Если бы я попытался дать полный расклад о происхождении и причинах рабства в Африке, у меня ушло на это много сотен страниц. Как общественный институт, оно кажется существовало всегда. Африканские невольники были повсюду, и самые древние, исторические памятники несут на себе печать, связанную с их непосильным трудом и абсолютным рабским положением.
Тем не менее я без колебаний утверждаю, что три четверти рабов, высланных за границы Африки, являются плодом туземных войн, которые разжигаются жадностью и искушением, идущими со стороны нашего собственного народа, и я не могу оправдать ни одну торговую нацию от этого огульного обвинения. Мы подогреваем страсти негра, внушая ему желания и фантазии, о которых простые туземцы и не подозревали, пока институт рабства служил для удовлетворения домашних нужд и создания комфорта. Но то, что когда-то было роскошью, теперь превратилось в абсолютную необходимость, так что человек, по правде говоря, стал разменной монетой Африки и «законным платежным средством» жестокой торговли .
Сегодня Англия, со всем своим человеколюбием, под сенью креста Святого Георгия посылает на африканское побережье в удобные склады законной торговли свои бирмингемские мушкеты, манчестерские хлопчатобумажные ткани и ливерпульский свинец, которые по всем правилам справедливо обмениваются в Сьерре-Леоне, Акре и на Золотом Берегу на испанские или бразильские векселя для последующей обналички в Лондоне. Однако какой британский купец не знает, чем обеспечены эти векселя и для чьей выгоды приобретаются его товары?
Франция, с ее триколором на шляпе, свободой, равенством и братством, посылает в Африку руанские хлопчатобумажные ткани, марсельские бренди, лучшую тафту и неописуемое разнообразие безделушек из мишуры. Страна философов Германия требует свой кусок доходов за зеркала и четки. В то же самое время множество достойных бизнесменов из Бостона, которые повесили бы работорговца на рее, если бы смогли поймать, не испытывают мук совести, когда косвенно снабжают его табаком, порохом, хлопком, ромом янки и прочими приманками из Новой Англии.
Я повторяю, что именно искушение обладать этими вещами питает рабовладельческие войны в Африке и привносит человеческую жизнь в качестве главного обеспечения этих примечательных переводных векселей.
Я не собирался писать проповедь о работорговле, когда начинал эту главу; но, рассматривая главные мотивы, которые ей движут, я не мог не огласить вышеописанного утверждения, которое говорит само за себя и столь же бесспорно, как и факты проверенной истории.
Таким образом, можно утверждать, что торговля товарами белого человека с Африкой оказывает преобладающее влияние на поддержку африканской работорговли. Тем не менее, если вдруг прекратить всю торговлю с этим континентом, то обычаи и традиции туземцев все равно будут поощрять рабство, как внутреннее, домашнее дело, хотя, конечно, в очень измененной форме. Злобные, внутренние ссоры между племенами и частями племен всегда будут способствовать конфликтам, напоминающим набеги наших средневековых предков, а пленники, захваченные в них, непременно станут подневольными людьми.
Источник: “Капитан Кано, или 20 лет в африканской работорговле”, 1854 г.
Автор воспоминаний, Теодор Кано (наст. имя Теофиль Конно 1804-1860) авантюрист и работорговец смешанного франко-итальянского происхождения. В 12 лет сбежал из родительского дома и нанялся юнгой на американское судно, после чего с Кано приключилось множество занимательных событий, которые он и изложил в своей книге.
Несмотря на то, что Кано в своих мемуарах работорговлю осуждал, он сам 20 лет делал попытки занять заметное место в данном бизнесе, пытаясь стать одним из монго, т.е. крупным “королем торговли” с большим капиталом, укрепленной, торговой базой на западном побережье Африке, где можно одновременно содержать тысячу или больше пленников для последующей продажи на суда работорговцев, идущих на Кубу или Бразилию.
Мечта Кано канула в небытие, когда в 1850 году он потерял свое последнее работорговое судно у берегов Бразилии. Однако, жизнь быстро наладилась, благодаря тому, что его родной брат Анри Конно стал личным врачом императора Франции Наполеона III (годы правления 1852-1870). Бывший работорговец удачно женился, некоторое время занимал значимый пост во французских колониях, но затем вернулся в Париж, где и умер в 1860 году.