Найти в Дзене

Бабушка для Никиты (1/3)

Промозглый ноябрь средней полосы. Ветер, то спрячется за лысыми кустами, то выскочит из-за них с громким воем и набросится на прохожих. Прохожие, которым не удалось в эту минуту укрыться за бетонными стенами офисов и квартир, прятались за широкими шарфами, придерживая воротники пальцами в перчатках, прятали носы и щёки вглубь самих себя. Общая на весь город мысль бродила от одной головы к другой: скорее бы снег. Белые каплюшки — пусть не сразу — прикроют обнажённую сырую землю, подарят глазу чистоту и дадут душе успокоение. Внутренние ритмы замедлятся, и не смотря, на то, что жизнь продолжается — работа делается, учёба учится, дети рождаются — мир будет знать: до весны можно сбавить скорость. А вот уже потом вешние воды сгонят с души и тела всё то, что откладывалось месяцами, как накипь на стенках чайника, и начнётся новая жизнь. Безусловно, лучше прежней. Но это будет потом, а пока ноябрь и ожидание снега... ***** Худенький вихрастый мальчишка трёх от роду зим сидел на широком подок

Промозглый ноябрь средней полосы. Ветер, то спрячется за лысыми кустами, то выскочит из-за них с громким воем и набросится на прохожих. Прохожие, которым не удалось в эту минуту укрыться за бетонными стенами офисов и квартир, прятались за широкими шарфами, придерживая воротники пальцами в перчатках, прятали носы и щёки вглубь самих себя.

Общая на весь город мысль бродила от одной головы к другой: скорее бы снег. Белые каплюшки — пусть не сразу — прикроют обнажённую сырую землю, подарят глазу чистоту и дадут душе успокоение. Внутренние ритмы замедлятся, и не смотря, на то, что жизнь продолжается — работа делается, учёба учится, дети рождаются — мир будет знать: до весны можно сбавить скорость.

А вот уже потом вешние воды сгонят с души и тела всё то, что откладывалось месяцами, как накипь на стенках чайника, и начнётся новая жизнь. Безусловно, лучше прежней.

Но это будет потом, а пока ноябрь и ожидание снега...

*****

Худенький вихрастый мальчишка трёх от роду зим сидел на широком подоконнике и сосал леденец. Ножки его были упакованы в тёплые шерстяные носочки, шею затягивал плотный ворот водолазки. Вот только острые коленки, не прикрытые штанишками, говорили: у него есть своë мнение. Оттого и сидит он такой весь вроде бы тепло одетый, но в летних, отвоёванных у мамы, шортиках.

— Мам, смотри, бумажка летит, — звонко прокомментировал он происходящее за окном.

— Ага, — отреагировала мама, пробуя бульон.

— Куда она летит?

— Наверное, в тёплые края.

— А где тёплые края?

— На Юге.

— Юг где?

— Далеко-далеко, там, где море. Помнишь, в прошлом году ездили?

— Она долетит?

— Кто? — мама потеряла нить разговора.

— Бумажка.

— Долетит, сына, долетит. Никитка, сейчас бульончик будет готов, кушать будем. Горлышко болит?

— Нет! — ответил мальчишка и громко чихнул. Мама тут же подошла и вытерла нос.

— Пора учиться сморкаться, сынок! Ты у меня вон какой большой, а всё носом шмыгаешь.

— Я ещё маленький.

— А кто вчера убеждал, что уже вырос?

Никита оставил вопрос без ответа и вернулся к происходящему за окном. Как там бумажка? Долетела? Её и не видно уже, как бы он не выглядывал.

Но тут случилось нечто совершенно волшебное, заставившее его забыть и о Юге, и о бумажке-путешественнице, и о необходимости учиться сморкаться.

Из-за угла старого дома, у которого окна уже так низко, что даже он, Никитка, летом доставал до карниза, вышла бабушка.

И только она показалась как со всего света — не иначе — полетели голуби. Они всё летели и летели и вскоре получилось серое голубиное море. Бабушка достала что-то из кармана и принялась разбрасывать на землю. Море зашевелилось, заволновалось и волны его устремлялись то в одну сторону, то в другую.

Никита в восторге раскрыл рот, встал на подоконник и прижался лбом к стеклу. Ему так хотелось, чтобы бабушка бросила горсточку в его сторону и тогда серое море растечëтся до их подъезда. Но бабушка разбросала всё, что у неё было, и ушла за угол старого дома. Птицы немного потоптались, выискивая остатки еды, и одна за другой начали разлетаться.

— Ник! — услышал он прямо над ухом и очнулся, — Ты что совсем меня не слышишь? Зову, зову... Иди ручки мой, будем бульончик пить.

Мальчик спустился с подоконника и пошёл в ванную. Встав на скамеечку, подставил ладошки под тёплые струи. А перед глазами серое голубиное море...

Никита ждал её каждый день. Он не ориентировался во времени, но знал, что бабушка придёт тогда, когда мама варит суп. Иногда мама запутывала его и не стояла у плиты, а занималась другими скучными делами. Тогда он спохватывался перед дневным сном:

— А ты что суп варить не будешь?

— Нет, мы же макаронами обедали. Забыл? Или ты супчик хочешь?

— Нет, не хочу.

Он стал подбегать к окну каждые десять минут с момента пробуждения, если, конечно, его не увлекала игра или мультфильм. Он знал, что повелительница голубей выходит только один раз в день, и это всегда до его сна.

Вскоре мальчик определял появление бабушки внутренним чутьём, его частота настроилась на нужные волны и принимала радиосигнал: пришла!

За несколько минут до того, как худощавая фигура бабушки появится из-за угла, мальчик залезал на подоконник и ждал. Совсем как та голубиная братия, слетавшаяся со всех окрестных крыш.

И вот наконец показывалась долгожданная знакомая фигура в тëмно-синем пальто и начиналось волшебство. Голуби летели по одному, парами, стайками. Никита не успевал опомниться, как всю площадку заполоняли серые птицы. В его голове они кричали разными голосами, разговаривали, ссорились и мирились.

Как будто он находится в группе детского сада, где каждый день такая возня.

Никита не любил детский сад. Мама говорила, что там интересно, папа рассказывал случаи из своей детсадовской жизни, но это имело так мало общего с тем, что ощущал он сам. Идентифицировать свои чувства он пока не мог и руководствовался одним критерием: не нравится.

А вот дома было замечательно. И мама всегда рядом. Она не даёт противную молочную кашу, не тащит на прогулку, когда он только-только достроил мост и гоняет по нему машины. Дома лучше, чтобы там не говорили родители. Поэтому Никита радовался, когда у него появлялись сопли и становилось тяжело глотать. Мама огорчалась, а он ликовал, не скрывая радости.

— Эх, Никитка, маме на работу надо бы выйти. А ты болеешь опять, — вздыхала она.

С появлением голубиного моря дома стало ещё интереснее. Каждый день он ждал бабушку и всякий раз замирал с открытым ртом, словно видит впервые. Вот бы тоже приручить голубей, мечтал он. Но мама говорит, что сейчас слишком ветрено для прогулок, а в те редкие дни, когда они всё-таки гуляют, он забывает взять с собой еду. Хотя он не уверен, что после бабушкиного угощения они будут Никиткин хлеб.

Вера Григорьевна проработала на заводе всю жизнь. В 12 начинался обед. Кто-то быстро ел и ложился чуток вздремнуть, кто-то любил посплетничать, а она всегда спешила на улицу. Выйти на свежий воздух для неё было важнее, чем поесть. Поэтому она сперва шла через проходную на крыльцо, ходила по территории или сидела на скамейке. И только когда начинали появляться первые перекурщики, шла в столовую. Иногда ей не хватало хлеба, или заканчивался капустный салат, но это было не важно. Главное — она успела подышать свежим воздухом, а значит, до конца рабочего дня доживëт.

Вера Григорьевна, а тогда ещё просто Вера, любила возвращаться домой пешком, не толкаясь локтями в троллейбусе, не выстаивая очередь на остановке. Путь до дома занимал почти час, но если позволяла погода, то время не имело значения. Вставать пораньше никак не удавалось и даже приходилось бежать на остановку, чтобы не опоздать, поэтому для свежего воздуха оставался только обеденный перерыв и вечер.

Выработанная за много лет привычка привела к тому, что и выйдя на пенсию женщина в любую погоду выходила из дома в 12 часов.

Сейчас её не поджимало время, дома всегда был хлеб и наличие салата зависело только от неё, но всё равно она выходила ненадолго. Минут на двадцать. В долгие прогулки, как правило, пускалась совместно с подругой и соседкой по совместительству.

В один из «обеденных перерывов» покормила голубей остатками хлеба, те были рады угощению, и вскоре это стало традицией. Вера Григорьевна покупала для птиц дешёвую крупу и кормила их всегда в одном и том же месте. Вскоре поняла — пернатые узнают её начинают слетаться до того, как она бросит им первую горсточку.

Однажды заметила в окне первого этажа дома напротив мальчишку. Взгляда не разглядеть, но по тому, как он прилип к окну, она догадалась — смотрит на неё и голубей. Улыбнулась. На следующий день мальчик снова стоял на подоконнике, прижав ладошки к стеклу. Она стала кормить птиц медленнее, раскидывая пшено в разные стороны, отчего голуби, воркуя и толкаясь шли туда, где еда.

Это стало для неё развлечением. Было приятно, что ребёнок каждый день смотрит на её незатейливый ритуал. И хотя их разделяло больше десяти метров, возникло ощущение присутствия и общения, которого ей так не хватало в жизни.

Она уже восемь лет была на пенсии и скучала. Пробовала устроиться на работу, но всё ей было не по душе. Проработав всю жизнь на заводе, сложно начинать в другом месте. Да и рабочие отношения сейчас были иными. Многое автоматизировано, ей сложно вникать. На заводе ей предложили место вахтëра, но сидеть весь день на одном месте сложно. Она честно отработала месяц и решила уйти.

До сих пор просматривала вакансии с целью найти что-то по душе, но пенсионеров ждали только на низкооплачиваемой и, часто тяжёлой, работе. Вскоре поиск работы превратился в такое же развлечение, как кормёжка голубей.

Три года назад в их стареньком доме снимала квартиру молодая пара с сыном. Она познакомилась с ними и иногда, когда ребёнка не с кем было оставить, его приводили к ней. Вот уж была радость для Веры Григорьевны!

Они отлично ладили, она читала ему книжки, а он рассказывал про роботов. В такие часы её квартира наполнялась жизнью и на несколько дней женщина оживала. Но потом соседи купили квартиру в другом районе и переехали. Жизнь Веры Григорьевны вновь стала ровной, как строчки в тетради. День прошёл — страницу перевернула. Ей даже не было необходимости писать дату: всё равно дни похожи друг на друга.

И вроде она ещё не старая, всего-то 63 года, ещё жить и жить, но не было внутри искры, от которой занялся бы огонь жизни.

Когда мальчик перестал появляться в окне, Вера Григорьевна загрустила. Окна её квартиры выходили туда же куда и дверь их подъезда. Она специально утром наблюдала и видела, как он выходит с мамой. В садик, догадалась она и вдруг расхотелось выходить в обед и кормить птиц. Но всё же она вышла. Только не увидев маленьких ладошек на окне, быстро вернулась домой.

~~~~~~

Продолжение ЗДЕСЬ

https://text.ru/antiplagiat/6315fa6db831f
https://text.ru/antiplagiat/6315fa6db831f

#кофейные романы #айгуль галиакберова #любовь и голуби #рассказ #дети #история из жизни #семейные отношения