Серёга Малофеев был старше нас на пару лет, папа его был одноногим ветераном Великой войны и очень строгим прокурором, мама - старшим следователем Ленинского РОВД. Ну и кто у них уродился?
Правильно: настоящий бандюган, неимоверно похожий на Элвиса Пресли. Все повадки и даже походка указывали на его бандитские наклонности, его все в округе боялись, он мог с одного удара послать в нокаут любого бойца с прилегающих улиц. С нами он дружил и угощал портвейном. Его выгнали из английской спецшколы за отвратительное поведение, и он перешёл в нашу школу. Учиться он не хотел и с 15 лет замышлял преступление века. Хотел ограбить Московский банк, сорвать огромный куш и к 20 годам выйти на пенсию. У Пахана (погоняло Сереги) была секретная тетрадочка, где он собирал из доступных источников, различные материалы. К примеру, у него были собраны и аккуратно вклеены в тетрадку, расписания всех поездов с разных городов, наверное, вокзалов с пятидесяти. Расписания междугородних автобусов и различных плавательных средств и летающих приспособ.
Он готовил пути отхода после ограбления банка. Там были собраны рецепты изготовления взрывных и дымовых смесей, были собраны схемы нанесения смертельных ударов ножом по точкам на теле человека, места куда нужно ударить человека кулаком, чтоб сразу его вырубить. Было множество полезных вещей, которые бы пригодились Пахану в выбранной им короткой, но эффективной профессии. Он редко с нами играл, предпочитал общество более старших товарищей. Но эксклюзивные игры-тренинги с нами, проводил. К примеру, у нас во дворе стояла котельная, давно уже не работающая, но рельсы и вагонетка для доставки угля к печи сохранились. Вагонетка была неимоверно тяжёлой. Рельсы лежали от одного входа до другого, и с обеих сторон были врыты рельсины, на метр выходящие из земли, густо усыпанной угольной крошкой. Серега придумал аттракцион - бесплатное катание на вагонетке с последующим полетом с «сальто мортале» и с подвывертом.
Поначалу все прямо в очередь становились прокатиться. Но постепенно, приобретая огромное количество ссадин, шишек, вывихов и царапин, желающих становилось все меньше. Суть аттракциона была в следующем: Пахан сажал в вагонетку эскадрон гавши и разгонял вагонетку до приличной скорости. Вагонетка летела под лёгкий уклон и на финише врезалась во вкопанную рельсину. Гавша с матюками и писками разлеталась , как стая воробьев в разные стороны, не дожидаясь жёсткого удара о рельсину. Отсюда шишаки и содранные коленки.
Вскоре желающие закончились, и Серёга придумал новую забаву. В котельной организовали столярный цех и мастерили там всякую деревянную хрень, в частности делали деревянные помойки, с закрывающимися крышками спереди и отсыпными сзади. Игра называлась «Танк Тигр»: на помойке сбоку рисовался немецкий крест, и опять неудавшиеся вагонеточные герои лезли внутрь всей гоп-компанией. Тем более. все мы ходили в отцовых наградах, привезенных ими с фронта, в нашитых погонах и солдатских ремнях. Игра начиналась с фразы: «Батарея, по врагу трудового народа, за Родину за Сталина разрывными ОГОНЬ!!!»
И начиналась бомбардировка помоечного танка обломками кирпича и угля, внутри была «жуткая жуть»: уши закладывало от ударов о стенки, грохот стоял неимоверный. Всем было страшно до умопомрачения, никто ведь не знал, когда произойдет следующий выстрел. А Серёга стращал: «Кто высунется, будет расстрелян на месте».
Выходить все подрискивали, даже через 15 минут после последнего залпа - никто не хотел получить в репу разрывного снаряда. Вылезали, молча отряхивали пыль и выковыривали занозы (доски были нестругаными).
Наполовину оглохшие, мы молча разбредались по квартирам, не желая обсуждать новую игру Пахана. Затем эта экзекуция стала нормой для проигравшей команды - был ли это футбол, хоккей, волейбол или лапта. Проигравшие лезли в помойку и стоически выдерживали кирпичную бомбёжку. Нам с Серёгой не было скучно, было даже интересно. Он научил нас играть в карты в «Резку», «Трынку», «Очко» и в «На@баловку», в «Буру и в Буркозла», научил передёргивать и подтасовывать колоду, чтоб всегда выигрывать. Играли на чердаке - до тех пор, пока чердак не закрыли на амбарный замок.
Изредка лазали на чердак по пожарной лестнице, кто посмелее - лезли снаружи лестницы, а кто побздюваней, те внутри. Один хер было страшно и сорваться можно было и там, и там. Серёга не играл принципиально ни в «Штандер», ни в «Вышибалы», ни в «Разрывные цепи». Предпочитал игру в «Чижа». У каждого была своя бита, аккуратно выструганная из досочек, из которых делались пивные ящики. И собственно сам «чижик», представляющий из себя кусочек бруска с ребром 2х2 см с заострёнными с обеих сторон концами. На каждой грани ножом вырезались три римские цифры I, II, III и Х, на асфальте рисовался мелом квадрат. В него становился водящий и битой ударял по острому концу «чижа», тот подскакивал и со всего размаху отправлялся в незабываемое путешествие по воздуху, ускоренный деревянной лопаткой водящего.
Ловить было стрёмно, и «чиж» падал далеко от зоны. Смысла игры не помню - но было интересно и азартно, в конце матча «чиж» должен был попасть в нарисованный квадрат, как-то так. Цифры на «чижике» тоже что-то значили - но это было так давно, что немудрено и забыть.
Мы приходили к Серёге слушать западную музыку, там я впервые услышал «Криденс» и «Степпенвулф», правда на скорости 33 оборота, а пластинки были маленькие с большой дыркой, сразу чувствовалось импорт, и на 45 оборотов в минуту. Именно тогда я и полюбил блюз, слушая рок-н-ролл в замедленном варианте на скорости в 33 оборота, вместо нужных 45-ти в минуту.
Однажды Серёга спас мне и Кислому жизнь, в прямом смысле этого слова. Кто знает, что такое дымовуха? Рассказываю: это либо мамина любимая коричневая расческа, либо пластмассовый пупс, либо красиво раскрашенный игрушечный петух. Все они пахли одинаково, этот запах я ни с чем не перепутал бы даже сейчас, теперь такого пластика не делают в целях пожарной безопасности - а раньше приходилось вынюхивать не один десяток игрушек, ЧТОБ НАЙТИ НУЖНЫЙ ДЛЯ ДЫМОВУХИ.
Этот пластик вспыхивал, аки порох, а слегка притушенный и завёрнутый в газету дымил так, что в нашем подъезде мы извели всех мух с помощью этих дымовух. Люлей, конечно, получали - но в наших пяти домах было много подъездов, а значит практически непаханое поле для экспериментов с дымом и терпением соседей.
Чтоб нас не почикали бдительные бабули у подъезда, соратницы Железного Феликса, мы с Кислым решили испробовать дымовуху спрятавшись в огромной, как нам казалось, собачьей конуре, рядом с котельной. Слямзили коробку спичек, плотно завернули петуха в газету и полезли в бывшее жилище Барбоса, когда-то охранявшего уголь. Лаз был слегка маловат для нас с Васяном, но поднатужившись, мы запихали свои задницы в будку. Не скажу, что нам было комфортно … было тесно, но терпимо. Достали из кармана задуманное, и подожгли. Загорелось, я вам скажу, хорошо - красиво так, бодренько. Теперь, на втором этапе, необходимо было притушить пламя, чтоб повалил заветный дымок. Но пламени было много - а чем тушить, было мало, в общем совсем нечем.
В конуре мы сидели нос к носу, а тушить надо было, затоптав дымовуху подошвами сандалий. От огня до сандалий было далековато, и когда брови и челки наши стали обгорать, мы поняли, что всё - кабзда нам, мы сгорим в этой сраной конуре. Васян надумал затушить петуха дерюгой, на которой когда-то спал пёс, но и дерюга тоже загорелась. Вылезти задом из будки ну никак не получалось, мы задыхались в замкнутом пространстве Надышавшись угарным газом, мы даже не могли орать - так перехватило горло от едкого дыма. И в этот самый момент, когда брови и челки уже сказали нам «Адьес бамбини», кто-то сильными рывками сорвал крышу с конуры и дал нам чистого воздуха. Это был наш спаситель Серёга Малофеев, наш Пахан, он за шкебот вытащил нас из конуры и залил тлеющую на нас одежду пивом из бутылки. Видок у нас был аховый, морды черные-пречерные, бровей нет совсем, челок тоже, одежда прожжена в нескольких местах, я опалил кончик носа. Серёга навесил нам поджопников и стоял ржал как ишак, держась за живот. Вот вы в натуре уроды, шашлыки задроченные. Васятка опалил оба уха. И мы бегом поскакали отмываться на ключик, без мыла дело шло плохо, но решили домой идти затемно, чтоб никому не попасть на глаза. Дома казнь была короткой, но лютой, жёсткой, но справедливой: меня отхлестали мокрым полотенцем, Васятку кожаным ремнем. Нам пришлось постригаться наголо, нос и ухи долго болели и с них слазила кожа.
Спасибо Серёге, он спас нам жизнь, если бы не он - мы угорели бы в этой сраной конуре, и долго бы нас никто не нашел, не принято было ходить в гости в собачью будку, в которой отсутствовал хозяин. К моменту вызволения Васек уже закатывал глаза, прямо до белков - жуткое зрелище, я вам скажу. С тех пор мы были под покровительством нашего Пахана, стоило только назвать его имя, и любой докопавшийся до тебя головорез старался замять возникший конфликт и спустить его на тормозах.
По всем меркам Серёга был уникальным человеком, сыном следачки и прокурора - но впитавшим в себя на уровне подсознания, непонятно каким образом, уголовную романтику. Он совершенно свободно ботал по фене и мог абсолютно без понтов развести любой конфликт или спор, даже между бывшими сидельцами. Когда он был поддатый, показывал нам уголовные аттракционы с лезвием «Нева» от безопасной бритвы. Лезвие, напротив было очень даже опасным, остро отточеным. Он это лезвие носил за щекой – да, вы не ослышались, лезвие у него находилось во рту, и он так виртуозно выделывал им при помощи языка всякие кульбиты и пируэты, причем на очень приличной скорости, лезвие так и сверкало у него во рту, перекатывалось из одного уголка рта в другой, вертелось вокруг своей оси и поперек тоже. Этот опасный инструмент за доли секунды превращался в очень опасное оружие в умелых руках человека, выбравшего профессию вора.
Шрамы от порезов лезвием, заживали очень долго. За такой кордебалет с лезвием Пахан требовал, как профессиональный заправский фокусник, вознаграждения, в виде одеколона «Шипр» или «Тройной», на крайняк годился и лосьон «Огуречный». Делать было нечего, мы шли по хатам и отливали из отцовских фанфуриков почти по половине гигиенического зелья. Несли кто в чем, любая посуда после такого использования становилась непригодной для дальнейшего применения.
У Сереги в подъезде был заныкан тонкий стакан, который не брали даже местные алкаши из-за характерного амбре из него. Как-то он показывал нам свои небезопасные фокусы, и поджегши стакан с одеколоном, замаклякал его одним глотком, прямо горящим, горящий одеколон капал из его рта на пол подъезда, и тлел на щеках. Одним мазком своей лапищи Серёга затушил голубые сполохи на лице и одежде, и как мне показалось с удовольствием прорычал несколько раз: «Бля, Бля, Бля, Бля …», - затем откусил кусок стекла от своего стакана и стал тщательно его пережёвывать, хрустя на весь подъезд. Затем сделал один большой глоток и проглотил всю пережеванную массу за один раз.
В другой раз он закусил одеколон лезвием бритвы, точно также пережевав его в мелкий порошок. Он и нам предлагал попробовать, но осмелился только Гоша Воронов, порезал все щеки и сплюнув кровь, выплюнул закуску изо рта. Серёга говорил: «Все, братва - концерт окончен» - и шел домой дрыхнуть, пока его родители не вернулись со службы, а работали они до позднего вечера.
Самым диким и варварским образом он ставил нам удар, чтоб с первого раза в нокаут, чтоб сразу вырубить главного врага - а шакалы разбегутся сами. Так вот, собственно, этот способ простой, но эффективный. Нужно было с одного резкого удара разбить стекло толщиной 1 см в телефонной будке. У Сереги это получалось, как «на отъебись». У нас же костяшки пальцев были разбиты, а стекла оставались невинными, так сказать, без единой трещинки.
И вот раза с десятого я разбил стекло: может стеклу надоело, что его каждый день пиздят кулаками и оно взяло и лопнуло, оставив глубокую ссадину на моей руке (шрам могу показать). Но Серега похвалил - и этого было достаточно, чтоб загордиться, а перчатка тем временем наполнялась теплой кровью. А я делал вид, что не замечаю этого. Чуть не теряя сознание, я донес раненую руку до дома, где мама, ойкнув, немедленно намазала все йодом и запеленала в бинт. Авторитет зарабатывается кровью, причем всегда. Вспомните 90-е.
Серёга был настолько изобретательным, что буквально из ничего создавал развлечения для себя и для окружающих. Например, из снега. Во дворе дома построили детский сад, и дворник, он же сторож, нагреб огромные сугробы на газонах, в человеческий «пацанский» рост.
Серёга предложил потренироваться и выкопать в сугробе эскимосское жилище - иглу. Мы ретиво взялись за дело, и кто чем смог, ковыряли не совсем ещё слежавшийся снег, углубляясь от спасительного забора вглубь территории детского садика, где бродил зловредный сторож дядя Миша со своим бульдогом. Пёс был точной копией хозяина и облаивал всех, кто осмеливался подойти к забору ближе, чем на метр. Рыли мы ход вечерами, когда и на улице-то ни хрена не видно, а уж в подкопе-то и подавно, хоть глаз выколи. Несколько раз на пути встречались кусты, высаженные на газоне - приходилось их огибать, что очень сильно увеличивало срок постройки многоквартирного иглу.
Домой мы возвращались вымокшие до трусов (приходилось копать снег, стоя на карачках), а ведь снег был со всех сторон - и сверху, и снизу, и по бокам. Потом догадались подкладывать под колени разорванные коробки, но они мало спасали от влаги, промокая очень быстро. Приходилось лазить в ход по двое: один копал, другой светил фонариком и потом оттаскивал снег, все в тех же пустых коробках, которые промерзли и стали похожи на диковинные ледяные ларцы. Ход копали все ребята из нашего двора, и даже девчонки. Когда прокопали метров 15, с ревизией в ход залез Серёга. Вердикт гласил: «Харе, делаем залу, расширяем проход до максимально возможного размера и отдыхаем, хоть каждый день». Расширили, углубили, все было зашибись, только сидеть в иглу на жопе было сыровато, а картон быстро промокал. Доски в проход не полезли из-за вынужденных поворотов хода, и эту затею с деревянным полом отложили на неопределенный срок. Кто-то предложил притащить из подъездов крышки с мусорных бачков (раньше жестяные мусорные баки стояли в подъездах между этажами, воняли и заманивали в дом бродячих крыс, котов и тараканов). С крышками затея тоже провалилась, так как металлические крышки примерзали к мокрым штанам намертво и не хотели отрываться, приходилось вылезать и под смех желающих погреться в иглу и ждущих своей очереди, бежать в парадную и оттаивать крышку от штанов у батареи центрального отопления. А снег все падал и падал, а дядя Миша все греб и греб, и закидывал килограммы замёрзшей воды нам на крышу.
В одном месте случился конфуз: крыша не выдержала натиска стараний сторожа по уборке прилегающей территории и незначительно провалилась, засыпав проход. Опять за дело взялись копальщики- латальщики крышных дыр. Прореху вскоре заделали с помощью «говна и палок», как говориться - с помощью подручных средств. К февралю погода устаканилась и стало припекать солнышко, крыша леденела и прочнела прямо на глазах. Обвалы прекратились совсем. Серёга в парадном зале травил анекдоты и смолил цибарки, а дыму деваться было некуда, дышать в эти моменты становилось тяжко, и все прыскали из чукчанского жилища на свежий воздух.
Мокрая одежда моментально пропитывалась никотиновым запахом, и у некоторых родителей появились неприятные вопросы к своим чадам. Мы хоть и покуривали, но предпочитали это делать на чердаке или за сараями. Табачная вонь в снежном жилище держалась дня три, а то и больше. Девчонки отказались лазить в ход из-за этого аромата. Тогда Серёга предложил сделать вентиляцию, то бишь проковырять отверстие в крыше. Мы ковыряли, а вредный сторож греб снег и заваливал нашу вентиляционную трубу.
Но дымоход каждый раз проделывался вновь, от отверстия на полу было пятнышко света от фонаря освещения на столбе, и это немного радовало – правда, и тяга была приличной, и становилось очень холодно от сквозняка. Встал вопрос об обогреве нашего инуитского жилища. Огонь - это ведь не только тепло, огонь это ещё и свет. Стали собирать дрова по сараям и подвалам.
Оказалось, запалить сухие дрова тоже было проблематично, разгоревшиеся щепки топили снег, а вода заливала пламя. Протопили до земли приличную ямку. Но вы помните злосчастную собачью конуру - вот эффект от костра в нашем подкопе был таким же, дым не успевал выходить через отверстие, и все пришедшие в стойбище кочевников-оленеводов ломились к выходу, дико крича и матерясь на тормозящих, не понимающих, дышащих свежим воздухом у выхода товарищей.
Через неделю стенки иглу покрылись блестящим льдом, кто-то из пацанов нарисовал кубики на стене, как бы кафельная плитка. Веселью не суждено было продолжаться до весны, и виной всему был бульдог по кличке Адольф (мы его звали Гитлером). Поначалу старый чекист дядя Миша думал, что начинает сходить с ума - когда прямо из сугроба в центре охраняемой территории повалил клубами дым. Он грешил на просроченный портвейн из лабаза, мелко крестился и брёл в свою конуру, торопясь избавить свое присутствие от просроченного портвейна, изничтожая его огромными глотками и пряча зелёного змия у себя в бездонной утробе. Он шугал Адольфа, который чуял посторонних на вверенной ему территории прямо через толщу снега. «Шо ты орёшь, мать-перемать, заполошный, геть отселя, пока дубиной не перетянул по хребту».
Адольф обижался на хозяина, ведь он честно нес караульную службу и показывал старшему в их дуэте на присутствие под снегом невидимых врагов. Но старшой, покурив козью ножку - цыбарку, свернутую из газетного лоскута и набитую ядреным самосадом (это такой табак, выращенный на приусадебном участке, высушенный и размельченный), шел в свою каморку греться и допивать гордость курортного СССР - портвейн «Кавказ», что был в тот период и отдыхом, и курортом для уставшего чекиста на заслуженном отдыхе.
Когда снег спрессовался до возможности выдержать вес Гитлера, он не преминул залезть на крышу нашего тайного строения - оттуда он и запоролся в лаз, прикрытый картонкой для тепла, и навалил кучу прямо у входа. Хорошо, что был мороз - а то в куче бы измазалось масса весёлых эвенков из иглу. Какашки замёрзли и превратились в мороженные сосиски белесого цвета, их просто выкинули за забор. Отверстие стали на этот раз прикрывать уже фанеркой.
И вот в очередной веселый вечерок мы собрались внутри иглу и травили анекдоты, ржали громко - но дядя Миша был глуховат, зато Гитлер надрывался при каждом взрыве хохота. Запалили слишком большой костер, крыша стала таять и заливать пламя. Задымило, дыму не хватало отверстия в потолке, и он повалил к выходу. Народ возле очага ринулся в лобовую на тех, кто ещё не просёк, что случилось, возник затор - и тут в лаз врывается Гитлер, брызгает слюной и пеной изо рта и кидается на беглецов, он готов рвать и метать, грызть врага, ломать ему кости мощными бульдожьими челюстями.
Запахло неожиданными кирпичами с одной стороны, и дымом с другой, запах получился премерзкий, аромат жареного говна. Все орут, Адольф рычит и лает, и в это момент Дядя Миша заинтересовался, на кого это за сугробом гонобобится его верный пёс, и полез на сугроб, проделывая ступеньки, как заправский альпинист, носками валенок в калошах. Не сразу, но у него все получилось, он забрался на самый верх сугроба, встал в полный рост, как памятник Ленину, и стал погружается под толщу снега … Представьте его удивление и испуг, когда из-под толщи снегов стали вырываться клубы дыма и искр, его ноги коснулись чего-то живого и юркого, живое задергалось и заверещало нечеловеческим голосом.
Этот визг ужаса услышали все обитатели иглу: и те, кто был у выхода, запертые Гитлером - и те, кого завалило снегом в центральном зале с очагом, куда и провалился бывший чекист, от ужаса лишившийся чувств.
Обосрались все, даже Адольф - пожалевший, что хвоста у него нет и нечего поджать между ног. Навалив очередной подарок, он дристанул прочь, вся гавша, не разбирая дороги, пыталась выбраться из ледяной ловушки. Сначала проломили новый выход на территорию садика, другой выход образовался из центрального зала, стенка рухнула и оголила чекиста, лежащего в центре дымящего кострища с широко открытыми глазами и беззвучно открывающего рот, как выброшенный на берег карась, просящий уберечь его от гиены огненной.
Стенка лаза продержалась немного и рухнула на хорошо очищенный тротуар детского сада, наглухо скрыв трехмесячную работу дяди Миши, старого алкоголика и чекиста – работу, которой дядя Миша очень гордился и за которую всю зиму он получал свою зарплату. Никого не прихватив за ливер, старый чекист полечился бормотой и, немного отудобев, вызвал наряд милиции.
Милиционеры никак не могли понять, что за диверсия случилась в детском садике, и в какую преисподнюю провалился бывший партийный гебист. Но это был детский сад - и им пришлось ехать, ведь садик был детским, а дети, как известно достояние нашей страны - СССР.
Дядя Миша все твердил: черти, бесы, вурдалаки, огонь, преисподняя … толкового протокола так и не вышло, менты вызвали скорую помощь и те, ничтоже сумняше, загрузили бедолагу в карету и в это момент к ним в салон запрыгнул пёс ветерана, а он диким голосом заорал: "Гитлер нет, Алес бефоцер, нихт шиссен, хенде хох, фрицы гребанные".
Врачи поняли: портвейн, которым отпаивали ветерана, наконец подействовал ему становится лучше, после чего увезли его в лазарет на три дня немного отдохнуть.
Пса из машины выгнали, и он метался туда-сюда, боясь покинуть пост охраны, и в то же время проследить, куда повезли его хозяина. Три дня пёс нес службу по охране детского садика самостоятельно, ежеутренне бегал в больничку проведать хозяина и возвращался на пост. Ну до чего умная псина - пропускал только своих и мамаш с детьми, один раз не пустил папашу, пришедшего за дитятей, крепко набравшегося чернил (красное вино градусов 19-ти), и оравшего что-то про ООН и Гаагский суд в городе Рязани. Ребенка ему вывели, и они счастливо убрались до дому до хаты, шурша по снегу зимними подкрадулями на меху.
Мы затаились, а как истинные пионеры рвались помочь убрать снег обвалившийся на тротуар из нашего зимнего клуба по интересам под названием «иглу». Но не судьба, приехал трактор и за 10 минут все убрал. Дядя Миша вышел на свободу через три дня и попросился в отпуск, вместо него стали сторожить две превредные старушенции, явно в прошлом конвоиры на зоне. И базар у них был соответствующим, детские участки с верандами они называли бараками и масляной краской проставили на верандах номера. Но дядька из отпуска вернулся изменившимся, он не пил портвейн «Кавказ», а лакал самогонку собственного производства (как он ее называл, «табуретовка») и курил не самосад, а папиросы «Беломорканал».
Но это уже совсем другая история. А по достижении 18 лет Серёгу забрили в армию, как он ни бегал от военкома, как ни скрывался, он даже женился на сисястой, разбитной девахе облегчённого поведения, но и этот факт не сыграл никакой роли в дальнейшей его судьбе. Его остригли наголо, даже не оставили бакенбарды, которые делали его похожим на Элвиса. Кудри остались в военкомате, а Серёга пошел по этапу в Морскую пехоту на Дальний Восток, на три года - охранять восточные рубежи нашей Родины СССР.
На третьем году службы, Серёга отправился на зону за драку с тяжкими последствиями. Когда я встретил его много позже, я не узнал в нем своего спасителя Элвиса Пресли - был он худ и от него тащило недельным перегаром. Он стрелял мелочь на опохмел возле рынка, там он и ошивался до последнего своего дня. Умер, как говорится, под забором рынка, обожравшись какой-то левой синьки.
Спи, брат Серёга, спокойно! Немногие тебя помянут добрым словом, но меня ты спас от верной гибели. Низкий поклон. Дополнение: как-то Серёга пригласил нас к себе домой полакать портвейну, родичи его свалили на дачу. Была весна, погода баловала и страдали только садисты на своих огородах – а мы отдыхали, были каникулы. Сидели мы в Серегиной комнате, рассматривали фотографии Битлов и других музыкантов, бренчали на гитаре и попивали портвейн «Кавказ». Когда заканчивалась третья бутылка и мы уже были изрядно поднажратыми, неожиданно раздался звонок в дверь. «Едрид Мадрид, - прошипел Серёга, - это класснуха Утка по имени Людмила Дмитриевна Сандакова, наша любимая англичанка. Строгая неимоверно!»
Мы начали все быстро собирать и прятать в шифоньер - но запах … мы забыли про амбре, исходившее от нас, и решили прыгать с балкона, хорошо, что этаж был вторым. Зачем Хью ринулся на балкон, я так и не понял - он учился в другой школе, но тут сработала Уткина поговорка: все прыгали в колодец, и я прыгнул.
А внизу асфальт. Короче, дело швах!
Гоша Воронов изловчился и приземлился достаточно мягко, заковылял подальше от балкона. Хью повис на руках и тоже соскочил, а мне с перепугу стало ещё страшней, я перелез через перила и сиганул, мысленно перекрестясь, отбил обе ноги.
Больно в натуре прыгать без парашюта, да ещё и на асфальт! Васятка прыгать не стал и спрятался на балконе за лыжами. Вот хитрожопый. Утка конечно заметила и запах вина и сигарет, отчитала по полной программе своего подопечного и подалась прихрамывая, как уточка, переваливаясь с боку на бок, дальше заниматься образованием дуболомов типа нас (по ее методичке, мой старший сын в институте изучал английский язык)