Первая неделя пребывания в доме на Школьной улице у Анны Ивановны и её семнадцатилетней дочери Александры для группы Дёнитца закончилась ничем. Кроме Ирмы Золингер и её старого мужа знакомых не прибавилось, а действовать нужно было быстрее. Губерт продолжал свои наблюдения за этой троицей, но только в рамках своих служебных обязанностей, но ничего подозрительного за это время он в них не заметил. Предстояло переходить к варианту №2. Наступило воскресение и рано утром Анна Ивановна засобиралась на встречу с одной из партизанских связных, которая служила в абверкоманде -104 поваром.
- Сейчас ребята я уйду, - говорила она Дёнитцу, повязывая ситцевый платочек кончиками назад у зеркала, - а примерно через час выходите вы и отправляйтесь сразу на рынок. Ты, Людвиг, переоденься в гражданскую одежду и документы с собой не бери. Начнётся облава, а ты без документов, патруль к тебе прицепится и вас всех заберут в комендатуру, потому что Дёнитц окажет сопротивление. Хейне в форме лейтенанта - это очень хорошо... Ольга, а ты возьми с собой документы, но показывай их не сразу, только коменданту, поняла?
Ольга кивнула и спросила:
- Откуда вы знаете, что будет облава? Как это можно запланировать?
- Я иду сейчас к нашей поварихе Маше Раковой... Думаешь, зачем?
Ольга пожала плечами.
- Она тоже пойдёт на рынок, буквально перед вами, и разбросает там листовки от бригады Дмитриева. Её не заподозрят, Маша всегда ходит туда по воскресениям, она повар. Работает в абверкоманде и имеет друга немца. Кстати, хороший парень Фангер, но он уже под подозрением у СД. Поэтому, никаких контактов с ним - ясно?
Все трое как по команде кивнули в знак согласия, а Дёнитц спросил:
- Что это за Фангер и почему под подозрением?
- Маша говорила нам, что его насильно мобилизовали в вермахт. Он
служит в одной из частей, расквартированных в Пскове. Такие как он, всегда под подозрением, тем более - влюбился в русскую девушку.
Людвиг и Хейне переглянулись, вспоминая Клауса и его Катерину.
- Но, ведь это офицерам нельзя общаться с неполноценными славянками, - возразил Людвиг, - а солдатам - можно.
- Ну, это так, - улыбнулась на то Анна Ивановна, - но тут другое... Отец Фангера замучен в гитлеровском концлагере, а мать-коммунистка ещё до войны эмигрировала в СССР. Он предполагает, что к нему специально присматривается разведка, хотят его как-то использовать. Но, об этом потом... Сейчас ребята, сосредоточьтесь на своих делах! Вы всё помните, что нужно делать? Повторять не надо?
- Мы сделаем так, как нас инструктировали ещё на месте, - ответил на это Дёнитц и аккуратно выглянул из-за штор на улицу.
Всё было тихо и через пару минут Анна Ивановна уже шагала в сторону площади, чтобы передать Раковой листовки из штаба Дмитриева.
Рынок в воскресенье был запружен народом, но не как прежде на базаре что был когда-то на Торговой площади. Тот базар закрыли и он не работал, а на действующем рынке у Ольгинского моста разрешалось продавать продукты, материалы и вещи, полученные от сельскохозяйственного производства, рыболовного и охотничьего промыслов, сбора дикорастущих плодов, а также кустарные изделия. Представители городского здравоохранения и полиции имели право брать пробы продуктов. Запрещалось продавать мясо, муку, хлеб, сметану, дрова, лес, галантерею, мануфактуру, железо, табак, спички, вино, водку, спирт, чай, кофе, сахар, соль, сахарин, горюче-смазочные материалы, меха. Эти товары должны были быть проданы хозяйственному управлению на улице Фребель, 10, то есть в фонд немецкой армии. Строгие порядки не давали развернуть торговлю на полную мощь и к тому же, всё это ограничивалось по времени. О начале и конце торговли извещал свисток и к 15 часам дня все торговые приспособления должны были быть убраны.
Ольга ходила по торговым рядам вместе со своими провожатыми, она внимательно наблюдала что происходит вокруг и вся её поза была выжидающе-напряжённой. Вот какой-то парень толкнул толстую торговку и выбил у неё корзину из рук. Она закричала, тут же как из под земли вырос полицай и кинулся догонять пацанёнка. Тот быстро шмыгнул в просвет между досками забора и был таков. Торговка сунула руку в поднятую корзину, убедилась, что всё цело и о чём-то стала судачить с полицаем. Уже отойдя на приличное расстояние от них, Ольга услышала его громкий гогот над толпой, который неожиданно перерос в непонятный шум. Она резко обернулась - люди толпились ближе к центру и поднимали с земли клочки белой бумаги. Дёнитц в толпе пробрался к Людвигу и своей "невесте" и цепко взял её за руку. Их стали толкать со всех сторон, кто-то громко крикнул: "Смотрите, листовки!" И тут же последовал пронзительный свист - к центру рынка бежали полицаи. Не успели развернуться те, кто подобрал с земли партизанские послания, и выбросить эти бумажки обратно, как торговые ряды и сам рынок вокруг стали окружать немецкие солдаты.
Когда Дёнитц и его товарищи попытались ускользнуть, оцепление уже стояло в два ряда. Людвиг бросился к выходу, низко опустив кепку на глаза и тут же натолкнулся на огромного верзилу в чёрной форме с белой повязкой на рукаве.
- Документы! - гаркнул тот на русском, но Людвиг стал упорно сопротивляться.
Тогда его скрутили и стали выталкивать, как и многих других, оказавшихся без документов, в рыночные ворота. Туда уже подкатили солдаты на грузовиках. Кругом стоял шум и гвалт - облава была в самом разгаре.
Дёнитц кинулся вслед за Людвигом и, пытаясь его освободить, ударил по физиономии полицая-верзилу, который бычьими глазами впился в него, глядя на немецкую форму и не соображая, за что ему влетело от лейтенанта, завыл на весь базар. Ольга с отчаянным криком побежала туда же, за ними. Людвига и Дёнитца уже грузили в машину. Разбушевавшийся Хейне кидал удары на право и на лево, прилетело не только полицаю-верзиле, многие, кому удалось, наконец-то, его скрутить после побоища сидели в машине с фингалами в пол лица и потирали свои ушибленные члены. Тихонова с отборной немецкой бранью лезла поверх голов и буквально, упала в середину толпы солдат, которые у машины пытались затолкать арестованных в кузов. В результате, как и планировалось, всех троих доставили в полицейский участок, а затем самых активных дебоширов и подозреваемых отправили в комендатуру. Среди них были и Дёнитц с Людвигом. Ольга, как довесок в этой комедии положений, последовала за ними.
- Я покажу документы, но только коменданту!.. - выкрикивала она одно и тоже на требование полицейских чинов.
В результате, её так же затолкали в крытый грузовик и вместе с "особо отличившимися" в этой заварухе, отправили на допрос.
Она уселась перед комендантом Центрального округа Райном нога на ногу, сильно оголив свои колени. Зелёные оборки нарядного платья этажами свисали вниз, подчёркивая стройность её ножек.
- Ваши документы! - обратился к ней комендант.
- Пожалуйста, мой господин, - и она с ухмылкой протянула ему свой паспорт, выданный в Вентспилсе.
- Грета Миллер? - переспросил он, прочитав её документ.
- Именно так!.. И я не понимаю, за что меня задержали в этом захолустном местечке, да ещё напали на моего жениха и кузена?
Райн откашлялся.
- Ваш жених, это - вот тот дебошир?!
После того, как она довольно и утвердительно кивнула Райн поднялся из-за стола.
- Ну, знаете ли!.. Он чуть ли не перебил мне всех полицаев и солдат охраны. А вы лезете его защищать... Стоит ли?
- Стоит! - дерзко ответила девушка. - Он, поверьте, многого стоит!.. - и она многозначительно пощелкала языком и томно посмотрела на Райна.
- Да-а-а! - протянул комендант. - Ладно, допросим их в вашем присутствии.
Привели Людвига и Дёнитца с оторванным рукавом на плече.
- Я не успел даже предъявить свои документы, как на меня набросился ваш громила, - гаркнул Хейне и недовольно повел разбитой бровью, сощурив левый глаз. - И вы хотите, чтобы я спокойно стоял при этом? Я, солдат великой Германии и фюрера?
Он так многозначительно произнёс эту фразу, что Райну сразу захотелось вытянуться по стойке смирно и протянуть вскинутую руку к портрету Гитлера, висевшего на стене у него за спиной. Он неловко туда заглянул, а потом поднял на Дёнитца удивлённые глаза.
- Но, они даже не успели ничего у вас спросить, солдаты и полицай доложили, что вы первый на них кинулись, как бешеный пёс, - возразил Райн и тут же отпрянул в сторону, потому что Хейне сделал выпад к нему с зажатыми кулаками.
- А вот за бешеного пса ответите отдельно, - злобно прошипел он, потом быстро остыл и поправил свой китель. - Вот, ещё и рукава отодрали!.. Я буду жаловаться!
Райну пришлось ещё долго успокаивать Дёнитца, а потом успокаиваться самому. Раскрасневшись, он уселся снова за стол, раскрыл папку с бумагами и приступил, наконец, к допросу.
- Кто вы и откуда? - задал он свой первый вопрос.
- Там всё сказано, - коротко ответил Хейне и кивнул на свои документы.
Райн открыл предписание, разрешение на въезд в город и военный билет, внимательно прочитал.
- Я вижу, что вы и ваша невеста прибыли из Литвы. Вы отправлены налаживать контакты по снабжению 18 армии, но в начале в 16 -ю направлялись... Почему изменили маршрут следования?
- Потому что под Старой Руссой партизаны. Мы получили сведения перед отъездом, что там все леса ими кишат. Добрались до Пскова и решили больше никуда не двигаться, ведь здесь основные тылы группы армий "Север". И отец Греты - Ульрих Миллер, тоже был против того, чтобы мы ехали дальше. А его ослушаться нельзя. Он очень известный и богатый фабрикант, имеет связи не только с Линдеманом. Впрочем, вы это можете легко проверить.
- Да-да! Проверим. А, почему ваш кузен был без документов? - обратился Райн к девушке, взглянув на Людвига, стоявшего у стола с опущенной головой.
- Видите ли, - начала она свой ответ и кокетливо скосила глаза на коменданта, - братик мой вернулся лишь к утру со своих свиданок. Всю ночь он протанцевал с фрау Ирмой Золингер в казино офицерской гостиницы. Ему не до документов было, поверьте. Он пришёл домой лишь под утро, и только мой каприз заставил его подняться и пойти с нами на рынок. А документы его дома, я могу их вам принести, это не составит мне труда!..
- Где вы начинали службу, лейтенант? - спросил Райн уже строгим голосом у Дёнитца.
- Был направлен в 172 мотострелковый батальон, а потом расквартирован в Жмеринках с гарнизонными. Затем в прошлом году, летом, попал в неприятную историю вместе с Людвигом покинул гарнизон, самовольно и... сбежал в Прибалтику к невесте.
- Что-о? - Райн медленно поднялся из-за стола:
- Так вы и Гросс - дезертиры?
- Потише, комендант!.. За такие слова - можно и схлопотать, - снова грозно буркнул Дёнитц. - У нас были сильные аргументы и командование в Вентспилсе направило нас на тыловую службу, а Людвиг - он теперь только снабженец... Его дядюшка об этом позаботился.
Райн раскраснелся ещё больше и, подойдя к Грете Миллер в упор со злобой в голосе, проговорил:
- А вы, милая, не очень то похожа на немецкую девушку!
- Верно подметили, - спокойно с улыбкой ответила она, - я дочка немецкого фабриканта и русской эмигрантки. Родилась в Праге, когда родители были там по своим коммерческим делам, жила в Вентспилсе до прихода туда красных. Потом отца арестовали пограничники и он просидел пол года при тюрьме комендатуры 12 погранотряда, там же мы и поселились тогда с мамой рядом с этим местом на улице Лаулиня. Но мама не выдержала и скоро сбежала от страха тоже быть арестованной Советами, ей помогли перейти границу, сейчас она живёт в Дрездене. А я осталась с отцом и вскоре произошло радостное событие - пришли наши армии и нас освободили. Отец теперь словом и делом служит на благо великой Германии, вы можете связаться с ним в любое удобное для вас время и вызвать его сюда для проверки моих слов.
Райн снова откашлялся. Неприятностей ему совсем не хотелось. Ведь, если это так, как говорит эта упрямая и набалованная Миллер, то отец её связан с высшим генералитетом Литвы, а там чины повыше будут, чем его задрипанная должность. Но проверки требовало всё, тем более - это странное заявление о побеге из гарнизона. Что-то смекнув про себя, Райн произнёс:
- На сегодня всё, я вас отпускаю. Но, не прощаюсь - прошу вас подойти сюда же завтра во второй половине дня. За вами пришлют машину.
Когда из кабинета коменданта вышла эта "развесёлая" троица - Райн немедленно связался со 112 абвергруппой, которая находилась в районе станции Сиверская и попросил позвать к телефону капитана Фиша.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.