Как я уже писал, к моменту моего перевода в уголовный розыск дежурства в опергруппе превратились из фикции в действительность.
Информацию о преступлениях и происшествиях мы получали разными способами, в том числе и от медицинских учреждений. Все медики обязаны были нам немедленно сообщать о чём-либо, напоминающем ранения и травмы криминального характера, а мы должны были разбираться. И почему-то именно на такие сообщения опергруппа часто выезжала в лице одного сотрудника уголовного розыска без следователя. Правда, на ДТП уже следователь выезжал один, без оперативника
При расследовании обстоятельств получения криминальных травм не всегда, но очень часто фигурировали «трое неизвестных». Например, так…
Летом 1980-го года скорую помощь вызвали на улицу Береговую, где тремя неизвестными был избит немножко поддатый отец уже знакомого мне по совхозу Сережки М., вышедший ночью из дома покурить. Я, в то время ещё участковый, дежуривший в те сутки по отделу, взял у пострадавшего заявление и объяснение с приметами нападавших, объехал на всякий случай ближайшие улицы в надежде, что описанные трое неизвестных всё ещё бродят по улицам, но никого не нашёл.
В девятом часу утра Геннадий Степанович, просматривая этот «материал», высмеял меня в крайне обидной форме и мне же эти бумаги подписал для дальнейшего разбирательства, хотя случилось всё не на моём участке.
И правильно сделал – дураков учить надо. Улица Береговая располагается на самой окраине города в частном секторе, и среди ночи «трое неизвестных» туда бы просто не побрели в поисках приключений.
А М.-старшего побил его собственный сын, когда пьяный «потерпевший» сначала покуражился, а затем вздумал ударить при сыне свою жену. Она сама об этом и рассказала, когда у меня хватило мозгов её всё-таки расспросить. И вид у неё при этом был весьма довольный – она-то считала, что муж получил по заслугам.
В дальнейшем эти «трое неизвестных» возникали в моих дежурствах по городу и в опергруппе неоднократно.
Вот, расскажу…
Раньше у нас в городе на правом берегу реки Ревды была улица Гоголя.
По этой бывшей улице, Лука, мы с тобой так любили гулять раньше, когда ты ещё ездил в коляске, и любим гулять сейчас, когда тебя удаётся оторвать от телефона. Именно там ты хвастался перед своим племянником Тимофеем великолепной свалкой, которая имеется в твоём распоряжении постоянно. Эта бывшая улица в начале двухтысячных попала в санитарную зону завода. Тогда много домов выкупили у владельцев за сущие гроши и снесли. Сейчас освободившиеся места потихоньку продают за хорошие деньги мелким предприятиям.
Поступил вызов, что из одного дома оттуда скорая помощь забрала выпившего молодого мужчину с проникающим ножевым ранением. Я приехал в приёмный покой и опросил его. Узнал примерно то, что и ожидал услышать.
Они ужинали с женой, немного выпили, и он вышел на улицу покурить, а по улице проходили «трое неизвестных»...
Добросовестно записав всё это, я поехал к нему домой. Жил он не в частном доме, а в так называемом «бараке» по ул. Гоголя, 12 – двухэтажном деревянном доме, разделенном квартир на двенадцать на каждом этаже, с двумя «удобствами» во дворе. Таких типовых бараков раньше было много, сейчас осталось очень мало, но кое-где они ещё есть.
В комнате у потерпевшего я участливо расспросил его жену о случившемся. Она, разумеется, мне повторила рассказ мужа слово в слово, но я обратил её внимание на потолок, откуда свисали ошметки не то борща, не то варенья (сейчас точно не помню), где им быть явно не положено. Кроме того я объяснил ей, что по пути к ней уже успел заглянуть в две-три соседние квартиры, и соседи, радуясь бесплатному развлечению, рассказали, что скандал и грохот разбиваемых тарелок они прекрасно слышали. На этом легенда о «трёх неизвестных» в данном конкретном случае и прекратила своё существование. Жена созналась, что сама пырнула ножом мужа, когда он от матерных слов перешёл к делу и начал распускать руки.
Но иной раз неверие в «трёх неизвестных» могло сыграть и злую шутку. В народе это обзывают «замыливанием глаза», а психологи - «профессиональным кретинизмом». О возможности подхватить такую инфекцию нас, молодых курсантов, предупреждал ещё в начале 1979-го года в Чебоксарах преподаватель основ педагогики и социальной психики.
Со мной и Геннадием Степановичем это случилось так...
В конце 1983-го года мой старший брат надумал жениться, а на его свадьбу собралась приехать из Москвы сестра Леночка. Её поезд приходил из Москвы в Свердловск около полуночи, когда мы (я, разумеется, хотел её встретить) уже не успевали ни на последний автобус в Ревду, ни на последнюю электричку. Но заместитель начальника по оперативной работе майор Александр Иванович П. разрешил мне взять машину уголовного розыска и встретить сестру. Согласие водителя сержанта Виктора Б. при этом спросили, но это была лишь видимость демократии.
Всё шло замечательно, пока мы, подъезжая уже к Ревде, не услышали вызывающего нас по рации дежурного. Он просил срочно проехать в медсанчасть завода РММЗ. Тогда была такая на Угольной горе, и она работала круглосуточно, а дежурные медики оказывали необходимую помощь не только рабочим завода, но и жителям ближайшего околотка. Туда обратилась девушка с ножевым ранением, а опергруппа была где-то занята.
Даже не довезя Леночку до дома, мы свернули на вызов, и моей сестре пришлось волей-неволей принять участие в расследовании.
Чтобы дальнейшее тебе, Лука, стало понятнее, немного объясню географию. К югу от санчасти расположен только частный сектор, а к западу от неё – Ревдинский пруд, который тянется на юг на девять километров (точнее, тянется он с юга, а здесь – у заводской плотины – кончается). Восточнее – завод РММЗ.
Характер раны этой девушки был необычным - у неё был рассечён лоб. Ну, кто же станет бить свою жертву ножом в лоб?..
А её рассказ и вовсе звучал фантастически. Она рассказала, что шла по улице в частном секторе вдоль пруда, когда на неё напал неизвестный мужчина, повалил в снег и попытался изнасиловать. Она стала отчаянно сопротивляться, и тогда он ударил её в лоб ножом, а затем убежал. Она побежала в противоположном направлении и прибежала в санчасть РММЗ. При этом жила она на противоположном берегу пруда и делать ей в этой части города ночью было абсолютно нечего. Рана у девушки была не тяжёлая, первую помощь ей уже оказали, и мы с Витей попросили её на месте показать, где всё это произошло. А приехав туда, куда она указала, мы на снегу не обнаружили никаких следов, указывающих на то, что там кто-то кого-то когда-то валил в сугроб. Снег по обочинам улицы оказался абсолютно не помят. Потерпевшая была совершенно растеряна. Налицо было присутствие «троих неизвестных».
Тогда, отвезя всё же мою сестру спать, мы поехали к этой девушке домой. Там оказалось, что имел место быть семейный скандал. Разбушевавшийся папаша, повалив дочку на спинку кровати – это место рассказа я почему-то отчетливо помню, хотя абсолютно не помню, из-за чего случился скандал – принялся её душить. Девушка вырвалась и, накинув на себя зимнюю одежду, по льду убежала на другой берег пруда.
Разумеется, отца семейства мы с Виктором сразу же задержали и препроводили в камеру мелких хулиганов, по обычаю заменив в объяснениях его жены и дочки слова «душил», выражениями «выражался грубой нецензурной бранью». Всё было бы хорошо, но ни злодей, ни его жена, ни дочка не говорили, что он бил её ножом, или чем-либо ещё в лоб, или бил бы её лбом обо что-нибудь, и из квартиры она убежала без единой царапины.
А рана-то у неё откуда появилась, если историю с нападением неизвестного она выдумала, жалея отца?!!
Мои сомнения продолжались примерно до полудня следующего дня, пока в Ревду не приехало сразу четыре прапорщика из двух взводов розыска.
В каждом полку внутренних войск тогда было по одному взводу розыска, укомплектованному только прапорщиками. Службу они несли в гражданской одежде и были обязаны разыскивать осужденных, сбежавших из мест лишения свободы.
Розыскникам из милиции или войсковым я по определению обязан был оказывать помощь, дежурный их отправил ко мне, и приезжие показали ориентировку, от которой глаза на лоб полезли. Оказалось, что ещё пару месяцев назад из обычной колонии в колонию-поселение был переведён некто П., родом из Ревды, осужденный за изнасилование и поножовщину. К новому месту отбывания наказания его отправили без конвоя (как это и было положено), и он сбежал. «Благодаря» нашей бюрократии его эти месяцы никто не искал, зато сейчас эти охотники за головами прибыли сразу от двух полков: от того, который охранял прежнюю колонию П., и от охраняющего ту колонию, куда он так и не прибыл.
До судимости он проживал с родителями на улице Володарского в нашем городе, а она тянется параллельно восточному берегу Ревдинского пруда, т.е. именно в районе случившегося ночью нападения. И его приметы в ориентировке буквально слово в слово совпали с приметами, которыми пострадавшая ещё в санчасти описала мне напавшего на неё насильника.
Мы немедленно выехали к нему домой, но обнаружили и задержали П. не у родителей, которые, разумеется, про сына «ничего не знали», а в доме его приятеля на параллельной улице. Когда выводили задержанного на улицу, хозяин дома неожиданно спустил на меня свою овчарку, а П. в это время попытался сбежать через огород в сторону своего дома, не зная, что у родителей его уже ждёт засада. Попытка его всё равно бы не удалась, но в её результате я навсегда лишился новых брюк, которые прямо на мне разорвала собака, выполнявшая свой долг по охране дома.
П. мы догнали возле калитки в огород и «взяли» на болевой приём самбо. От шока он наделал в штаны и уже связанный со слезами просил меня, отвести его сначала домой, где бы он мог переодеться.
Плакал и его приятель, которому я сгоряча пообещал застрелить пса. Он просил лучше застрелить его самого, не зная, что для этого мне сперва надо съездить домой и переодеть брюки, потом съездить в милицию за пистолетом, и лишь после этого ехать к нему. А бензина милиции давали мало, и так долго пользоваться машиной мне бы никто не позволил.
В ГОВД, доставив туда П. и съездив домой поменять порванные брюки, я доложил обо всём Геннадию Степановичу и сказал, что ночное нападение можно считать раскрытым. Но уже собравшийся домой З. неожиданно рассердился и приказал отдать задержанного прапорщикам, чтобы они его увезли в Свердловск. Что же касается девушки, то никакого нападения на неё не было, а был семейный скандал. Всё!!!
Я не знал, как и поступить, но тут ко мне подошёл капитан Г. и позвал ехать с ним на улицу Володарского для задержания некоего П., который, по его сведениям, два дня назад кого-то порезал ножом с тяжёлым исходом в одном из домов на улице Почтовой (это очень близко к медсанчасти РММЗ). Преступление это числилось у нас нераскрытым. Такие вот совпадения – одно за другим…
У меня словно камень с души свалился. Показав Вакилю список «постояльцев» КПЗ, я посоветовал искать П. в пятой камере, а заодно и рассказал о случившейся с ним при задержании неприятности. Обделанные штаны – это же убойный компромат для любого «сидельца», а Володя был Мастером с большой буквы, способным «раскрутить» этот пустячок для дальнейшей пользы следствия и оперативных служб.
На следующий день Геннадий Степанович сначала рассердился, узнав, что я не выполнил его указание об оправке задержанного, и П. всё ещё находится у нас, но затем остыл и на оперативке подтвердил правильность моего решения.
А отсутствие следов ночного нападения на снегу объяснилось совсем просто. Оказалось, что девушка просто перепутала расположенные параллельно улицы Володарского и Кости Краснова, и ночью привела нас с Витей не на то место. Через день после героической гибели моих штанов мы с ней вместе прошли весь путь её бегства от взбесившегося отца, и нашли все необходимые следы нападения на неё.