...мы не встретились в Фонариже в позапрошлом году, мы не встретились в Снегириме в прошлом году, и в Свитердаме нам тоже не довелось увидеться, равно как и в Соловене, не говоря уже и про Поклондон. Нет, понятное дело, что я много с кем не встречался, вот с вами, например, и еще с семью миллиардами жителей земли, - круг моих знакомых был весьма узким, - но тут было другое, как бы вам объяснить... Я приезжал в какой-нибудь Декабрюссель или Вопросло, и чувствовал – вот здесь мы с ним не встретимся, вот на этой площади, вот в этом маленьком кафе, самое интересное – я даже не мог понять, с кем с ним, кто такой был этот он. Я просто знал, что мы с ним не встретимся.
Иногда я даже нарочно приезжал в города, в которых нам не суждено было увидеться, и, гуляя по улицам в каких-нибудь Графинах, я выискивал какой-нибудь тесный переулок, в котором мы с ним не столкнемся, не разойдемся почтительно, только после вас, нет, только после вас, нет, только после. Тогда мне казалось это забавным, какой-то игрой, которая доступна только мне одному. По крайней мере до того момента, когда однажды я не понял, что он находится в Поваршаве, а я в Мольберне, и поэтому мы снова не встретимся. Мне это показалось жутковатым, это уже не было похоже на простое наваждение – я отлично знал, что он делает, по каким ходит улицам, что-то ищет в городах (не меня, нет), поднимается по лестницам между домами, ходит по площадям, над которыми порхает музыка, опускается к прохожим в надежде получить пару монет.
Кажется, тогда первый раз мне стало не по себе, - теперь я старался не думать про него, занять свои мысли чем-то другим, но как известно чем больше стараешься не думать о чем-то, тем больше об этом думается. Теперь я не просто чувствовал его, я даже знал его имя (мистер Дальман), я даже знал, что он бродит по белу свету, собирает слова, ловит их сачком, бережно рассаживает по клеткам, чтобы не повредить крылышки...
- ...мы не должны были встретиться...
Чувствую, как меня прошибает могильный холод, - откуда Дальман здесь, в Судьбурге, его не должно быть здесь, что-то подсказывает мне, что он должен сейчас быть в Январиге, так что же он делает здесь, в Судьбурге, а главное, что делаю я здесь в Судьбурге, если должен быть в Любвильнюсе. И вот тем не менее он здесь, в Судьбурге, и я здесь, в Судьбурге, в кафе на площади, где подают кофеерию и коферзей, смотрим друг на друга, я слышу его слова, как в бреду, как в тумане:
- Мы не должны были встретиться.
Вымученно киваю:
- Не должны.
Здесь дальше нужно о чем-то говорить, о природе, о погоде, о Судьбурге, в конце концов, хороший город, и кофеерия отличная, или вообще ни о чем не надо говорить, потому что мы не должны были встретиться, это неправильно, но кто-то или что-то нас встретило – то же самое, что осторожно нашептывало, что мы не встретимся в Графинах или в Фонариже, или в Снегириме.
Что-то сбилось... – говорит Дистант, - сломалось что-то...
Где сломалось?
Дальман пожимает плечами, черт пойми где, кто-то или что-то, не позволявший нам встретиться, ошибся, хлопнул ушами, прощелкал Судьбург...
А вы по жизни чем зани... – слова застревают у меня в горле, чувствую, что сболтнул что-то не то, или это кто-то заставляет меня так чувствовать.
- А давайте я вам свои слова покажу... я их по всему миру собирал... вот, смотрите... город, улетать, юг...
Я открываю клетки, я приманиваю слова, тц-тц-тц, на-на-на, я складываю – город улетает на юг...
- Вы... вы что натворили? – Дальман оторопело смотрит на Судьбург, который неумело расправляет крылья, приглаживает перышки, вспархивает, делает неумелый круг над землей, берет курс куда-то к югу...
- А... а что такого? – осторожно приманиваю слова, снова складываю, дома, растут, на деревьях – и вот уже в ближайшей роще люди выстраиваются в очередь за особняками, а давай побольше возьмем, да зачем нам побольше, нас всего двое, дети разъехались...
- Вы... да вы... – Дальман бледнеет, - вот теперь я понимаю, почему кто-то не хочет нашей встречи...
Он уходит – быстро, размашистыми шагами, от злости переступая через дома, он уходит, унося на длинном шесте клетки, клетки, клетки со словами, они бьются о решетки, чирикают, рвутся ко мне...
...мы не должны были встретиться в Вездели, мы не встретилась в Запекине, мы не должны были пересечься в Звездублине и Аркаире. Первый раз он прислал мне письмо в Зимарсель, там было всего четыре слова – улице, по, луна, ходит – и я составил из них – Луна ходит по улице, - и теперь люди со всего мира съезжаются в Зимарсель посмотреть на луну, неспешно прогуливающуюся по улицам...
.
Птом он прислал мне письмо в Мечталлин, там было больше слов – ищу, я, кто, судьбу, украл, мою, - и я сложил слова в «Я ищу, кто украл мою судьбу» - и по городам пошел гулять призрачный человек, у которого кто-то похитил судьбу, и человек проводил целое расследование, ища свою судьбу по городам. Дальман гневался, говорил, что я вытворяю черт знает что, а сам раз за разом посылал мне несколько слов в очередном письме, и я складывал – сказочный лес, деревья в котором на самом деле были заколдованными людьми, встретил путника настороженно – с одной стороны хищные деревья только и ждали момента, чтобы вонзить свои клыки в горло зазевавшегося странника, с другой стороны заключенные в деревьях души не оставляли надежды, что может быть этот путник и окажется тем самым, кто освободит всех...
Я ждал очередного письма в Яшмадриде, когда спохватился, что нет никакого Яшмадрида, и я сижу в городе, который собирается лететь на юг, чистит перышки, но не долетит, упадет в глубине леса, где поджидают заколдованные деревья...
Мне стало не по себе, я уже не искал писем, я мотался о белу свету из Судьбурга в Звездублин, из Поклондона в Свитердам, - и раз за разом все чаще получалось так, что я приезжал в какой-нибудь Декабрюссель и спохватывался, что этого города не существует, более того – нет даже воспоминаний об этом городе, какой еще Декабрюссель, вы о чем, а про Любвильнюс вообще никто никогда ничего не слышал. Я начинал понимать, что сделал что-то не так, что мы оба сделали что-то не так, что чем больше я составляю – рельсам, по, звезды, до, далекой, самой, ехали – тем меньше остается Мечталлинов и Звездублинов. Последний раз Дальман прислал мне письмо с нескольким словами – там было три слова реальность, два слова – старая, одно слово – новую, два раза – мы, слова встречались, создадим, исчезнет, хочет, слова – и, что, тогда, снова и. В конце письма была приписка, чтобы я ни в коем случае не составлял ничего из слов – но я бы и так ничего из них не составил, все было слишком запутано и сложно.
Он не послал мне письмо в Кольцюрих, я не получил от него письмо в Мукапри, и даже в Поймилане я не получил от него письма... от кого? Я не знал, не помнил, не понимал, иногда у меня возникало чувство, что я должен был с кем-то встретиться или наоборот не встретиться, но стоило мне ухватиться за это чувство и попытаться его рассмотреть, как оно стремительно ускользало. иногда только что-то торкало в душе на площади в каком-нибудь Боберлине, что здесь что-то должно... должно... или не должно... нет, не помню...