(Репетиция семестра)
Историческое и ситуативное априори, обладают тем преимуществом, что они, как раз, исторические и ситуативные. Тем более, это относиться к ситуационным априори. Ясно, может быть, что для Бога все возможно, кроме прочего, и потому, что все действительно из этого возможного. Он всемогущ и свободен именно в эту "меру". Он может открыться, и видимо открывался и среди зверей, и теперь, сохранились изображения Египетских Богов. И это Шестов легко мог бы сказать Вл. Соловьеву. С истиной которого, о том, что: Бог в известном смысле не может открыться среди полу-зверей,- и потому еще развитие капитализма в России, или сокращенно, прогресс,- это добро, которое он и собирался защищать, -таким же образом, тем не менее, может быть трудно спорить, просто и непросто потому, что коль скоро, ближайшим образом спорящий может быть христианином, то и отрицать божественную природу Христа- человека ему может быть невозможно в виду известных догматов. Но единственность сущности - это видимо крест природы, что может быть таскать не перетаскать, коль скоро, это и не история и не ситуация, и выхода нет. Если в ответ последует , что выход и не нужен, то тому, кто так ответит будет неимоверно трудно показать, что он не пленник фантазии, которую не желает покидать. И, потому, не смотря на признание всех остальных мировых религий, и более того многобожия, что легко признавал Розанов, впрочем, скорее косвенно, Христианство, всегда может ответить, что искупительная жертва Христа принесена не только за смертных, но и за бессмертных богов. Последний опус серии "Марвел" о божественном Торе, отчасти намекает на этот ответ, и таким образом выстраивает для себя религиозно теоретическое основание в виде сходного воззрения, поэтику творчества современного мифа. Формальная сторона этого аргумента, известна со времен открытия многозначных логик и множества импликаций , что имело место и в работах Льюиса. Допущение многообразия, совместимости и независмости, ни то же самое, что отвержение любого иного продолжения, что, как раз, может быть характерно для материальной импликации. Видимо, эта совместима с релевантностью, но парадоксально исключает ее, как не странно. Не смотря на тесное созвучие с тезисом Телемаха, что отцов может быть много, а мать одна. И потому, структурализм приоткрывший и пере открывший различные структуры родства и наследования, кроме прочего, это скорее вотчина многозначности. Можно, посмотреть сериал "Старик". Это, кроме прочего, если акцентировать внимание на логической форме, в известном отношении, еще одна героическая попытка разрешить, кажется, непроходимую апорию между стремлением утверждать и доказывать, все что угодно из чего угодно, и как раз, материальной импликацией. Фильм, как раз, и делает такой акцент, в такой мере, что по сути утверждается некое довольно древнее единство формы и содержания, истины и бытия , жизни и благородства, что, вообще говоря, скорее, имеет характер идеала. И все же, это скорее игра в игре, некая деконструкция, что, быть может, менее броско заявляет о себе, чем в фильме "Большой Лебовский", заявлял о себе постмодернизм. Главный герой, мог вернуться к своей новой любви и найти, все же, Америку, что не только он любит. И что казалась, может быть, совсем потеряна за чредой, кроме прочего, скандалов и не имеющих оправдания преступлений, последовавших и после событий, ставших темой фильма "18 с половиной".
И потому, кажущаяся абсолютной границей определенность априори, вообще говоря, далека от пожизненной каторги. Условно, но не менее легко, можно ответить тем, кто не видит разницы между такими априори и опытом совсем ни структурированным, ни упорядоченным, ни определенным каким-либо образом. Возражение может состоять в просьбе ответить на вопрос о доступе к познанию априори, что бесконечно отлично от опыта. Этот вопрос, видимо, мог вертеться на языке М. Фуко в диалоге с Хомским, когда тот отчасти с наивностью школьника отстаивал вечность моральных ценностей. Это бесконечно отличное от опыта истории и ситуации- мышления и опыта ситуативности, априори, ведь таким образом должно быть беспримерно, как утверждают современные знатоки метафизики, кроме прочего, и в США. Но беспримерными бывают ближайшим образом военные подвиги, и чаще всего, с известным исходом, не совместимым с конечной жизнью. И потому, участники таких событий уже ничего не могут рассказать о том, что они узнают. Отсюда, кроме прочего, три тезиса скептицизма: истина не познаваема, если познаваема, то ее никому нельзя сообщить, если можно сообщить, то она не понятна. И потому церковь издревле венчала за некие беспримерные подвиги, в основном духовные, званием святости. Что вообще говоря, могут быть теперь не доказуемы. И разве что, какой-либо философ согласиться, что подвиг Фомы Аквинского, создавшего "Сумму теологии", достоин быть названным беспримерным, впрочем, даже с поправками на средства для письма, для своего времени. Ибо Л. Толстой видимо написал 90 томов, такими же перьями птиц, что и Фома. Короче, коль скоро, природ может быть две, то может быть, и миллион. И вопрос, почему теперь дом этой эпохи, состоит из такой сущности и/или их многообразия, а не иной и иных, это вопрос, как раз, о времени и о себе.
На кону единство континента, что на острие одной из многих стрел, может быть, как раз вопросом единства таджиков и Горного Бадахшана. Ни сказать, чтобы авторы фильма "Старик", и не догадывались, и ни имели понятия об этом, лишь косвенно намекая на общее многообразие возможных действительных участников событий, но то как они обошлись с этим, может вызвать уважение. Нет, конечно, фильм может вызвать и совершенно обратную реакцию, если не презрения, то отвращения, коль скоро главный герой этого фильма в глазах Л. Толстова, что таким же образом в старости, смотрел и на героев Шекспира, это человек, что, всю свою жизнь прикрывал государственной службой стремление получать удовольствие от убийства, которые и совершал во множестве, в том числе, и после ухода с государственной службы. И все же, и Толстому доводилось воевать, и потому, его оценки, видимо, могли бы и не быть столь безапелляционно однозначными. Короче история с медведем и зеркалом, не смотря на быстротечность все же насыщена. И, ближайшим образом, проходит стадии от безоговорочного признания иллюзии как действительности, до совершенного отвержения иллюзорности. Время этой истории, как раз, линейно, коль скоро лишь кто-то отличный от медведя мог бы запустить ее вновь, восстановив зеркало. И будет ли этот цикл линейным, а не спиральным, вообще говоря, дело видимо, дрессировщика. Ясно, тем не менее, что как бы он ни старался сумма по огонькам может быть не велика, если вообще сложиться, впрочем, водили же медведи мотоциклы в советском цирке.
Что же иначе? Иначе, может быть невероятно трудно восставлять статус априорности в истории и ситуации, тем более, в ситуативности опыта. Но "великий - великий", "нет дворца- нет дворца", труд, жизнь и язык, и называются сами по себе априорными трансценденталиями, истории и ситуации. И как бы часто ни были, и, как раз, в зависимости от ситуации призрачны достижения такого восставления, в виду постоянно переосмысления истории и ситуации, ни в не верности слову, ни в неверности сути дела, и как раз со временем истории и ситуации, бывает таким же образом невозможно уличить.
Если генетический код человека отличен от генома крокодила всего на 4 процента, то само собой разумеющееся отличие от медведя, что разбивает зеркало,- коль скоро, даже, если иллюзия есть, все же, встречается, то ее быть не должно,- может быть еще меньше. И вообще говоря, это вполне резонно, что на вопрос об основаниях нашей веры в объективную реальность мира, отвечала и отвечает часто и теперь трансцендентальная феноменология, а не генетика. Трансцендентальная феноменология Гуссерля, учение, что сплошь основано, пусть бы и на феноменальных, но на примерах, и потому, видимо, не могло бы претендовать и не претендовало, на статус метафизического, тем не менее, утверждает некую аподиктичность априори когито.
Но посмотрим, в КМ, ни культура, ни воспитание, ни образование, но труд, прямо и непосредственно заявлен, как основная практика или праксис и трансцендентального феноменолога. Иначе говоря, априори остается коррелятом творчества. Ибо вообще говоря, априори логики, что могло бы отличать ее от психологии, этой будто бы самозваной ветреницы, претендующей на царское место в науке, это фикция, как и геометрия, как и теории в психологии и т.д. И сколь бы не наивно Гуссерль не настаивал на том, что, как раз именно продукты изначальной фантазии и являются наиболее априорно объективными, в силу, как раз, идеальности, это зазеркалье, видимо, вряд ли спасло бы его от медведя. ЧИТД. Ситуация и история, история и ситуация. Наука и кафедра, наука и политика. Вебер и социология.
"СТЛА"
Караваев В.Г.