3 сентября 1883 года во французском Буживале умер Иван Тургенев.
- Это кулички летят, посвистывают.
- Куда ж они летят?
- А туда, где, говорят, зимы не бывает.
- А разве есть такая земля?
- Есть.
- Далеко?
- Далеко, далеко, за теплыми морями.
«Бежин луг»
«Поэт, талант, аристократ, красавец, богач, умен, образован, 25 лет - я не знаю, в чем природа отказала ему», - писал брату Достоевский. Завидовал, что ли?
В самом деле, отпрыск старинного дворянского рода, барчук, баловень судьбы… А может, ее пасынок? За фасадом внешнего благополучия скрывалась полная внутренних противоречий, бесприютная, не слишком счастливая жизнь.
Безрадостным было детство: отец, отставной полковник-кавалергард, не отличался ни особым умом, ни высокими моральными качествами, по расчету женился на некрасивой и богатой Варваре Лутовиновой и в конце концов ушел из семьи. Отношения с матерью и вовсе не сложились. Если верить словарю Брокгауза и Ефрона, род Лутовиновых «представлял собой смесь жестокости, корыстолюбия и сладострастия». Произвол, творимый Варварой Петровной над ее крестьянами, заставил сына на всю жизнь проникнуться ненавистью к крепостному праву. Крутой нрав матери распространялся на детей. «Драли меня за всякие пустяки, чуть не каждый день», - вспоминал Тургенев. Доведенный до отчаяния таким воспитанием, однажды он чуть не сбежал из дома.
Он не унаследовал жестокосердия мамаши, не превратился в женоненавистника и стал одним из самых образованных русских писателей, настоящим интеллектуалом. С детства говорил по-французски, по-немецки и по-английски, читал в подлиннике все лучшие произведения зарубежной литературы. Учился в трех университетах – Московском, Петербургском и Берлинском, всерьез увлекался философией, получил степень магистра греческой и латинской филологии, даже написал диссертацию. Защищать ее не стал – тяга к литературе оказалась сильнее.
Конечно, он был аристократом – и по рождению, и по образу жизни. Многие смеялись над его необычайной чистоплотностью: он по много раз на дню протирался губкой с одеколоном, ежедневно менял сорочки, дважды в день - белье. Говорил приятелям: «Сколько раз мне казалось, что я до безумия влюблен в женщину, но вдруг от ее платья пахнет кухонным чадом, - и вся иллюзия пропала!». Будучи в Германии, удивлялся пристрастию жителей к такому низменному и грубому напитку, как пиво. «Он и Соллогуб резко выделялись в толпе: оба высокого роста и оба со стеклышками в глазу, они с презрительной гримасой смотрели на простых смертных», - вспоминала не жаловавшая Тургенева Авдотья Панаева.
Но вряд ли кто-то из тогдашних литераторов лучше него знал быт простой России. Если Тургенев пишет, что мужик Орловской губернии невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянной осиновой избенке, торговлей не занимается и носит лапти, а калужский оброчный мужик высок ростом, обитает в просторной сосновой избе, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дегтем и по праздникам ходит в сапогах, - будьте уверены, так оно и есть.
Он был великолепным рассказчиком. Юрист и литератор Анатолий Кони приводит рассказ Тургенева о том, как в каком-то уездном городе он повстречал знакомого из простонародья с расцарапанным в кровь лицом. На вопрос, что случилось, тот тяжело вздохнул, вытер лицо рукой и, мрачно взглянув на собеседника, нехотя произнес: «Жена встретила!». А вспоминая свое безденежное студенческое житье в Петербурге, в красках описывал, как утешала его квартирная хозяйка-немка: «Иван Сергеевич, нэ надо быть грустный, жисть это как мух: пренеприятный насеком! Что дэлайт! Тэрпейт надо!».
Фантазия, эта драгоценная закваска писательского дара, била у него через край. Стремясь увлечь слушателей и увлекаясь сам, Тургенев то и дело заговаривался и начинал плести небылицы, за что, по словам Натальи Огаревой-Тучковой, «получил репутацию удивительного лгуна». Мнительный Гончаров, внушивший себе, что Тургенев крадет у него сюжеты для своих произведений, услышав о его смерти, недоверчиво буркнул: «Притворяется!».
Его беспечность и необязательность порой доходили до абсурда. Он мог зазвать домой кучу знакомых во главе с Белинским, забыть про это и уехать на целый день, оставив голодных гостей дожидаться у двери. Или долго обещать журналу рассказ, а потом, вняв уговорам другого издателя, отдать текст ему.
Почему этому богачу платят четыреста рублей за лист, а мне, с моими нуждами, всего сто? – жаловался в одном из писем Достоевский (он вообще часто жаловался). Между тем известность пришла к Тургеневу не сразу - в отличие от самого Достоевского, который прославился после первого же своего романа «Бедные люди». Литературный дебют начинающему автору не задался, он долго сомневался в своем призвании и одно время хотел бросить писательство. Лишь по просьбе Панаева, которому надо было срочно «заткнуть» чем-то зияющие полосы «Современника», отдал ему рассказ «Хорь и Калиныч», положивший начало знаменитым «Запискам охотника».
Столь же знаменитые «Отцы и дети» принесли ему больше неприятностей, чем почета. От Тургенева отвернулось большинство былых читателей и почитателей, его шельмовали и левые, и правые. Первые - за то, что в образе главного героя он заклеймил всю революционно настроенную молодежь, вторые - за то, что герой этот недостаточно кровожаден, мало того, еще и симпатичен автору.
Да и богатым Тургенев был далеко не всегда. За увлечение «проклятой цыганкой» - так Варвара Петровна называла Полину Виардо – мать не давала ему денег. Живя за границей, он перебивался займами у приятелей и тощими авансами из редакций. Уверяя, что нуждается в уединении, избегал общества, отказывал себе во всем необходимом и питался чем попало.
Отвращение к неведомому Европе крепостному рабству сделало Тургенева убежденным западником. Прожив значительную часть жизни вне России, он сохранил в себе чувство гражданственности и не показной, а истинный патриотизм. На совет Панаева быть осторожнее в своих высказываниях ответил: «За Гоголя я готов сидеть в крепости». И действительно, за проникновенную статью об умершем авторе «Мертвых душ» был арестован, затем на полтора года сослан в родовое имение. А памятное многим людям старшего поколения стихотворение в прозе - «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде того, что совершается дома!» - наполняется сегодня новыми смыслами и звучаниями.
Садясь за письменный стол, шумный, жизнелюбивый и общительный Тургенев превращался в меланхолика и пессимиста. Строчка Бродского «только с горем я чувствую солидарность», написанная более века спустя, могла бы стать эпиграфом к его книгам. В них почти не найти счастливой любви - отношения влюбленных всегда заканчиваются разлукой или смертью. Здесь так или иначе ощущаются отголоски его собственной нелепо сложившейся судьбы.
Он впервые услышал Полину Виардо в роли Розины в «Севильском цирюльнике», считавшейся вершиной ее певческого искусства, и чуть не потерял голову от нахлынувших чувств. «Я помню, раз вечером Тургенев явился к нам в каком-то экстазе. Господа, я так счастлив сегодня, что не может быть на свете человека счастливее меня, говорил он», - вспоминает Панаева. Белинский, сидевший с другими гостями за преферансом, с досадой произнес: «Ну можно ли верить в такую трескучую любовь, как ваша!»
Возможно, язвительный критик взял бы свои слова назад, если бы знал, что встреча с Виардо в корне изменит судьбу Тургенева до самых последних дней, которые он и встретит в ее имении под Парижем. Странная, почти болезненная зависимость от личности этой незаурядной женщины, жизнь под одним кровом с ней и ее мужем, вечная неприкаянность, отсутствие собственной семьи – вряд ли прав Мопассан, считавший, что в таком двусмысленном существовании Тургенев обрел душевный покой. «Вы себе представить не можете, как тяжела одинокая старость, когда поневоле приходится приютиться на краешке чужого гнезда, получать ласковое отношение к себе как милостыню и быть в положении старого пса, которого не прогоняют только по привычке или из жалости к нему», - с горечью сказал он Анатолию Кони за четыре года до смерти.
Умирал Тургенев долго и мучительно. В последние месяцы не мог ни ходить, ни стоять; морфий, который впрыскивали ему из-за непрекращающихся болей в позвоночнике, временами полностью затуманивал рассудок. Похороны в Петербурге по своей пышности затмили все предыдущие – хвалебные речи звучали одна за другой, траурное шествие к Волкову кладбищу протянулось на несколько километров. Всем этим посмертным торжествам писатель, наверно, предпочел бы чуть больше простого человеческого счастья.
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.
Вспомнишь обильные страстные речи,
Взгляды, так жадно, так робко ловимые,
Первые встречи, последние встречи,
Тихого голоса звуки любимые.
Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь родное далекое,
Слушая ропот колес непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое.
Если статья понравилась, наградой автору будут лайки и подписка на дзен-канал "Строки и судьбы". https://zen.yandex.ru/stroki_i_sudby
Умные комментарии, доброжелательная критика и пожелания также приветствуются!