На секунду безумная надежда ясно горела в глазах старика, он даже перестал дышать, а потом медленно, по сантиметру потянул скрюченные пальцы к красиво порозовевшей щеке девушки, но она разбила иллюзию, резко и хрипло засмеявшись:
— Фил, вы шутите? Вы на себя намекали, что ли? Но как я могу с вами жить? — Марфа выпрямилась. — Да и староваты вы для меня, если честно, — горькая ухмылка исказила его черты, а она, осознав нанесённую обиду, поспешно исправилась, — но я ведь запросто могу остаться сегодня. Хорошо? Только на эту ночь, Фил.
— Спасибо тебе, девочка моя, — Филипп Давыдович смахнул слезу и робко заулыбался, — твоя комната приготовлена, как и всегда.
За ужином старик вёл себя беспокойно и неестественно громко смеялся над незатейливыми байками, щедро выдаваемыми чуточку рассеянной Марфой, чтобы отвлечь собеседника от некстати навалившейся хандры — впрочем, без особого успеха, а потом проводил гостью наверх, напоследок церемонно поцеловав в щёку и пожелав спокойной ночи.
Марфа закатила глаза, найдя на старинной кровати с пологом аккуратно разложенную уютную пижамку, и как раз того оттенка небесного цвета, который ей нравился. Вся обстановка кричала о том, что ей здесь рады, что её ждут и готовы баловать, если она позволит, а Марфа задумчиво присела на край кровати и наконец выпустила из рук потрёпанный баул, казавшийся старым и грязным на фоне окружающего музейного великолепия. Фил с самого их трагического знакомства стремился угождать и никогда не упускал шанса хоть как-то побаловать, хотя и отрицал это вслух и упорно ссылался на то, что все хозяйственные покупки делает Вера или кто-то ещё из вышколенных помощников.
Она уже хотела переодеться, когда заявилась Вера со стопкой полотенец, будто в примыкающей к комнате ванной их было недостаточно. Девица деловито прислушалась, не ходит ли Филипп Давыдович неподалёку, скрипя половицами, и прошмыгнула к эркеру.
— Так он уговорил тебя? — грубо спросила Вера, теребя кулон на шее. — Ты остаёшься?
— Только сегодня, не надо психовать из-за этого. Я завтра уйду.
— Я не психую, мне-то что? Всё равно он меня не освободит. Никогда. Я не дура.
— Тогда чего ты переживаешь? Что стирки станет больше? Всё равно я не пользуюсь барахлом, которым забиты эти шкафы, — Марфа небрежно махнула за спину.
— Ты словно слепая, Марфа. Вроде бы умная, а у себя под носом ни черта не видишь.
— Так просвети меня, или ты зашла поменять постельное бельё? А то я устала и намерена поспать.
— Я не могу, — невпопад прошептала Вера, — но ты — можешь.
— Могу что? — Марфа задержала свой взгляд на безупречном проборе, разделяющем огненно-рыжую гриву.
— Сбежать отсюда. Тебя никто ведь не держит. Чего ты приходишь?
— А зачем мне убегать? Фил меня любит. Он дал мне всё и даже больше того. Ты разве не понимаешь этого? Я ему как дочь.
История с чёртовой удачей и домовыми: "Алиса и её Тень"
— О, ещё как понимаю! Но… — Вера застыла с разинутым ртом, а потом будто передумала и шагнула к двери, — ты всё равно мне не поверишь…
— Постой, — Марфа поднялась со смутной тревогой, а Вера уже обвила массивную ручку в форме птичьего клюва длинными пальцами, но не уходила, — ты не можешь сказать, да? Тогда давай формально считать, что ты меня предупредила, а я услышала.
— Что приготовить на завтрак? Как обычно или хочешь что-то особенное? — лицо горничной превратилось в натянутую маску.
— Ничего не надо, Вера. Спасибо. Я найду себе кофе и йогурт, не беспокойся.
— Хороших тебе снов!
Марфа убрала шикарную пижаму на кушетку и как была, в трениках и майке, нырнула под одеяло, но желанный сон долго не шёл. Она ворочалась, пытаясь выкинуть из головы Верино дурацкое предупреждение и напоминая себе, что демонам верить нельзя, а потом провалилась в долгожданное шаткое забытьё.
Уже ближе к двум часам ночи, когда гардины перестали отбрасывать тень на подушки, а нахальная луна осветила её разгладившееся и невыразимо прекрасное лицо, старик на цыпочках вошёл в спальню. Наклонившись над спящей красавицей, он жадно вобрал в себя воздух, дёрнув кадыком на морщинистой шее, заворожённо соединил ладони в молитвенном жесте и благоговейно коснулся мизинцами высокого лба девушки, зажмурившись от блаженства.
Марфа беспокойно застонала во сне, но так и не проснулась.