Я как-то уже рассказывал вам о сказке «Золотой ключик», но в очень общих чертах, затрагивая лишь историю ее написания. Сегодня же мне хочется расставить все точки над «i» и более подробного поговорить о том, кем (или чем) вдохновлялся Алексей Толстой при создании персонажей своей сказки.
«Золотой ключик, или Приключения Буратино» является ярким примером абсолютного успеха и популярности. Эта книга нравилась и нравится по сей день и самым маленьким читателям, и самому высокому руководству. Только в советское время типаж «Золотого ключика» превысил 14 млн экземпляров! Для книги это в принципе весьма солидная цифра, а уж для детской...
Нет в нашей стране ребенка, который не знал бы этой сказки. Взрослые же критики раз за разом посвящают научные труды анализу, системе образов, историческим аспектам и классификации литературных героев. Так что я думаю и нам не лишним будет заглянуть за холст с нарисованным очагом, чтобы узнать, кого имел в виду Алексей Толстой, придумывая того или иного персонажа своей сказки.
И начнем, конечно же, с самого Буратино. Согласно самой популярной версии, обаятельного деревянного человечка с длинным носом Толстой писал с Максима Горького. Писатели дружили, много общались и спорили. Толстой восхищался «Детством» и «На дне», но безжалостно критиковал «Жизнь Клима Самгина».
В безграмотности Буратино ценители толстовского юмора угадывают аллюзии по поводу образования Горького. И даже в сцене спасения деревянного человечка усматривают отъезд писателя.
По другой же версии Буратино – это Михаил Чехов, племянник Антона Павловича, личность яркая и для своего времени знаковая. Михаил Чехов был прекрасным артистом, сумевшим создать свою театральную школу. «Новый театр» Чехова, светлый и яркий, вполне мог стать прообразом театра Буратино.
Возможно, Толстой, создавая образ веселого деревянного человечка, рассказывал свою собственную историю. Дело в том, что автор сказки не был любимым отпрыском своего отца графа Николая Толстого. Он даже и родным его сыном, по мнению многих, не был.
И неслучайно до 16 лет он носил фамилию Бостром. Николай Толстой с трудом согласился дать юному Алексею графский титул и свою фамилию. Вот почему сказка о деревянной кукле, мечтавшей стать человеком, вполне может быть и историей самого автора.
А вот по поводу смелого и верного пуделя по кличке Артемон у всех исследователей «Золотого ключика» мнения сходятся. В основе его образа лежит весьма известная личность - благородный Антон Павлович Чехов.
И ничего оскорбительного в этом нет! Собака – эталон преданности. А вот хозяева, в том числе и хозяйки, могут быть разными.
По одной из версий, в образе Мальвины выведена актриса Ольга Книппер, жена Антона Павловича.
По другой, не менее знаменитая Мария Андреева – сначала любимая женщина Саввы Морозова, а затем любовница и гражданская жена Максима Горького.
Но есть и чисто петербургское предположение: Мальвина – это Любовь Менделеева, дочь великого ученого-химика и супруга Александра Блока. Ведь Пьеро, печально влюбленный, страдающий по девочке с голубыми волосами, по своей прекрасной даме – это, конечно, Александр Блок.
Толстой приступил к написанию сказки, отложив на время работу над романом «Хождение по мукам», в котором Блоку досталось куда сильнее! В своем романе Толстой наделил его чертами поэта Алексея Бессонова, сознательно их шаржируя.
Здесь нет ничего личного, просто Толстой вообще не понимал и не принимал символистов. И не мог не поиронизировать над вечными поисками прекрасной дамы вперемешку с бесконечными страданиями.
Но в сказке, однако, происходит трансформация образа. Пьеро, которого Буратино вовлек в борьбу против Карабаса, начинает произносить пламенные речи, а затем и вовсе складывает революционную песню в стихах. Чем не поэма «12»?!
В хитрых мошенниках, лисе Алисе и коте Базилио, современники сразу увидели другую, не менее известную супружескую пару – Зинаиду Гиппиус и Дмитрия Мережковского.
О странностях этой петербургской семьи слагали легенды, но они, как и сказочные герои, были неразлучны. Гиппиус наповал сражала своими манерами, жеманностью и вычурностью, а Мережковский – парадоксальной зависимостью от жены. Тем не менее, это были талантливые, ни на кого не похожие «звезды» серебряного века. По-своему очаровательные сказочные мошенники!
Другая пара, закадычные друзья папа Карло и Джузеппе Сизый нос, однозначно ассоциировались с театральными режиссерами Станиславским и Немировичем-Данченко.
Намек на это не слишком сильно скрыт и в самой сказке. Золотая молния на занавесе театра папы Карло очень уж напоминает обрис чайки на занавесе МХАТа.
А вот в образе Карабаса-Барабаса легко узнается другой великий режиссер – Всеволод Мейерхольд. Современники Толстого считали, что театральный реформатор относился к своим актерам как к марионеткам.
С определенного момента режиссер даже перестал расставаться с Маузером, клал его перед собой на репетициях – точно также, как и Карабас свою плетку.
А длинная борода сказочного злодея – это, конечно же, намек на шарф, который всегда был на Мейерхольде. Он даже запихивал его концы в карманы куртки. Точно также как поступал с бородой Карабас-Барабас.
Толстой, разумеется, иронизировал не над личностью мастера, а, скорее, над слухами и сплетнями о нем. «Кукольный владыка, вот кто я, поди-ка...» - распевал бородач в сказке, руководя театром имени себя. Чем не Мейерхольд?
Кроме того, Карабас в «Золотой ключике» - доктор кукольных наук, а псевдоним Мейерхольда, доктор Дапертутто, был известен еще со времен литературно-артистического кабаре «Бродячая собака».
Подручный Карабаса, Дуремар, по предположению некоторых исследователей, это врач Жан Булемард, практиковавший в Москве в начале 20 века. Популярных в ту пору пиявок он собирал сам, как и персонаж из сказки Толстого.
По другой же версии, в образе Дуремара был выведен Владимир Соловьев – правая рука Мейерхольда. Мемуаристы описывали его как высокого, худого человека с бородой в длинном черном пальто. Кстати, Соловьев работал и в журнале «Любовь к трем апельсинам» под псевдонимом Вольдемар Люсциниус. Ну чем не Дуремар?!
Со 100% уверенностью можно сказать, что сверчка Толстой написал со...сверчка. Хотя, конечно, единственно верной карты, по которой можно читать «Приключения Буратино» все-таки нет. Есть лишь отсылки, параллели, аллюзии...
Полную глубину замысла, скорее всего, понимал только автор. А, может быть, и он сам не осознавал весь масштаб «трагедии». Как говорил Пушкин: «Над вымыслом слезами обольюсь...»
Буду очень благодарен вашей подписке на мой канал и лайку под этой записью!
Обязательно подпишитесь на мой YouTube канал, где ежедневно выходят мои репортажи и короткие видео на тему истории, путешествий и личной жизни.
Увидимся на канале!