"- Джецун ждёт тебя в саду свободных ассоциаций, тебе велено срочно прийти.
- Хорошо, - пролепетала Стеша и стала поспешно собираться.
Тогда она ещё жила во дворце, недалеко от покоев Учителя. Ситипати, как правило, всегда дежурили около его двери, но они не совсем походили на охранников, потому что были очень галантные и всегда мило улыбались всем приходящим. И сейчас встретив её, они учтиво проводили её в восточную часть Дворца. В этой части она редко бывала. Просто, каким-то образом, она была не задействована и не использовалась для общественных мероприятий. И сейчас, когда она очутилась перед огромной зеркальной дверью, инкрустированной изящной позолотой, она не могла понять, была ли эта дверь здесь всегда, либо изменения произошли лишь недавно.
- Вот те раз, это что за сад такой, новый что ли?- спросила она у Ситипати, на ходу поправляя наспех надетую красную кофту.
- Да нет, просто воспроизведённый.
- А…- сказала Стеша, как будто что-то поняла.
Они открыли перед ней зеркальную дверь, и она оказалась на огромной террасе, где по всей её протяженности лежали бесформенные мягкие циферблаты часов, некоторые из них даже свисали с резных перилл или были небрежно накинуты на стулья.
В воздухе плавали разнообразные интимные части мужских и женских тел, и слегка пошевеливались. А через обнаженные композиции других трудноопределяемых частей человеческого тела просвечивало тусклое небо, в зените которого медленно плыл огромный крест с распятым на нём Христом.
Стеша застыла от удивления. Если бы видел это Сартр с его абсурдностью бытия…
Джецун сидел в большом кресле, похожем на присевшую обнаженную женщину и как всегда что-то нашептывая, перебирал старинные тексты.
Завидев её, он улыбнулся. Стеша поклонилась его монгольским сапогам с задранным верхом и произнесла:
- Джецун, я поражена увидев Вас в таком своеобразном окружении---. Как это было возможно воспроизвести этот сад? Это же совершенно не вяжется ни с Тибетской, ни даже с Монгольской культурой.
- А ты, что думала, что я к какой-то из них принадлежу?
- Ну, вы ведь сами постоянно говорите об этом, что тибетская культура очень важна, что сохранить её в условиях дискриминации нации очень важно, что она несёт огромный потенциал духовности. Это всегда воспринималось мной, как некое ваше предпочтение Тибетской культуры в ущерб других направлений, и в последнее время эта мысль не оставляла меня в покое.
- Нет, дитя моё, это лишь обусловленность данного существования. Буддийская философия в обрамлении Тибетской Культуры просто более целесообразна сейчас для нашего восприятия. И в такой форме, нам, родившимся и выросшим в этой культуре легче всего вам её преподнести.
Что же касается этого сада, то я воспроизвёл его специально для тебя и из твоего сознания. Ты разве не узнаешь эти образы?
- Да, узнаю. Это мне напоминает картины Сальвадора Дали, гениального провокатора, который самовыражаясь таким образом, разрушал приоритеты общества. Безусловно, когда-то мне нравился этот художник.
- А сейчас?
- Мне нравилось в нём то, что он отрицал все нормы и нравы, превращая реальность в безумный фарс. В этом что-то было для мозгов, которые зарастают тиной и от этого перестают двигаться, но сейчас я уже не нахожу в нём опоры для моего ума. Это крайность, которая ни к чему не ведёт.
- Да, но эти образы остались в твоём мировосприятии. И они, так или иначе, формируют твой вкус, накладывают отпечаток на твои привязанности.
“Странно, почему именно так Джецун увидела мои наклонности, неужели в моем мозгу нет более интересных и возвышенных ассоциаций? Или эти ассоциации просто на данный момент времени наиболее подходящие, чтобы выразить мне некую идею, которая без этого не может обрести иную плоть?”
Казалось, что Джецун говорит о чём-то совершенно другом, далёком и совершенно не значащим. Но может быть, ей только это казалось? В большей степени Стеше просто не хотелось никаких рамок и правил, которых она не могла понять, а значит и им соответствовать.
Перед глазами проплыло молодое длинноносое лицо Сальвадора, один глаз прищурился и нахально ей подмигнул. Стеша вспыхнула и отвернулась, но через секунду повернулась вновь. Усталые и печальные глаза Джецун смотрели на неё в упор, и на миг девушке показалось, что через эти глаза на неё сейчас смотрит сама вечность. Стало прохладно, и подул робкий ветер.
Стеша подняла голову и посмотрела на плывущего по небу Христа и произнесла:
- Да, кто-то до сих пор считает, что чтобы иметь душу, ты должен висеть на кресте и кровоточить.
- Ты ведь оперируешь этими образами, чтобы выразить некие свои мысли? - опять произнёс Джецун.
- Да, наверное, - немного помолчав, согласилась Стеша.
- Значит, так же тебе надо будет смириться и с Тибетской культурой, она так же оперирует некоторыми ей привычными образами, чтобы выразить основные понятия Тибетского буддизма.
Джецун медленно встал, опершись о подлокотник кресла, похожего на пухлую женскую руку и развернувшись, пошёл медленно к тропинке, ведущей через отверстия добропорядочной леди с белым чепчиком к берегу озера, где сидел Нарцис и смотрел в воду.
- Ты зажала свой ум, ограничила его свободу, посадила в тюрьму выстроенных железных концепций, - доносил до неё слова налетающий ветер.
- Что же мне делать Джецун? – догоняя его уже над кромкой воды, спросила Стеша.
Он остановился, повернулся к ней, и улыбнувшись взял её за руку и повёл за собой в долину, что расстилалась на другой стороне берега.
Они плавно перетекали в другое пространство, где образы из картин Сальвадора Дали начинали таять и растворяться, превращаясь в какие-то бесформенные полупрозрачные новообразования, пока совсем не растаяли и не исчезли.
Впереди распахнулось небо, словно кто-то открыл волшебный занавес, и всё пространство наполнилось светом.
Этот свет проникал везде и повсюду и даже их тела, Джецун и Стеши были насквозь пронизаны его лучами.
И опять остановившись, и обернувшись к ней, он сказал:
- Просто знай, что внутри тебя, ни в не тебя, не существует ничего, за что бы надо было цепляться…"
/ Из романа "Блаженная несвобода" автор Елена Кшанти/