Колм Тойбин — знаменитый ирландский прозаик, сценарист, журналист и поэт, финалист Букеровской премии. Совсем скоро впервые на русском выйдет его книга «Волшебник» — литературная биография Томаса Манна, автора «Будденброков» и «Волшебной горы», «Смерти в Венеции» и «Доктора Фаустуса», лауреата Нобелевской премии.
Делимся отрывком, в котором родные Томаса Манна так по-разному реагируют на его роман «Будденброки», за который он позже получит Нобелевскую премию по литературе.
Вернувшись в Мюнхен, Томас начал составлять план романа «Будденброки». Он часто виделся с Генрихом, но редко упоминал о романе, однако делился с братом рассказами, которые должны были скоро выйти отдельной книгой. Он пытался сосредоточиться на работе, но Мюнхен его расхолаживал. Он слишком много гулял, читал слишком много газет и литературных журналов, возвращаясь домой слишком поздно. Томас должен был найти место, где мог полностью отдаться роману, и на этой ранней стадии не испытывал соблазна делиться с кем-либо своими замыслами.
Он уехал в Рим, где приступил к работе всерьез. Там он никого не знал, поэтому оказался предоставлен самому себе. Наверняка где-то здесь тоже собирались молодые писатели, но он не испытывал желания к ним присоединиться. Томас передвинул стол к окну маленькой комнаты и придумал правило: после получаса работы прилечь на десять минут. Работать он начинал, как только просыпался.
Воспоминания о Любеке были обрывочными и порой не срастались в единую картину. Жизнь разлетелась вдребезги, и ему достались только осколки. Приступая к написанию новой сцены, он соединял их, снова делая мир цельным. Жизнь Маннов в Любеке скоро забудется, но, если его книгу, которая все разрасталась и удлинялась, ждал успех, жизнь Будденброков продлится. Ко времени возвращения в Мюнхен он дописал несколько первых глав.
<...>
Когда роман вышел, некоторые сочли его выдающимся достижением литературы. Однако Любек был оскорблен. Тетя Элизабет выразила свое неприятие книги в резком письме его матери. «Меня узнают на улицах, принимая за эту ужасную женщину из книги. Ему следовало прежде спросить разрешения. Это убило бы матушку, будь она жива. Да как он посмел, этот щенок, твой сын».
Генрих, который жил в Берлине, никак не отозвался о его романе, и Томас даже решил, что его письмо не дошло. Его мать показывала «Будденброков» всем гостям, настаивая на том, что ей нравится собственный портрет, нарисованный сыном.
— В книге я очень музыкальна. Разумеется, этого у меня не отнять, но я не обладаю талантом и усидчивостью героини. Чтобы играть, как Герда, мне пришлось бы заниматься куда прилежнее. Однако я умнее ее, во всяком случае, все так говорят.
В литературных кафе сочли, что очередной роман о вырождающемся семействе — не то, в чем сейчас нуждается Мюнхен. Томас жаловался Паулю, который открыто восхищался романом, что куда благосклоннее публика приняла бы сборник сбивчивых виршей, раскрывающих темную сторону человеческой души. Его сестры желали знать, почему их нет в его романе.
— Люди решат, что нас не существует, — сказала Карла.
— А я надеюсь, никто не станет нас сравнивать с этим ужасным малышом Ганно, — добавила Лула. — Мама говорит, он вылитый ты.
Томас видел, что, хотя книга была основана на жизни семейства Манн из Любека, этим она не исчерпывалась, было в ней что-то, ему неподвластное. Некое волшебство, нечто, что будет нелегко повторить. Похвалы, которые Томас получал, заставляли его надеяться, что успех книги заставит людей забыть о его неудачах в других сферах жизни.
<...>
Томас ждал приезда Генриха. Поначалу он решил не спрашивать у матери, не поделился ли с ней его старший брат мнением о вышедшем романе. Однако не удержался и тут же об этом пожалел.
— Я получила от него несколько писем, — ответила мать. — Кажется, он был очень занят, поэтому ни разу не упомянул о твоей книге. Скоро он приедет и сам обо всем расскажет.
Томас думал, что после ужина, когда остальные отправятся спать, Генрих захочет наедине обсудить с ним роман. Позже, когда Генрих с Лулой уединились в гостиной, чтобы посекретничать, его так и подмывало поднять эту тему, но эти двое были так увлечены беседой, что он не решился их прервать. Решив наконец, что на сегодня с него довольно собственного семейства, он отправился к себе на квартиру.
Томас успел смириться с тем, что не дождется от брата похвалы. Однако, воскресным утром заглянув к матери, он обнаружил Генриха в одиночестве — остальные ушли в церковь. Обсудив привычки журнальных редакторов, они замолчали. Генрих начал листать журнал.
— Такое ощущение, что ты не получал моей книги, — сказал Томас.
— Я прочел ее и собираюсь перечитать. Может быть, обсудим уже тогда?
— А почему не сейчас?
— Эта книга изменила историю нашей семьи, — то, как люди будут отныне воспринимать наших отца и мать. Как они воспринимают тебя. И где бы мы ни были, люди будут думать, что они нас знают.
— Тебе бы хотелось самому ее написать?
— Я считаю, роман не должен вторгаться в частную жизнь так грубо.
— А как насчет «Госпожи Бовари»?
— Это книга об эволюции нравов, об изменениях, которые происходят в обществе.
— А моя?
— Возможно. Кто знает. Но у читателей не должно возникать чувства, будто они подглядывают через окно.
— Возможно, это лучшее определение для романа.
— В таком случае ты создал шедевр. Едва ли следует удивляться, что ты уже так знаменит.
Если вам понравился материал, оцените его в комментариях или поставьте лайк. Еще больше интересного о книгах, литературе, культуре вы сможете узнать, подписавшись на наш канал.