Вслед за старухой мы вошли в дом, каждую секунду ожидая нападения или другого подвоха. Но бабка ковыляла впереди, не оглядываясь, под нашими ногами не распахивались провалы-ловушки, из-за угла не выскакивали враги с топорами, а мы не слышали ни малейшего подозрительного звука и понемногу расслабились.
Вошли в узкие и тесные сени, забитые стоптанной средневековой обувью, метлами и вязанками мелких дров. Внутренняя дверь между сенями и “гостиной” напрочь отсутствовала – только проем. Да и зачем? Холодных зим здесь не бывает, судя по всему. Основное помещение избы относительно светлое и относительно просторное, из него два проема без собственно дверей вели в чулан и спальню с узкой кроватью.
В гостиной стояли древнее плетеное кресло-качалка, стол под тряпичной скатертью, три стула из неокрашенного дерева и шкафчик. На столе и низких скамьях у стен выстроились кувшины, чашки и тарелки – все из темно-красной глины с причудливым геометрическим орнаментом. Печка была крохотная и низкая, сложенная из камней. На такой печи только готовить можно, но не запекать или лежать сверху, как на русской печке. С потолка свисали связки сухих пахучих трав и спиленных рогов. В темных углах притаились закрытые бочонки.
Я подивился: как старуха выживает в одиночестве? Живет она определенно одна, хотя кто-то ей приносит посуду и бочонки – не сама же она их делает?
– Садитесь, – не то пригласила, не то приказала бабка Марина.
Мы с Витькой сели за стол напротив друг друга. За ситцевой шторкой виднелось одинарное стекло окна практически без рамы, засиженное мухами. Я подозревал, что стекло вынули из окна совсем другого дома или здания.
Я сел так, чтобы держать в поле зрения оба дверных проема – спальню полностью я не видел, так что там вполне мог кто-нибудь прятаться. Витька же уставился в окно на мусоровоз – беспокоился, как бы его кто-нибудь не увел или обокрал. Это было невозможно – перфокарта, без которой ни отпереть, ни завести машину, лежала у меня в кармане.
Пока мы сидели, шныряя глазами туда-сюда в поисках опасности, бабка поставила корзину в угол на бочонок, засуетилась, забегала по комнате, вытаскивая из шкафчика пряники и тарелки с мелкими ягодами, которые я не опознал.
Мы взяли по прянику – на ощупь они были твердые, как камень, – но есть не спешили.
– Как вы тут живете? – начал я светскую беседу.
– А что такого? – спросила бабка, с кряхтением усаживаясь поодаль от нас на третий стул у бочонка с корзиной.
– Ну, вы ведь одна.
– Судьба у меня такая. Я уж примирилась. Могла бы мужа иметь и ребенка, да судьба отобрала и то, и другое.
Она привстала, взяла со стола ягодку и положила в рот. После того, как она проглотила ягоду, Витька осмелился попробовать одну штуку. Скривился – кисло.
– Сочувствуем, – сказал я.
Бабка усмехнулась.
– Сочувствуете? Вы ни меня не знаете, ни моей жизни, ни того, правду ли я говорю или брешу прямо в глаза. И не доверяете вы мне. Чего сочувствовать-то незнакомому человеку?
– Так положено говорить, – нагло сказал я. С такими, как эта бабка, иначе нельзя. Посмеется над культурным поведением, и все.
– Кем положено? Лицемерами? Жалеть меня не надо, я приноровилась, жаловаться не на что. Я тут заместо сторожа. Путников привечаю, новости узнаю, путь показываю.
– Путь показываете? Куда? Вы знаете, где живут Отщепенцы?
– А как же? – не стала ломаться бабка. – В лесу. День пути по тропинке. Только на вашей самоходной телеге не пробраться.
– А как пробраться?
Бабка подтянула к себе корзину, вынула откуда-то кривой ножик и взялась за чистку грибов.
– На своих двоих, как же иначе? Выходить надо рано поутру, едва светать начнет. Чтобы дотемна успеть.
– Понятно...
– Что тебе ясно? – пробрюзжала вредная бабка. – Лес этот темный и опасный, много злого в нем.
– Чего именно?
– Магии злой, черной, не из нашего мира.
Витька, который взял пряник, но не отваживался его куснуть, оживился:
– Вы про магию серьезно?
Баба Марина глянула на него так насмешливо, что Витька съежился.
– Просто раньше я никогда ведьм не встречал, – вежливо пояснил он.
Старуха поперхнулась очередной ягодой.
– Я тебе не ведьма, шельмец! Я знахарка, моя магия земная, от кореньев, растений лечебных, костей мертвых животных, амулетов да оберегов.
– А еще есть магия небесная? – уточнил я, заинтересовавшись.
– Догадливый! Небесная магия в опоре на земные штучки не нуждается. Маг одной силой на мир влияет. А есть и чужая магия, не из нашего мира – вовсе непонятная.
Я задумался. Откуда эта взяла эту классификацию? Выдумала? Во сне увидела?
– Значит, – заговорил я о другом, – выходить надо пешком и рано поутру. Ладно, мы поняли. Спасибо.
Мы встали и вышли из дома, бабка Марина нас не задерживала. В сенях вокруг нас закружились мухи, мы отмахнулись от них и вышли во двор. Забравшись в машину, мы держали совет.
– Бросать машину с нашим добром нельзя! – заявил Витька.
Я не спорил.
– Сам понимаю. Но другого выхода нет.
– Как это нет? Возвращаемся и ищем другую дорогу.
Я кое-что прикинул в уме.
– Вот что, Витька, давай так. Сделаем пробную вылазку. Просто прогуляемся с минимумом обвеса в лес, посмотрим, что да как. Если Отщепенцы живут в дне пути, должны быть признаки, так сказать, цивилизации. Увидим эти признаки – пойдем дальше, если лес нежилой – возвращаемся, материм старуху и едем назад, до развилки.
– Договорились.
Мы вернулись на полтора километра назад по горам и заночевали в маленькой долине с ручьем. Долина – сплошное загляденье: живописные кусты и старые мощные деревья, свежий ветерок, прозрачный ручей. На склонах долины зловеще шумел густой непролазный лес.
До наступления темноты мы зарядили фонари под завязку, проверили автоматы, зарядили магазины, взяли запасные, прихватили еду на два дня, воду в баклажках и фляжках. Все это добро уместилось в два рюкзака.
Среди ночи я проснулся ни с того, ни с сего. Такое бывало. Было очень темно и душно, мы лежали в палатке. Как по заказу, спустя мгновение после моего пробуждения сработали датчики движения, и гирлянда ожила – вспыхнул свет, стены палатки осветились. Такое тоже бывало и не раз. Иногда чувствительные датчики реагировали на пробежавшего ежика или белку, на пролетающую сову или нетопыря, иногда гирлянда включалась из-за движущейся от ветра ветки. Не слишком встревоженный, я привычным движением подхватил автомат и тихо, стараясь не разбудить мирно сопящего Витьку, выбрался через клапан наружу.
Снаружи было тепло, но гораздо свежее и приятнее, чем в душной палатке. Заливались сверчки, квакали лягушки в стоячей воде у ручья, в небе висела огромная луна, заливая серебром черный массив гор и леса.
Гирлянда светила вовне, и кусты на ближайшем склоне были видны до последнего листочка. Вдали, на границе света за кустами, мелькнула белая фигура, и я вцепился в автомат. Но это был не Урод и не Лего – это была голая девушка с гривой темных волос! Мне почему-то подумалось, что это Кира.
– Кира? – вырвалось у меня. Я сдержал порыв схватить фонарь и побежать за ней.
В палатке заворочался и заворчал Витька. Но не проснулся.
Я смотрел туда, где продефилировала неведомая нимфа, пока гирлянда не погасла. Датчики больше не включались. Я постоял минут пять или дольше, потом вернулся в палатку.
Кто это был? Датчики среагировали на нее – следовательно, мне не привиделось. Она не шарахнулась от света, как Погань, – выходит, это не Погань. Но при этом она не заинтересовалась нашим лагерем, даже головы не повернула. Я прокрутил увиденное заново с помощью нейрочипа – да, она не шарахнулась, однако быстро растворилась в темноте. Возможно, это порождение Поганого поля... Не баба Марина ведь, превращенная ночью в прекрасную деву!
Я лежал на спальнике, прислушивался к звукам снаружи и еще раза три прокрутил “ролик”. Удобная штука этот СКН! Нимфа прошла за кустами далековато, нормально не разглядишь. Приблизить картинку не удалось – у апгрейда нет такой функции. Дева молодая, стройная, почти тонкая, волосы до талии.
Зачем обычному человеку гулять ночью в темноте по Поганому полю? Да еще и голой?
Я все ждал, что к нам явятся гости, но датчики не срабатывали, сверчки пели усыпляющие заунывные песни, и я вскоре уснул. Ко всему привыкаешь – даже к сну среди бугименов.