Я иногда пытаюсь представить образ мыслей и психологическое состояние ключевых фигур в критические моменты истории, например в Кремлёвских кабинетах лета и осени 1941 г. Или в бункере в Берлине в конце 1944 - начала 1945 гг.
Прошедшие выходные дали мне бесценный материал для таких размышлений. Лучше этого могло быть только перемещение во времени и пространстве, чтобы наблюдать и делать выводы лично.
Неделя была потрясающая, но выходные превзошли всё. Впервые за шесть месяцев вражеский военно-аналитический ресурс, который я ежедневно просматриваю, вышел, когда у них была поздняя ночь. Их можно понять: Видимо, отчаявшись успевать за событиями, там появились выражения “вероятно займут <населённый пункт>, если уже не заняли” (выделено мной)...
Ещё в том выпуске впервые – насколько я могу вспомнить – можно было прочитать не завуалированную, а прямую фразу: “заявления российского [ведомства] не имеют отношения к ситуации на местах” (это – прямая цитата с небольшой самоцензурой).
И, поскольку я также люблю искать исторические аналогии, я сразу подумал о параллели: Когда уже всё сыпалось, Николай II продолжал скрупулёзно записывать в свой дневник как он пил чай и какие вёл разговоры с членами своей семьи.
Российская история движется по спирали. Меняя знаки…
********
Среди множества самых разных мнений, можно увидеть, что военачальники спланировали <операцию> вполне грамотно: с интенсивными бомбовыми и ракетными ударами, предваряющими наземное вторжение, но Верховный потребовал делать всё по-другому. А вот если бы войска следовали планам Генштаба, то…
Нет.
Здесь я должен вступиться за Верховного. Это как раз тот случай, когда политика вмешивается в военное планирование. Я думаю, – это моё оценочное суждение, – что он скорее всего знал, что у него действительно есть только те самые пресловутые три дня. Никто бы не дал ему месяц безнаказанно бомбить соседнюю страну. Он поставил на единственную возможную цифру “три” и… шарик остановился на зеро.
Только дело в том, что он так и не понял, что ошибка была не в том, что он поставил не на ту цифру, а в том, что он вообще подошёл к этому столу и раскрутил колесо.
Русская рулетка она такая… Лучше не играть.
Как правило, выпадает не то, на что ты надеешься.
Можно было проявить “добрую волю” после “трёх дней”, но… Ладно, допустим я слишком многого от них хочу, но до конца-то лета… ведь столько сроков туда указывало!
Нет, не сложилось. Они там, наверное, вражеские новости не читают.
Зря.
Но, может быть, отставить панику и мы ещё всем покажем? Чего там некоторые бегают и кричат? Ведь враг же не стоит под стенами Кремля? А раз так, то всё хорошо. И сейчас мы запряжем, мобилизуемся, начнём, и... могучим ударом…
– Заманим супостата в ловушку и нажмём на кнопку?
Это – нет. Как говорил Станиславский, “не верю”. Я уже писал – почему.
А по поводу остального – “это вряд ли”. Дело в том, что начало сентября – это не конец февраля.
Обстановка поменялась.
********
Правителю можно простить многое, практически всё. Можно терпеть и ждать долго – вплоть до процессий по Красной площади с орудийными лафетами, покрытыми красно-чёрными тканями.
Есть только одно условие: Не должно быть национального унижения. Можно стерпеть разгром на поле сражения, принять условия капитуляции, выплачивать огромные контрибуции, но страна не должна становиться посмешищем; любая трагедия лучше, чем вульгарный фарс.
Хотя, конечно, салют в Москве в честь освобождения (без моих обычных кавычек) городов Украины – как в 1944 г.! – был вполне к месту, зря критики ругают. Интересно: привлекут ли за дискредитацию тех, кто это организовал?
Или тут проще: “Хлеба и зрелищ!” – старый, как мир принцип? К тому же и самое высокое колесо обозрения запустили.
Возможно, поэтому и обращение московских депутатов несколько отличалось от такового питерских.
А то, что там не было пункта “зверства на оккупированных территориях” и “признаки геноцида”, то надо понимать, что даже и в таком виде шансов никаких. Будем реалистами. Сделали, что могли. Неизвестно ещё, как им это отзовётся.
********
Кто-то недоумевает: что именно имело в виду Минобороны, когда оно говорило то, что говорило?
А что оно могло сказать? Что вообще сейчас могут сказать все те, кто так много говорил до этого и особенно вначале? Хмурили брови, обещали “судный день”, складывали пальцы в большой кулак?
Правильно, ничего.
Они уже всё сказали, теперь можно и помолчать.
Не хвались, идучи на рать…
Забыли?
Не надо было.
“Были допущены ошибки, будут сделаны выводы…”
Единственный вывод, который нужно (было давно) сделать – это незамедлительно убираться домой и соглашаться на выплаты любых репараций. Они уже и так намечаются гигантские.
Причём, эта цифра – в долларах.
Или там надеются, что сходили в гости забесплатно? Причём, даже если в этот раз удастся “соскочить”, это ничего не изменит: Вон, Польша опять – через столько лет! – посчитала для Германии свою сумму…
********
И последнее. После прошлых выборов я не интересуюсь ими вообще. Дело в том, что я немного знаком со статистикой и когда я тогда посмотрел на официальные цифры…
Они считают, что они могут говорить всё, что хотят и никто это не заметит? Хотя, я только что написал про Минобороны...
Как свидетельствует история, тот режим, который установился, уходит только на орудийных лафетах, убранных материей красно-чёрных тонов.
А это происходит вне избирательных участков.
Но в современном мире многие устоявшиеся правила не работают как прежде. А глобальные изменения начинаются и складываются из маленьких и поначалу незаметных событий.
Проблема только в том, что власти используют местные выборы как индикатор того, что можно ожидать на других и, соответственно, по их результатам будут принимать свои меры.
Вот и получается: Выиграешь что-то сейчас, власть учтёт это потом. Нет – можешь упустить шанс на использование легальных методов.
И чувствуешь себя как тот кузнец у Стругацких, который не знает, что ему делать:
После каждого слова кузнец торопливо кивал, глаза его наливались тоской и отчаянием.
— Орден, значит… — пробормотал он. — Ах, холера… Прошу прощения, благородный дон. Орден, стало быть… Это что же, серые или как?
— Да нет, — сказал Румата, с любопытством его разглядывая. — Серых, пожалуй, перебили. Это монахи.
— Ух ты! — сказал кузнец. — И серых, значит, тоже… Ну и Орден! Серых перебили — это, само собой, хорошо. Но вот насчет нас, благородный дон, как вы полагаете? Приспособимся, а? Под Орденом-то, а?
(Стругацкие. Трудно быть богом. 1963 г. Цит. по strugacki.ru)
И нет никого, кто мог бы встать и сказать: “Есть такая партия!”
Потому что – нету.
И это – самое плохое.