Наш первый вопрос: про феминистку. Можешь ли ты себя ею назвать? И вообще давно ли ты начала интересоваться этой темой и вообще начала ли? Обсуждаете ли вы с подругами феминистские темы?
— Да, я безусловно феминистка. Кажется, сложно представить, что сегодня человек, осознающий существование системного неравноправия мужчин и женщин, может идентифицировать себя не феминисткой или профеминистом. Хотя, если он исходит из представления о том, что женщина не вполне человек или какой-то специальный, особый человек — тогда да, может. В общем-то, таким человеком была я до не таких уж давних пор. В феминизме я лет 3-5, не смогу определить начальную точку. К счастью, моя любимая подруга — абсолютная единомышленница, вместе с ней мы и начали, и прошли этот путь, и муж мой, конечно, тоже профем.
А кто ты по профессии, как бы ты себя определила? И как так получилось, что тебе стала интересна именно бурятская филология?
— По образованию я специалистка по русской филологии. Выбор именно русской филологии был скорее случайностью: бюджетные места по той программе, по которой я поступала в вуз, были только на русское отделение, поэтому не довелось попасть на более популярные романо-германское или отделение теоретической и прикладной лингвистики или вникать в преимущества экстравагантных для меня на тот момент славянского или византийского отделений.
К бурятской литературе пришла на этапе выбора темы для кандидатской диссертации. Это было компромиссное решение, я опиралась на рассуждения о том, что на локальном материале написать и защитить работу быстрее и проще, чем, например, конкурировать с исследователями творчества И. Бунина. А второй аргумент был такой, что это возможность сделать что-то для бурятской филологии. Сейчас я, конечно, могу рассуждать о том, что конструктивнее всего исходить из действительного интереса к теме: интересен Бунин? — пиши по Бунину, интересна бурятская филология? — пиши по бурятской литературе. А аргументация о том, что ты должна или не должна, спекулятивна, а что было проще или сложнее — отталкивается от изначально ложной посылки. Но в моем случае повлияли именно эти соображения.
Так я стала читательницей и исследовательницей бурятской литературы и участницей литературного процесса Бурятии в качестве редакторки литературного журнала. Что мне это погружение дало? — удовлетворение запросов моей гибридной российско-бурятской идентичности. Пищи для первой половины всегда было достаточно: по образованию я полностью дитя русской культуры, в школе и в вузе изучала преимущественно русскую литературу и историю. А профессиональная реализация дала содержание для второй половины, где нехватка материала до того всегда ощущалась.
Напрягает ли что-то тебя в феминизме? Почему?
— Нет, ничего не напрягает. Феминизм, как и любая другая мировоззренческая концепция, имеет разные течения внутри себя, в том числе и умеренные, и радикальные. Но они все важны и нужны сейчас. Все течения — это разные способы говорить об одной и той же проблеме, просто с разной долей экспрессии, на разную аудиторию, о разных частях проблемы и задачах внутри неё.
Представительницы феминизма могут быть непоследовательны, или демонстрировать непонимание каких-то аспектов проблемы, или быть несогласны друг с другом, или даже противоречить себе — это всё естественные вещи, которые не отменяют глобальной важности разговора о том, что неравенство существует и а) это следует признать, б) это следует изменить.
Как ты думаешь насколько от 0 до 10 наше общество патриархально? Признаешь ли ты тот факт, что общество и бурятское, в частности, до сих пор неравноправное именно в сторону женщин?
— Я думаю, что наше общество патриархально баллов на 8, то есть, у женщин сейчас в целом есть права и возможности, которые были недоступны прежде. Но эти права и возможности всё ещё обвешаны разнообразными ограничениями со всех сторон.
Системно это выглядит так, что да, женщины могут делать всё то же самое, что мужчины, но… а дальше много больших и маленьких «но»: не все женщины, не всегда, не в полной мере, не на каждой позиции; могут, но с условиями; могут, но до определенного момента; могут, но с неотменяемыми обязательствами работы по дому и т.д. Поэтому ставлю балл по шкале патриархальности высокий.
Есть такой важный день в календаре – Международный день девочек в науке, находясь (точнее находившись долгое время в этой сфере), как ты думаешь, существует сейчас дискриминация или какое-то неравноправие в научной среде? Равные ли там зарплаты и должности? Хватает ли видимости женщинам в науке, по твоему мнению.
— Неравноправие в сфере науки существует. Если на младших позициях гендерное соотношение 50/50 или близко к тому, то с повышением должности, уже через пару ступенек по карьерной лестнице, количество женщин резко сокращается. Можно открыть результаты выборов в академию РАН в 2022 году и увидеть там считанные единицы женщин-учёных, избранных в число академиков и членов-корреспондентов. Но это всё-таки существенный прогресс; я думаю, ещё недавно перекос гендерного баланса начинался с первой же ступеньки, а женщины застревали на должностях машинисток и лаборанток.
А в целом стереотипы очень трудно преодолеваются, и это касается всего сообщества в целом, не только одной или другой его половины. Например, при проведении конференции между молодыми учёными распределяются обязанности по организации: кто-то будет вести переговоры, составлять смету, взаимодействовать с высокими гостями во время их пребывания в городе, а кто-то вести переписку и другую бумажную работу, резать бутерброды на кофе-брейк. И нельзя сказать, что влияние гендерного фактора на распределение этих обязанностей вызовет так уж много сопротивления. К сожалению, в рабочей группе на этот счёт будет вполне себе социальный консенсус.
С нашей аудиторией мы говорим на разные темы и последнее время заметили, что помимо бодипозитива, личных границ, репродуктивных прав, объективации, мизогинии, есть также огромный запрос на вопросы деколониализма и т.п. Ты можешь нам помочь объяснить почему становятся актуальными данные темы?
— У феминизма и деколониализма очень много общего, в первую очередь хочется назвать как раз вот это длящееся по сей день непонимание части общества, а в чём тут, собственно, проблема? К сожалению, это не та ситуация, когда «если надо объяснять, то не надо объяснять». Объяснять нужно, и это бремя создания формулировок и сбора доказательств, и всё вызываемое этим сопротивление ложится на первом этапе всегда на плечи дискриминируемой группы.
Деколониальное мышление обращает внимание на факты смещения фокусов на одни культуры и затенение при этом других в исторической перспективе. При этом важно, что деколониальные исследователи не стремятся переписать историю — они изучают явления в истории национальных и этнических культур, которые были в своё время не увидены, или не поняты, или недооценены. Когда условная «колония» в лице своих интеллектуалов описывает собственную культуру языком условной «метрополии», а главное — в системе ценностей этой метрополии, теряется очень много информации.
А к радости, отмеченная тенденция роста актуальности подобных тем, может быть даже некоторой «моды» на деколониальность — хороший признак. Значит, определенный этап уже пройден, первичная индоктринация идеи в обществе произведена.
Знакома ли ты с таким термином, как «культурная апроприация» могла бы ты объяснить его значение нашим подписчицам_кам.
— Культурная апроприация — это использование образов какой-либо культуры не её носителями, которое при этом воспринимается самими носителями как оскорбительное.
Из этого определения нам нужно хорошо усвоить главное, а именно то, что это вопрос восприятия, отношений и взаимодействия. Восприятие не может быть застывшей оценкой, вынесенной раз и навсегда, это процесс, текучая вещь. То, что не задевает одну социальную группу этноса, может ранить другую группу того же этноса; то, что не было оскорбительным раньше, может стать таковым сейчас — и наоборот.
При этом я бы хотела подчеркнуть, что «культурная апроприация» — это такой термин, который возник, как раз для того, чтобы явления, которое он обозначает, не стало. Когда в обществах укрепится понимание, что невежественное отношение к чужой культуре недопустимо, то напряжения по этому поводу станет гораздо меньше. Но для начала надо признать, что культурная апроприация происходит. Если не признавать, то острота вопроса будет только нарастать.
Когда мы морщим нос при словосочетании «культурная апроприация», мы похожи на больного, который раздражен на доктора за вынесенный диагноз. Как было хорошо до диагноза, до диагноза я был здоров!
Давай теперь поговорим о бурятской филологии, как ты думаешь, есть ли в бурятской литературе/культуре героиня, которая могла бы встать в один ряд с героинями, например, марвеловских комиксов?
— Да, в бурятском фольклоре есть прекрасные объёмные женские образы. Например, в эпосе «Аламжи Мэргэн», несмотря на то, что улигер назван по имени батора, всю вторую половину под его именем и в его одежде действует его родная сестра — Агуй Гохон, которая совершает богатырские подвиги, находит брату невесту и, главное, возвращает ему жизнь. В бурятской Гэсэриаде совершенно удивительные, разные и весьма своевольные женские персонажи. Мне, например, очень нравится разнообразная сюжетная линия Алма Мэргэн, которая прямо-таки неохотно укладывается в роль просто жены богатыря: то она его спасает, то от злости застрелить хочет, то мирная жена-советчица, то богатырка-соперница. Готовая героиня комикса.
Насколько я понимаю, люди очень тепло относятся к героине предания о хори-бурятах — Бальжин (или Бальжан – Прим. Я – Свобода) хатан, в историю которой вкладывают чаяние об идеальной предводительнице народа, защитнице и заступнице. В её образе, с одной стороны, культивируются черты типичной невесты — юная, красивая, умная, преданная, с другой стороны, это настоящий политический деятель — решительная, неравнодушная, ответственная за людей, последовательная, самоотверженная.
Кстати, на вопрос о том, могла бы в ближайшее время главой Бурятии стать женщина, я бы ответила: определённо да, очень хорошая почва есть для этого.
Что или может быть, кто тебя больше всего вдохновляет в бурятской культуре или истории.
— В бурятской истории меня больше всего завораживает пестрота и дробность того этнического материала, из которого мы сформировались как народ. Ведь если вглядываться в глубь времён, то видишь отдельные совсем не похожие друг на друга племена разного происхождения, каждое со своей историей, своими целями, своей траекторией движения и перемещения по Великой степи.
Но в какой-то момент над всем этим возобладала общность территории и стал формироваться народ, связанный теперь единой идентичностью. Мы, как покрывало в стиле пэчворк, собраны из разных лоскутков, но, если взглянуть целиком, виден и узор, и фактура, и ритм, и единое цветовое решение. По крайней мере, хочется так думать.
У тебя взрослая дочь и подрастает сын, видишь ли ты какую-то разницу в их воспитании? Как ты думаешь Рита растёт феминисткой, а Егор профем?
— Моих детей воспитывали разные женщины: старшую дочь — юная, мало в себе разобравшаяся, напуганная и с чемоданом социальных установок; младшего сына — зрелая, спокойная, начавшая думать и заботиться о себе. На разницу в воспитании определяющим образом повлияло именно это, пол ребёнка тут не важен.
Но что касается взглядов, дочь уже выросла, и она умна, поэтому она последовательная феминистка. А сын ещё малыш, его взгляды сейчас формируются, если можно так сказать, от оболочки к ядру. К мысли о равных правах женщин и мужчин он придёт, я уверена; пока это слишком абстрактно для понимания. А оболочка об отношении к гендерным стереотипам образовывается уже сейчас, при этом информация поступает параллельно из семьи и среды, и тут у нас идёт большая работа.
Мы терпеливо комментируем для сына все эти существующие в окружающем нас мире деления мультиков, игрушек и одежды по полу, да и вообще многие суждения взрослых и детей о разнице в поведении мальчиков и девочек.
Конечно, он не всегда твёрд, трудно ожидать этого от малыша, и иногда он тоже идёт за стереотипами («Это игра для девочек!»). Но в целом, я думаю, он неплохо справляется даже сейчас. Очень радуюсь, когда слышу, как он спокойно делится с другим ребёнком соображениями, что все цвета для всех, или все игрушки для всех, или что у человека волосы могут быть любой длины.
«Мир, как мы его знали, подходит к концу,
Мир, как мы его знали, и Бог с ним!
За последнюю тысячу лет мы постигли
Настало время заняться чем-то другим».
Итак, Оль, настало время заняться чем-то другим? Ты уже знаешь, чем ты займёшься? Есть ли у тебя какое-то послание для тех, кто хочет заняться чем-то другим?
— Настало время заняться чем-то другим — и да, и нет. За последние полгода я пережила большую пересборку личности, и теперь ловлю себя на ощущении, будто я фигура из конструктора, лишь наполовину состоящая из прежних деталей. Или что-то вроде Железного Дровосека, обычного человека из плоти, у которого все части тела одна за другой заменились на железные. Тот тоже поначалу думал, что он теперь уже не он, а другое существо, холодное и бессердечное, а потом нашёл своё сердце.
Теперь бы и мне наладить связь между новым мозгом и старым сердцем, ведь в сказке-то это быстро получается, а в жизни надо поработать. Желаю всем мира и хорошей связности между всеми частями вашего метафорического тела.