Если бы я придавала хоть сколько-нибудь важности таким совпадениям, которые иные вполне могли бы назвать знаком судьбы, никогда не поехала бы учиться во Францию. Потому что у моей первой учительницы, да простит ее народ и партия, была редкая фамилия - Французова.
И так вышло, что во французской докторантуре мне пришлось не сладко, совсем как в начальной школе.
Школа была большая - дети со всех девятиэтажек, китайской стеной опоясавших микрорайон. Первых классов в тот год было так много, что невзирая на суровую комплектацию - минимум по тридцать человек - пришлось задействовать буквы алфавита от "а" до "ж".
Вот в этой "ж" я и проучилась три года.
Ставшая недавно популярной во Франции идея социальной смешанности у нас цвела пышным цветом. Мои одноклассники пополнили ряды юристов, врачей, телеведущих, но есть среди них и работники ножа и топора с не одной ходкой, и личный шофер депутата из бывших бандюганов, и даже одна вполне успешная дама с камелиями. Не флорист. Да и какой с камелиями цветочный бизнес - в нашей-то Сибири!
Это из тех, кто жив остался.
А вот Сашка сторчался. Передоз. Светка, которая когда-то была тростиночкой с двумя длиннющими пушистыми косами, а потом стала солидным главврачом городской нашей больницы, на скорой тогда практику отрабатывала, сказала: приехали по вызову и не смогли откачать.
Танька, маленькая, как мышка, из неблагополучной, как тогда говорили, семьи - к ним все время посылали кого-то из родительского комитета - школу бросила рано. Вышла замуж за цыгана, нарожала кучу детей. Как-то, курсе на втором, выходя из магазина, увидела сидящую прямо на земле женщину в пестрых юбках и платке, с ребенком на руках. Потянулась за кошельком в поисках мелочи и замерла: Танька.
Что с Пашей стало, вот бы узнать. Он в десятом классе, зимой, поехал в Омск на собаках. Собирал их месяца три, учил ходить в самодельной упряжке. Нашли его, слава богам, живого и даже не замерзшего.
Это ж сколько лет прошло, а я всех помню.
Лица, имена, прозвища. Слабости. Увлечения.
Юрка, истеричный гений, который рыдал в парту из-за случайной четверки. После третьего класса родители перевели его в школу с математическим уклоном. Папа у него, кстати, был невероятным красавцем. Как в ранних фильмах Трюффо. С такими мужественными чертами и спокойной харизмой, что даже мы, семилетние девчонки, смотрели на него не дыша.
Юрка до папы, конечно, не дотягивал. Ни тогда, ни потом. Наташка, в которую он был влюблен с первого класса, очень красивая девочка с каштановыми локонами и небесно голубыми глазами, за них получившая прозвище Мальвина, так и сказала мне много лет спустя, когда мы сидели с ней в кафе на Сен-Мишеле:
- Да что Юрка? Вот папа у него был - это да! Ты помнишь?
Ну, еще бы.
Юрка не хотел расставаться с любовью: устраивал родителям истерики, отказывался переходить в другую школу. Папа решил вопрос радикально - они просто переехали. Юркин математический гений пошел по веселой дорожке - не знаю, как теперь, а совсем недавно он входил в мировую двадцатку лучших игроков в покер.
Мальвина стала крутым юристом.
Гештальт так и остался открытым.
Деня был гипервозбудимым экcгибиционистом - мог в разгар перемены вскочить на парту в центре класса и снять штаны. Спрыгивал молниеносно и, на ходу застегиваясь, бежал в коридор - снова бить кому-то морду и подглядывать за девчонками из соседнего класса. Своих ему было мало.
Учительница прикладывала его лбом о доску чаще других.
Как же мы ее боялись! Даже тихие троечники на задних партах. Даже отличница Валька.
Самым страшным было чтение на скорость.
Мы ждали своей очереди в коридоре.
Открывалась дверь.
Выпотрошенная жертва выходила на нетвердых ногах, и я шла занять место возле глыбы на последней парте. Она вела по строчкам книги ногтем с облупившимся розовым лаком, сидела рядом, справа: бульдожьи складки никогда не улыбающегося лица, вязанная синяя кофта с особым, только ее, удушающим запахом, тяжелое дыхание, низкий голос.
Неизбежность.
Мы ненавидели ее и боялись.
А однажды увидели, как она плачет.
Ее вызвали с урока. Она вернулась ровно через десять минут - бледная, заплаканная, с дрожащими губами. Обвела класс стеклянными мертвыми глазами и тихо сказала: "Выйдите все."
Ей навстречу уже бежала учительница, ее подруга.
Мы стояли за дверью минут пятнадцать.
А потом нас впустили, и началась внеплановая контрольная по математике. Учительница, как всегда, сидела за своим столом: извечная синяя кофта, прямой пробор.
Смотрела в окно невидящими глазами.
И мне впервые стало ее жалко.