его часть всегда была внимательна к деталям, обладала прекрасной памятью на лица и другие части тела, имела ряд пороков и особенно наслаждалась той частью жизни Романа, которую другая его часть никак не могла принять. Психологи могли бы присвоить этой части черты тёмной триады. Но Роман ничего о ней не знал.
Если представить внутреннюю основу Романа как торт, то вторая часть постоянно находилась где-то между слоем стыда, похотью и чувством вины. Слоев в торте Романа было много, возможно это был Наполеон. И стыда у Романа тоже было много. Именно этот стыд порождал такое количество пота в железах его кожного покрова. Эта часть родилась раньше той самой похотливой, поэтому Роман обычно слушал ее.
Сегодня он снова пошёл на поводу у стыда, интенсивнее надвинул кепку на лоб, прикрыл срамные места пакетом, оглянулся и быстрым шагом отправился в подъезд.
Кира, всегда отстраненная, как будто где-то витающая, что-то готовила, глядя в экран телефона. Роман бестактно чмокнул жену в нижнюю часть правой щеки и удалился в ванную, где ближайшие шесть минут отдавался фантазированию. Жена даже не посмотрела в его сторону. Возможно ей было больно или обидно, может она злилась, или ей было все равно. Никто точно бы сказать не мог, сама Кира, в том числе.
После фантазирования Роман тщательно вымыл руки и переместил обе свои субличности на диван. Жена принесла макароны с сыром, хлеб и майонез. Села рядом и включила сериал. Роман любил эти тихие семейные вечера. На душе стало тепло, он поел и подозрительно быстро заснул. Ему снились сны. Странные, эротической направленности. Роман так любил свои сны… Там он мог делать все, что не разрешал себе в реальной жизни, хотя он не владел искусством удерживания внимания в сновидениях и не управлял ими, они все равно ему очень нравились. Это была очередная ночь, после очередного дня.
Желтеющая флора за окном намекала на приближающиеся холода. Вроде август, а грустно Роме было, как в ноябре. Хандра окутывала не только лимбическую систему, но и другие части мозга. Особенно страдал его центр удовольствия. Хотя, если откровенно, Роман страдал весь, целиком, всем своим, ничем не отличающимся от других, существованием. Он все отчетливее слышал где-то внутри нехорошее слово, которым люди называют таких, как он. Это слово врезалось в сознание и причиняло огромную боль… Утро не задалось. День прошёл как обычно.
Вечером Роман снова сидел на скамейке, натянув кепку почти на верхние подвижные веки, он снял очки и погружался в транс, фиксируя зрачки на качающейся вдали Леночке. Он чувствовал так много и так сразу. И легкость бытия, и вдохновение, и тревожное вожделение. Его мысли уходили далеко от реальности… Нет, это не похоть. Это было нечто большее, масштабное, глобальное, общемировое. Это был весь его мир. И было так хорошо и спокойно. Словно легкая морская волна касается стоп, и тепло летнего солнца разливается по всей Удмуртии… Роман вошёл в транс. Кто-то ошибочно называл бы это состояние аффектом, но это был именно транс. Какая-то часть сознания Романа сладко дремала в дальнем углу его подсознания. Он спал. Но тело его вчера отлично выспалось и начало жить какой-то отдельной жизнью…
Леночка с подвизгиванием спрыгнула с качели и вприпрыжку побежала в сторону своего дома. Мама обещала сегодня приготовить волосатые сосиски, поэтому лучше было не опаздывать, чтобы братик Вова не съел все самое вкусное. Она весело шагала к подъезду, в мыслях уже раскладывая сосиски по тарелкам, как вдруг ее кто-то одернул за руку. Это был Роман.
– Девочка, привет.
– Здравствуйте, дяденька. – Слегка попятившись, но лишь от неожиданности, произнесла Лена.
– Как тебя зовут?
– Лена, а вас как?
– Меня…– кашлянул Рома, Валерий.
– Очень приятно познакомиться, Валерий. – выпалила Леночка и уже развернулась к Валерию спиной, чтобы продолжить ход.
– Лена, ты очень спешишь?
– Да. Мне нужно скорее домой, там мама приготовила волосатые сосиски! Нужно скорее прийти, пока Вовка все не съел…
– Волосатые что? – перебил Валера.
– Ну волосатые сосиски, – смеялась девочка, – такие сосиски, с макаронинами вместо волос.
– А, понятно. Но я задержу тебя только на минуточку, можешь помочь мне?
– Я бы с радостью, дядя Валера, но мне очень нужно успеть домой.
– Обещаю, это займёт всего минуту. Там просто под домом застрял котёнок. Я хочу его вытащить, но у меня слишком толстые руки, я не могу пролезть в эту щель.
– Котёнок? А, какого он цвета? А, как его зовут?
– Я не знаю. Такой маленький, серый. Он наверное там застрял, я шёл мимо и услышал его писк. Пойдём?
– Пойдёмте скорее, вдруг он там задохнётся! Где он? – Лена уже подпрыгивала от нетерпения.
Роман показал за угол дома, куда-то в сторону гаражей и позволил ей бежать так, чтобы самому немного отстать. Он не думал больше ни о чем. Он ещё был в трансе. Поравнявшись с гаражами, Роман увел девочку все дальше вглубь мусора и кустарников так, чтобы ни с одного ракурса невозможно было что-либо разглядеть.
– Где котёнок? – спросила Лена.
– Вон там… Слышишь?, показывал куда-то на стену дядя Валера.
– Не слышу. Где же он?
– Я тоже не слышу… Кажется, вон там скребется, в углу. Вот, смотри, смотри…
– Но я ничего не вижу! – уже нервно заявляла Леночка. Она начинала сердиться и уже было заподозрила дядю во лжи. Резко обернулась, желая высказать своё недовольство, и оторопела. Она увидела Романа Каблучкова во всей красе. Он стоял с приспущенными штанами, весь потный, трясущийся, дрожащий и растерянный.
Лена испугалась, но вида не подала. Вообще у Леночки детство было разным. Такую картину она уже видела. Когда дядя Степа напивался, он часто бегал за мамой по дому со спущенными штанами и кричал что-то невнятное. А мама в ответ ругалась и била его кухонным полотенцем, прикрикивая: «Как тебе не стыдно! Дети же смотрят!».
– Как тебе не стыдно! Дети же смотрят!, – уверенно прокричала Леночка Роману и рванула домой.
Воскресенье было любимым днем недели Романа Каблучкова. Ещё в детстве он пристрастился к этой части семидневного бытия, благодаря бабе Вере. Она поздно родила мать Ромочки и встречала свою деменцию радостно с блинами. Каждое воскресенье она приезжала с другого конца города к внуку и кормила его сгущенкой и выпечкой. Да, имя мальчика бабушка уже не могла запомнить, но рецепт прописался в днк, да так, что перешёл по наследству Роме. Поэтому сегодня он приготовил блины. Они все были комом. Кира, пришла на кухню на запах, посмотрела на мужа и сделала бутерброды. Эти комья блинной массы она видела всего дважды: когда умер отчим Ромы и в то самое увольнение. Кира, как мудрая женщина, промолчала, поела и ушла на рынок за курицей.
Рома попытался есть блины, потом доел Кирины бутерброды и посмотрел в окно. Было душно. Он открыл форточку и попытался вдохнуть свежий воздух, но легкие как будто отказывались напитываться кислородом. Рома задыхался. Голова немного кружилась, тело подташнивало. Если бы Рома был женщиной, он бы наверняка все списал на токсикоз…А тут все как-то непонятно. Конечно транс уже давно рассеялся. Жизнь внутри Каблучкова как-то сама по себе останавливалась. Он не был глупым или умственно отсталым, но его уровня саморефлексии не хватало на то, чтобы понять все эти внутренние процессы…
Роман взял свой телефон и что-то загуглил. Немного зависнув на рекламе, прочитав пару новостей, он все же нашел нужную информацию. Переоделся, сходил за сигаретами и выкурил сразу четыре штуки. Затем намочил полотенца, загерметизировал щель под дверью на кухню и крепко закрыл форточку.
«Самое главное, – подумал Роман, – выбрать музыку». Рома очень любил музыку. Легкую лиричную инструментальную музыку 90-х. Он выбрал Энрике Морриконе. Лёг головой в духовку и открыл газ…
Кира вернулась минут через тридцать…
Автор: Цой Василиса