С Людмилой Гриша в итоге расстался. Конечно, обобрала она его при этом до нитки, но он рад был сбежать подальше, так что и не стал ничего с ней делить.
Потом было у Григория Петровича еще несколько попыток построить личное счастье, да всегда что-то было не так. И каждая следующая женщина, как назло, была хуже Оленьки.
Окончание. Предыдущая часть здесь
А вот про Олю Григорий с годами стал вспоминать очень часто, тосковал по ней, как и по детям. По прошествии лет, да еще в сравнении с другими женщинами, Оленька стала казаться Грише просто идеалом.
Кроткая, трудолюбивая красавица, хорошая мать, а уж готовит как… Теперь Григорий понимал: во всем виноват был только он один. Вскипела кровь, приревновал, даже не убедившись, был ли повод. А когда годы перевалили за пятьдесят, уже ничего не исправишь.
К тому же, как-то раз случайно встретил Григорий Петрович своего бывшего друга Павла. А тот ему возьми да и скажи:
- Ну и дурак ты, Гриша. Упустил свое счастье по глупости. Такую женщину потерял! Бросил с двумя детишками. А ты знаешь, как ей было тяжело? Денег не хватало, порой даже детей накормить было нечем. А гордая, от помощи отказывалась. Я ведь, Гриша, влюблен был в нее по молодости. Да ты и сам все видел. Только она мне никогда поводов не давала. Даже когда ты ее бросил – все равно не ответила мне взаимностью, хотя уж как я старался…
- Так вы что же, не вместе? – Изумленно спросил Григорий Петрович.
- Конечно, нет. Хотя я был бы рад. Звал ведь ее. Отказалась.
После этой встречи совсем приуныл Григорий Петрович. Вот оно, значит, как. Он-то всю жизнь развлекался, горя не знал, жен перебирал, а Оленька прожила все эти годы одна. Детей вырастила сама. Теперь они уже большие. Может, у него и внуки имеются, да только как он узнает? Не общаются ведь с ним дети давно.
Я посмотрел на часы. Было уже пять часов утра. За разговорами время пролетело незаметно. Моя станция уже через три часа – нет смысла ложиться.
- И что же, вы так больше никогда и не видели ни бывшую жену, ни детей? – Спросил я у Григория Петровича.
- Почему же, видел. – Усмехнулся попутчик мой. – Два года назад разыскал их. Они сейчас в другом городе живут. Еле нашел. Оказалось, что у Галинки уже сын и дочка, и у Васеньки – тоже сынок. Так выросли, встретил бы на улице – не узнал бы собственных детей.
- А Ольга? Она как? Она жива? – Внезапно волнуясь, спросил я. Вся эта история меня очень задевала за живое.
- Конечно жива! И вот знаешь, Михаил, она, в отличие от деток моих, не изменилась ни капельки. Все та же, какой была и в молодости. Глаза такие же юные.
- И что же, они вас так и не простили?
Григорий Петрович помолчал, а потом вдруг сказал:
- К чему я все это рассказал? А к тому. Береги то, что имеешь. Может быть, сейчас тебе кажется, что жена твоя плохая, что у нее одни недостатки, что ты достоин лучшего. Но пройдет время – и ты поймешь: ты сильно ошибался. У каждого человека свои недостатки, и ты просто будешь перебирать женщин, одну, другую, третью. И всех будешь сравнивать с первой.
Я молчал. В голову закралась мысль: а что, если в словах моего попутчика есть доля правды?
- Ты, Миша, подумай, вспомни, может, в том, что вы ругаетесь – есть и твоя вина? Может, не без причин Марина твоя превратилась в мегеру? Ты ведь женился на милой, хорошей девушке. И если она изменилась – не потому ли, что рядом с ней все время был ты?
В купе вошла проводница. Она объявила моему соседу, что через минуту его станция. Григорий Петрович стал спешно собирать вещи, заторопился, засуетился, боясь не успеть. Мы даже толком и не попрощались с ним.
Он вышел из купе, а я остался один. Подсев к окну, я смотрел на перрон. Вот показался и мой попутчик. Он слегка растерянно озирался по сторонам, будто кого-то искал взглядом. Вдруг, услышав крики, он обернулся. На лице его я увидел неподдельную радость.
К Григорию Петровичу быстрым шагом приближались женщина, мужчина и трое детей. Женщина и мужчина напомнили мне внешне самого Григория Петровича. А дети же с разбегу повисли на моем бывшем соседе, крича: «Деда! Дедуля приехал! А что ты нам привез?». Потом внуки слезли с Григория Петровича, и он по очереди обнял женщину и мужчину – Галину и Василия, своих детей.
Мне вдруг стало так тепло, так хорошо. Эта нечаянная картинка чужого искреннего счастья тронула меня до глубины души. Я даже с удивлением почувствовал, что чуть ли не плачу от радости за Григория Петровича.
Поезд тронулся, в этот момент мой попутчик посмотрел на окна вагона, мы встретились взглядами, и он помахал мне рукой, как бы показывая: «У меня все хорошо, не волнуйся за меня».
Оставшееся время пути я, разумеется, не спал. Я думал. Достал телефон и включил его. Двенадцать пропущенных от жены и пять от Юльки. И смс-ки, в которых они обе писали, что очень волнуются и не понимают, что со мной случилось и почему я не отвечаю им.
Мне стало стыдно. Что я за сволочь такая, только о себе думаю. И внезапно меня осенило. А я ведь всегда такой был. Всегда думал только о себе.
Когда я последний раз дарил жене цветы? Не помню. Всегда ей говорил: пойди, купи себе сама, что хочешь в подарок. Она ни разу меня не упрекнула, но ведь наверняка ей хотелось хотя бы один, самый захудалый, цветочек от меня. Я вдруг вспомнил, как она в юности, пока мы еще не были женаты, любила цветы. Неважно, какие, радовалась каждому букету от меня. И почему я после свадьбы об этом забыл?
Я начал припоминать всю нашу совместную жизнь, с самого начала и до последнего момента. И теперь, после рассказа Григория Петровича, я стал подмечать детали, которых раньше не видел.
Я понял, что всегда относился к Марине, к ее заботе обо мне, как к должному. Что я был, по сути, еще одним ребенком в семье, а жена ухаживала за нами обоими. Я палец о палец не ударил, когда Марина делала в доме ремонт. Она сама бегала по магазинам, выбирала обои и плитку, нанимала мастеров. А я приходил домой с работы с недовольным видом и злился на мусор во всей квартире и пятна от штукатурки.
Чем больше я вспоминал, тем сильнее мне становилось стыдно за свое поведение. Мало того, что я принимал все Маринкины усилия, как должное, я еще и вечно критиковал ее. То суп не соленый, то платье некрасивое.
А наши ссоры! Ни у одной из них я не вспомнил мало-мальски серьезной причины. Все они начинались с пустяка. Вот что мне стоило уступить Марине? Хотя бы раз. Но я этого не делал. Наоборот, с каким-то садистским удовольствием я каждый раз наблюдал, как она сперва держится, а потом срывается, и плачет.
Что я за человек такой? Как она вообще меня столько лет терпела? И при этом я еще и разводиться собрался, идиот!
Снова в купе появилась проводница. «Наш поезд прибывает через пять минут. Не забудьте ваши вещи в вагоне».
Сойдя с поезда и сев в машину, которую я оставлял на стоянке, первым делом я поехал в цветочный магазин. Попросил сделать мне самый большой букет. Потом подумал, и прихватил еще один букетик – поменьше.
Дверь в квартиру я открывал, стараясь никого не разбудить. Было еще рано и мои явно спали, думал я. Но не тут-то было. И жена, и дочка моментально высыпали в прихожую и повисли на мне. Пришлось даже поднять вверх руки – чтобы на помялись букеты.
- Вот, это вам! – Вручил я цветы каждой из моих девчонок.
И если Юлька приняла букет с восторгом, и тут же умчалась искать вазу, то Марина расплакалась и даже спросила, все ли в порядке и не собираюсь ли я ее бросить.
Я сделал недоуменное лицо, чтобы она не догадалась, насколько близка была к правде.
- Просто я тебя люблю. И вспомнил, что давно не дарил тебе цветов. – Сказал я, обнимая жену.
Потом мы целовались, а Юлька скакала вокруг нас и смеялась над нами счастливым смехом. А я думал, что давно мне не было так хорошо.
Ночью, когда Марина уже спала, я вылез из постели, стараясь не разбудить ее. Да, мы снова спали вместе. И у моей мудрой жены хватило ума не задавать мне вопросов, она сделала вид, что ничего и не происходило, никуда я не уходил и вообще все хорошо.
Так вот, я вышел на балкон и закурил. Было два часа ночи, весь город давно спал, а я стоял и думал о Григории Петровиче. Этот человек спас нашу семью, а я его даже поблагодарить не успел. Да и адреса не спросил. Телефон не записал.
А может, может, оно и к лучшему. Попутчик мой выполнил свою миссию. Он пришел в мою жизнь, чтобы я ее не сломал. Сделал свое доброе дело, и так же тихо ушел, не ожидая никакой награды.
Впрочем, я всегда буду помнить об этом человеке, может, это лучше любых наград – добрая память.
(с) Канал "Музыка слов"
Читайте также: