Найти тему
Истоки

Истоки. Часть 17. От судьбы не уйдёшь?

Нюре 39 лет. Трое детей, муж работящий, дом свой, работа есть – живи, радуйся. И радовалась, но ближе к своему сорокалетию все чаще и чаще нападала на женщину тоска. Будь она не ладна, та минута, когда поддавшись на уговоры цыганки, протянула Нюра открытую ладонь свою.

В войну еще было. С Павлом Нюра уже не жила, и Ниночку уже отнесли на погост. На вокзале не один день жил цыганский табор. Много людей за войну повидал Лунинский вокзал. Эвакуированные большими составами прибывали и прибывали на вокзал. Поезда потом увозили их в разные концы страны. Сколько их, не счесть, повидала и Нюра, проезжающих, изгнанных с родных мест войной, людей.

Цыганки, известное дело, сложа руки не сидели. Гадали. Многие желали узнать свою судьбу, хотели слышать утешающие предсказания.

Нюра в гадания не верила. Да вот пристала и пристала цыганка: дай погадаю, денег не возьму, я правду вижу, все расскажу.

Поддалась на уговоры, ради шутки.

- Выйдешь ты замуж снова, местный он, но ты его не знаешь. - внимательно рассматривая ладонь говорила цыганка, - уедете вы далёко-далёко, но вернетесь. Будет у вас трое детей. А как исполнится тебе сорок лет - ты умрёшь.

Как ошпаренная отдернула девушка руку:

- Врёшь, так уж чего хорошего ври! Чай, не с ума сошла, куда я из дома поеду? – рассердилась Нюра.

- Не вру, сама поглядишь…

Так оно всё, по цыганкиным словам, и выходило.

«До войны Володю не знала, на Север и на Урал уезжали, и вернулись. И детей трое. Что же? Неужто, и вправду помру? На кого ребят оставлю. Маруся слепая, своих ребят трое. Володя-то как жить станет без меня? Кто деток моих пожалеет? Тане пять годков всего» - страшные думы терзали душу.

Зачем и понадобилось Нюре на чердак? По лестнице, вбитой в угол сеней, поднялась до верха. Как всегда, уцепилась рукой за верхнее бревно венца избы, а оно оторвалось. Сколько раз Нюра лазила на чердак, белье вешала-снимала, веники для бани сушила, сколько раз так держалась она за это бревно…

Лежала на полу в сенях Нюра, придавленная большим тяжелым бревном, не могла шевельнуться. Дома никого. Володя на работе, ребятишки на улице играли. Нюра и кричать не могла. Сил не хватало, а боль в груди и спине не давала освободиться. Ей казалось, что пролежала она так вечность. Вот и смерть пришла – подумала. Помру тут одна.

В эту минуту Таня забежала в сени и остолбенела от страха.

- Дочка, беги за людьми, тёть Марусю Тимошкину скричи, она дома всегда…

Таня с криком выбежала со двора.

Будто вся улица тут же собралась у Карпеевых. Мужчины подняли бревно, тетя Маруся (не зря говорили бабы, что знает старуха заговоры!) шептала что-то, водила руками над Нюриным животом, от удара он стал тугим, как резиновый мяч. Встать Нюра не могла, её перенесли на руках на кровать. Кто-то уже побежал в сельпо за машиной. Не было машины свободной, дали лошадь с телегой. Повезли в больницу.

Долгие три месяца пролежала Нюра в больнице на досках, застеленных одной только простынкой. И по бокам кровати доски, как в тисках.

- Никакого матраца. Нельзя. Перелом позвоночника. Молись, что ходить сможешь, терпи! Надо лежать. Иначе обезножишь! - врач не пугал, говорил суровую правду.

Володя на день отводил девочек к Силютиным, а на ночь домой забирал. Не оставлял с ночевкой. Готовил, стирал - хозяйничал, одним словом. Пятилетняя Таня приходила к маме в больницу с теткой, на нее накидывали белый халат, который укрывал ее до самого пола. В палате девочку любили. Давали ей в руки пол литровую стеклянную баночку, с которой она подходила к каждой кровати, а соседи по палате, улыбаясь, опускали в неё кто конфетку, кто печеньице. Таня с гостинцами, радостная шла домой и уже ждала дня, когда они снова пойдут к маме в больницу и добрые тетеньки опустят в баночку гостинцы.

Выписывая домой, врач велел больше лежать, строго-настрого приказал носить корсет год, не снимать, иначе будешь горбатой.

Нюра дома. Как лежать, когда дел полно. Сготовить, постирать – начала потихоньку управляться по дому. Корсет истер в кровь всё тело. Сняла, не послушалась доктора. А он ведь прав был. К старости на левой лопатке вырос-таки горб.

А тут еще Володя телевизор купил. Для жены старался, чтоб не скучно ей дома было. Нюре дали инвалидность, работать она пока не могла.

Только вся беда в том, что телевизор этот был единственным в улице. И как вечер, так все соседи, от старого до малого, у Карпеевых. Кто на стульях, кто на лавках, а кто и просто на полу, смотрят телевизор. Нюре ни прилечь, ни присесть. Ходит по улице, телевизор проклинает, пока не разойдутся соседи по домам.

Володя на долгие годы взял на себя обязанность закупаться продуктами, выбирать одежду и обувь ребятам. Не позволял жене напрягать спину, тяжести поднимать. В город ездил за тем, чего нельзя было купить в селе. С вечера Таня уговаривала отца:

- Пап, ну па-а-п, ну возьми меня с собой в Пензу!

- Не возьму, ныть станешь! – сурово хмурил брови отец.

- Не стану, пап, ну возьми-и-и! – умоляюще глядя на отца, не отставала Таня.

- Ладно, чур, ничего не просить! Купим только то, что надо, и домой, - сдается отец, не в силах отказать любимице.

Знал Володя город вдоль и поперек. Никогда не ездил на автобусах по городу, мог дворами пройти с одного края города на другой. На автобусе долго, говорил он, мы вот тут, дворами пройдем. Таня твердо держала данное дома обещание, не ныть и ничего не просить. А чего ж просить, когда отец сразу же на вокзале вручил сладкую гроздь винограда? А потом еще любимое мороженое на палочке, а потом в кафетерии на Кирова бутерброды ели с сыром и колбасой, запивая вкусным какао, а потом конфет целый карман насыпал. Нет уж, точно ныть нет причин! Радостно шагала Таня рядом с высоким отцом, крепко держа его за руку, и думала, какой же у нас папка хороший! Добрый!

Продолжение тут

фото А.Назарова из альбома "Хроники провинциальной жизни"m.fishki.net
фото А.Назарова из альбома "Хроники провинциальной жизни"m.fishki.net

#дом