Аделия Михайловна Бляхер -- заведующая мастерской монументальной живописи Эрмитажа.
Продолжение. Начало ЗДЕСЬ
Игра в прятки по-научному
Эрмитаж я взяла измором. Когда училась в Ленинградском университете на искусствоведа, решила, что надо начать работать по специальности. Пришла в отдел кадров Эрмитажа: «У вас нет для меня работы?» «Нет». Два года я так ходила и спрашивала. Однажды завкадрами не выдержала: «Девочка, а у тебя тут есть знакомые?» Я говорю: «Нету». Она отрезала: «Ну и не ходи к нам. Мы с улицы людей не берем». Я так обиделась. Думаю: как это «с улицы». Я же почти специалист готовый. И понеслась к директору Эрмитажа Борису Борисовичу Пиотровскому.
Влетаю в приемную, а там сидит чудо, красоты неописуемой, вот с такими голубыми глазами, улыбка, – секретарь директора Ида Яковлевна Хавкина. Она меня перехватила: «Куда?» Я говорю: «Мне к директору надо! Меня на работу не берут! Говорят, я с улицы! Я из университета!» Она поспрашивала меня и пообещала: «Постараюсь вам помочь». Так я оказалась в мастерской Евгении Григорьевны Шейниной.
Потом, правда, стало ясно, почему Ида мне помогла. Сын у нее был влюбчивый, вот она и думала его со мной познакомить. Но я твердо сказала: у меня уже есть молодой человек.
В мастерской трудно пришлось. Бешеная усидчивость нужна: работа кропотливая, часами в лупу или в микроскоп напряженно глядишь. Инструменты – глазной скальпель, а иголка это уже для грубой работы. Или античную фреску привезли – а там больше десяти тысяч фрагментов из земли вынуто! – тогда в мастерской составляют столы и несколько человек собирают пятиметровой высоты стенку, как пазл. И хотя вначале мне доверяли более простую работу, растворы готовить, я все равно про себя стонала – восемь часов на одном месте!
Мне казалось, я знаю, что такое работа -- после школы год была лаборанткой в ЦКТИ, котлотурбинном институте. И мне это страшно нравилось, потому что все меня гладили по голове и у-тю-тю делали, и покупали мороженое. Заведующий приходил и удивлялся: Глазунов, ты зачем лезешь за шкаф? А это вся лаборатория играет со мной в прятки, я под столом сижу, а старший инженер водит.
И тут – бах за стол с утра до вечера. Но со временем вошла во вкус. Работа реставратора на самом деле невероятно азартна. Иногда привозят с поля – господи! - что тут изображено-то? Начинаешь соображать: ага, этот контур сюда, этот отсюда – о! это нога! это сапог, это отворот, это меч, это эфес, там сабли. Лошади пошли обязательно, если роспись из Средней Азии, там всегда литературные сюжеты отражали: «Шахнамэ» Фирдоуси. Басни такие живые, философские. Например, о трех людях, которые сделали фигурку, один ее слепил, второй ее одел, третий вдохнул жизнь, и она ожила – кому она принадлежит?
Или фреска лежит с подписью «Молодой святой», а к ней куча кусков из завала. И рядом пакетики с фрагментами частей «от молодого». Однажды дома я спать уже легла, глаза закрыла и вдруг мысль: у святого в ногах лежит такой большой кусок, который мы все никуда приставить не можем, – это же от головы! Утром попробовала – как влитой.
И ты уже от счастья не помнишь, как эту фреску добывал, как провел все лето ради нее в ватных штанах и валенках, потому что на пятиметровой глубине холодно и руки леденеют. На улице солнце светит, а мы в яму - д-д-д-д! – 45 минут поработали, на 15 минут вылезаем греться. Дождик полил. Мы фрески пленкой закрыли и сверху легли. Дождик кончился, мы встали, радуемся, что пленку не снесло. Иногда приходят мальчики псковские. Стоит такой, камень подкидывает и говорит: я твоему святому сейчас ка-ак заеду. Говорю: да ладно тебе, зачем? -- «Поймай меня, тогда не буду». И я, реставратор Эрмитажа, бегаю за ним по городищу, обливаясь потом, в валенках и тулупе.
Но встречались и замечательные люди. Дядька какой-то к родственникам в отпуск приехал и -- не надо мне денег, разрешите бесплатно для вас лопатой помахать, хочу спасать памятник. Или в августе сидели мы в раскопе, а холодно уже, дожди, и капли через дырявую крышу, как пытка: кап, кап, кап. Приехали туристы из Москвы, одна женщина из них пришла на раскоп: можно посмотреть? Ну, смотрите. Ой, говорит, бедные, вы тут как! давайте, я два дня, что буду во Пскове, стану вам готовить. Мы давали деньги, она ходила на рынок, варила еду, мыла посуду. Потом уехала. Проходит время, получаем телеграмму: «Готовьте рубероид, едут дети». Какие дети? При чем тут рубероид? Выходные наступают, приезжают три молодых амбала: нас мама прислала, сказала, крышу покрыть надо, а то на вас капает. Сумки на стол выставили, набитые пирогами...
Церковный староста нам, единственным, позволял в такой неподобающей одежде – заляпанных тулупах и валенках -- заходить в Троицкий собор. Странники к нам приходили, веревками подпоясанные. Спрашивали: вы верующие? -- Нет. – Так вы ж святые люди: спасаете то, во что не верите. Мы объясняли, что спасаем живопись, это наш бог.
Продолжение скоро, подпишись на наш канал и читай:
"Я часто думал: сейчас я перехитрю судьбу!" Александр Васильев о жизни, творчестве и смерти
Ирена Полторак (с) "Лилит"
