Найти тему
Сайт психологов b17.ru

Родители платят за терапию ребенка и задают вопросы. Отвечать?

Наверняка у большинства из вас, коллеги, тоже бывают ситуации, когда психотерапию неплатежеспособного пока еще, но уже совершеннолетнего ребенка, оплачивают родители. И через некоторое время они начинают расспрашивать терапевта о том, что происходит на приемах. Отвечать ли на такие вопросы? Скорее да, чем нет. Но что именно отвечать, а про что умолчать и как, и надо ли вообще это обосновывать?

Конечно, правильно – это еще на самом первичном этапе знакомства с заказчиком (родителями) и клиентом (их ребенком) оговорить, что встречи носят строго конфиденциальный характер, и их содержимое будет доступно только непосредственным участниками. То есть если родители не присутствуют, то от терапевта они ничего не узнают. Сам же клиент может выбирать, что говорить о процессе своей терапии родителям.

И все равно очень часто вопросы от родителей начинают через некоторое время поступать.

Почему?

Проще понять это, если рассматривать заказ помощи одному, как запрос от системы (семьи) в целом. Тогда станет понятно, что мы проводим не индивидуальную терапию, а терапию семейной системы через одного ее члена. И когда изменения его происходят, они через взаимоотношения затрагивают остальных. Один меняется, вынуждая других меняться во взаимоотношениях с ним: проявляется циркулярная взаимосвязь в живых системах. Один находится в терапевтических отношениях, где получает поддержку в изменениях, которые вызывают отклик, поднимают уровень тревоги у отсутствующих членов семьи.

Родители чувствуют, что их ребенок становятся иным и отдаляется, они не знают, как с ним теперь, таким новым, общаться, хотят вернуть себе близость и управление взаимоотношениями с ним. Возможно, они и ребенка расспрашивают, о том, что происходит на его терапии. Но им этого не достаточно, потому что они остаются вне значимых теперь для него отношений с терапевтом. И родители идут к терапевту с просьбами или требованиями раскрыть им суть процесса. Чтобы быть в курсе, чтобы оставаться в привычной близости, участии, контроле отношений со своим ребенком. Они чувствуют, что тот, меняясь, отдаляется, появляется страх его потерять, который и толкает родителей задавать вопросы терапевту.

Подобное явление, кстати, я наблюдала в своей практике и в других случаях.

Так, работая с маленькими детьми, лучшим вариантом является сразу планировать еще и встречи с родителями, и совместные встречи родители+ребенок. Иначе не избежать тревожных вопросов, да и терапия останавливается, и ребенка из нее просто забирают. Именно поэтому всё больше детских психологов изучают системную семейную терапию, сталкиваясь с ограниченностью помощи только детям.

Часто супруги не идут сразу на парную терапию. Приходит один, а второй его финансирует. Или наоборот, по ходу работы пары они принимают решение, что более долгая помощь нужна одному. Второй уступает место или приходит к заключению, что ему достаточно. Через некоторое время отсутствующий супруг начинает проявлять беспокойство по поводу растущих изменений в том, кто остался клиентом психолога. Он может начать препятствовать (физически, психологически, материально) или обращаться к психологу за разъяснениями. Поэтому если есть запрос на изменение отношений от одного или обоих супругов, имеет смысл сразу строить работу с супружеской парой. Необходимость только парных встреч или чередование их с индивидуальными каждого супруга – обсуждаемый вопрос, в зависимости от методов работы, используемых психологом. Но надо помнить: если есть значимые у нашего клиента отношения с теми, кто не присутствует на терапии, эти люди обязательно будут испытывать дискомфорт изолированности и станут стремиться быть более включенными в терапевтические отношения своего близкого или вообще разрушить их.

Подобные феномены стороннего вмешательства в процесс помощи мы наблюдаем и при работе с другими, не только семейными системами.

Работая с сотрудниками, заключаем договор на самом деле с организацией. Не важно, заказана индивидуальная психологическая помощь или тренинг для группы, заказчиком является руководство. Поэтому изначально прописывается в контракте степень конфиденциальности и открытости информации о том, что будет происходить в отношениях клиент-психолог. Виды и пункты отчета, их регулярность и границы закрытости – всё заранее известно и заказчику, и исполнителю, и объекту работы (сотрудникам). И всё же вопросы от руководства о персональных успехах, трудностях и изменениях все равно психологу поступают. Поэтому проще заранее планировать периодические «разборы полетов», обмен обратной связью, совместные встречи, на которых будут обсуждены и промежуточные результаты, и причины тревоги заказчика и участников процесса.

Сама участвуя, а также проводя длительные тренинговые программы, я также сталкиваюсь с тем, что друзья, коллеги и родственники студентов начинают беспокоиться настолько, что уговаривают их остановиться, бросить «эту глупую затею». Некоторые не доходят до конца программы. Поэтому, с согласия, а иногда и по просьбе самих студентов, тренеру лучше организовать встречу с родственниками, где прояснить, что их волнует. Содержимое процессов тренинга, а также его методы, упражнения можно отказаться раскрывать, как интеллектуальную собственность тренера.

Я в своей тренерской практике пошла еще дальше. Во-первых, со студентами мы постоянно обсуждаем, как вовлекать в их изменения своих близких, чтобы те и были в курсе, и помогали, а не сопротивлялись исполнению целей студентов. Во-вторых, я приветствую участие в своих программах нескольких членов одной системы (супругов, родителей и детей, братьев/сестер, друзей, коллег), которые остаются связаны значимыми отношениями, пока человек проходит программу. Работа в таких группах получается сложнее, потому что конфликт приоритетов взаимоотношений (внутри группы и вне ее) всегда присутствует. Как системный психолог, я помогаю сохранить преимущественную значимость вне групповых отношений. Группа тогда учится их поддерживать, а не разрушать. Мало того, я помогаю группе взять это себе как одну из групповых целей. Выигрывают от такого опыта не только сами участники, а их системы.

Мой более чем 12-летний опыт работы психологом в больницах также научил не отталкивать, а вовлекать родственников пациентов в процесс их лечения. В начале моей практики врачи очень удивлялись, зачем я приглашаю на совместные беседы родных пациентов. В больницах было принято им сообщать лишь о планах и результатах лечения, да и то обычно лишь при неблагоприятном течении процесса. Но я сама обретала профессию психолога, столкнувшись с тем, что результаты лечения часто сходят на нет, особенно если пациенту приходится менять режим, образ жизни и тех, кто общается и живет с ним вместе. Имея ввиду, что «система сдает на лечение часто не самого больного своего члена», гораздо продуктивнее принимать то, что изменения через одного нужны всей системе, и одновременно она пытается сохранить уже имеющееся. Тогда при возврате из клиники человек постепенно возвращается в неменяющуюся жизнь семьи. И через некоторое время, а потом всё чаще и чаще, у него происходят обострения болезни, создавая все больше разрушительных и необратимых изменений организма и психики. Поэтому более верным, исходя из задачи излечения и/или продления ремиссии заболевания, сразу начинать работать не с одним пациентом, а с его окружением, вовлеченным в актуальную жизненную ситуацию. Тогда члены семьи включены в сам процесс лечения, осознают и получают опыт взаимоотношений и построения иного образа жизни, чем до появления или обострения болезни. Они, как будто, лечатся и излечиваются совместно.

-2

Если вернуться к началу этой статьи, к вопросу «Что делать, когда родители задают вопросы относительно процесса терапии своего взрослого ребенка, который они ему оплачивают?», думаю, ответ очевиден. Надо пересматривать свою профессиональную позицию с индивидуальной проблемно-ориентированной на системную. Мои 26 лет практики психологом и гораздо больший стаж преподавания, обучения взрослых людей, специалистов в своем деле, показывает: когда перед Вами встает новый вопрос, значит, Вы до него доросли. И в данном случае психолог сталкивается с тем, что индивидуальной терапии взрослого ребенка не достаточно, нужна терапия его семейной системы.

Что я делаю сама?

Во-первых, предлагаю приходить всем составом, кто включен в актуальную ситуацию. Хотя бы на первичную встречу. На ней проясняем, кто остается в работе со мной, становится клиентом, кто оплачивает мою работу, в каком объеме и режиме она будет происходить. Я стараюсь заручиться согласием всех сторон, что при необходимости, при согласии клиента (один или несколько человек), остальные тоже откликнутся на приглашение присутствовать на встречах со мной. Оговариваем границы конфиденциальности и мое личное право их открывать при опасности жизни самого клиента или окружающих. То есть то, что прописано в законодательстве. Оговариваем, что все контакты дальше я осуществляю только с клиентом и при его согласии. Если те, кто не участвует в регулярных встречах захотят со мной получить встречи или информацию, это будет делаться в открытую, с согласия и участием клиентов.

Соответственно, когда у родителей, оплачивающих мою помощь их взрослому ребенку (подростку, юноше/девушке, среднего возраста), возникают вопросы, я спрашиваю в ответ, чем вызвано их беспокойство. Выслушиваю их внимательно. Нормализую: то есть признаю, что их волнение о том, что происходит с ребенком, естественно и вполне объяснимо. А потом предлагаю им:
- обсудить свои вопросы вначале с моим клиентом самим (дома),
- или устроить им совместную встречу,
- или с согласия моего клиента получить родителю одну мою индивидуальную консультацию.

Последний пункт в моей практике появился недавно, и чаще необходимость в нем возникает при работе с семьями 3-4 поколений, когда регулярно ходят на встречи со мной лишь один-трое человек из пяти и более участвующих в актуальной ситуации.

Тревогу и желание близких, в том числе родителей, вмешаться в процесс помощи я обсуждаю и с моими клиентами. Мы разрабатываем стратегии и их конкретные шаги по урегулированию отношений в системе, чтобы все ее члены приняли их позитивные изменения. Фактически это поддержка моих клиентов во взятии ответственности за состояние и благополучие их системы в целом. В случае клиентов, за которых платят близкие, это взращивание их взрослой позиции. Собственно, это и был запрос системы, которая приняла решение запросить помощь для одного из них.

Приглашаю коллег в мою программу годового сопровождения, моего наставничества по изучению и сразу же внедрению в практику методов системной семейной терапии: http://1psyholog.ru/master_sst

Автор: Манухина Наталья Михайловна