Продолжение. Начало ЗДЕСЬ
Любовь
В Оксфорде Борис влюбился. Конечно, в звезду курса – он любил вызовы. Аллегра Мостин-Оуэн была из богатой семьи и снималась для обложек Vogue и Tatler. Ее родным Борис не нравился, на курсе пару прозвали «красавица и чудовище», но в 1987 году влюбленные поженились. Борис и на свадьбе остался собой: наспех взятый напрокат костюм оказался мал, и он одолжил брюки у гостя, а обручальное кольцо потерял. И его неуемную энергию брак не пригасил – жил он сам по себе, часто исчезал, и Аллегра разыскивала мужа через друзей и коллег. А потом застала его в постели с симпатичной брюнеткой Мариной, известным адвокатом. Терпение Аллегры лопнуло, и в 1993 году они расстались.
Через 12 дней после развода Борис женился на Марине.
Она оказалась гением компромиссов, и пара прожила вместе целых 25 лет, родились дочери Кассия и Лара, сыновья Мило и Теодор. Борис их очень любил, воспитывал независимыми (с восьми лет дети ездили в школу сами) и даже посвятил им книгу стихов.
В 2013 году выяснилось, что у Джонсона есть дочь Стефани от искусствоведа Хелен Макинтайр – тайна вылезла наружу, когда Хелен решила доказать отцовство через суд.
Марина смягчила скандал даже в этот раз, но, увы, Борис урок не усвоил – романы вспыхивали и гасли, а потом в его жизни прочно обосновалась журналистка и политтехнолог Кэрри Саймондс. И в 2018 году супруги развелись.
Весной 2020 года у Бориса и Кэрри родился сын, названный Уилфред Лоури Николас в честь спасших его папу врачей – незадолго до этого Джонсон тяжело переболел ковидом. Через год знакомые заподозрили, что грядет нечто важное – Джонсон вдруг стал воевать с прической. И точно – в мае 2021 года в Вестминстере прошла тайная церемония бракосочетания. А в декабре Кэрри родила дочь Роми – седьмого ребенка Джонсона.
Журналист
После выпуска Борис устроился репортером в The Times. Редакции остроумный новичок нравился, но через год в погоне за успехом он сам себя подставил. В статье о раскопках, сославшись на известного историка Колина Лукаса, Борис рассказал, что король Эдуард II в найденном дворце «кувыркался» с фаворитом. «Я такого и близко не говорил», – возмутился историк. Поднялся шум, но Джонсон вместо извинений заявил, что так делают все – и с треском вылетел из газеты. Спасли связи – его взяли в Daily Telegraph. Писал Борис ярко, его стиль был узнаваем: старомодные и необычные слова, хлесткие фразы. Но статьи сдавал не в срок и держался очень самоуверенно. Стол репортера поражал полным хаосом: бумаги, остатки еды, обрывки газет… Про него говорили: «У Бориса нет друзей, только интересы», но не избегали – он умел обаять любого.
В 1989 году Борис уехал корреспондентом в Брюссель, и вскоре его уже знали всюду: он нагло появлялся посреди пресс-конференций одетый как попало, носился по Брюсселю на красном «Альфа-Ромео» без боковых зеркал, с привязанной проволокой дверью и орущим динамиком, и взял за правило зло издеваться над евробюрократами. Искажал факты, преувеличивал, сочинял броские заголовки –
- «Угроза британским розовым сосискам»,
- «Улитки – это рыба, говорит Евросоюз»,
- «Зачем Европе регулировать длину пpeзepвaтивов?!».
Статьи шли на ура, а упреки в выдумках Джонсон отбивал фразой: «Я так вижу». Он «дьявольски умно разжег евроскептический задор эффективным коктейлем из юмора и сильного гротеска» и восхитил Маргарет Тэтчер. А вернувшись в Лондон, получил пост заместителя главного редактора Daily Telegraph и личную колонку политобозревателя. Его идею стать военным репортером редактор благоразумно отверг: кто знает, что бы здесь насочинял Борис…
Редактор
Джонсону пришлось руководить и работать в команде. Получалось плохо – он нарушал все сроки, все забывал и путал. Его упрекали в тщеславии и эгоизме, в том, что он манипулятор и вынуждает всех подстраиваться под себя. Но шеф твердил, что Борис «исключительно умен, одарен и оригинален», его материалы никогда не правили, ценили его за острый ум и юмор и прощали все, даже скупость (в баре Борис не платил ни за кого, а порой и за себя), просто предупреждали не давать ему в долг – не вернет! «Ему сошло бы с рук даже убийство, ведь он очарователен», – смеялись коллеги.
Карьера резво шла в гору. Джонсон получил вторую колонку – обозревателя политического еженедельника The Spectator, и вел автоколонку в мужском журнале GQ, проводя тест-драйвы на шикарных «бентли» и «феррари» и беспечно отправляя журналу свои штрафы. А через пару лет вырос до главного редактора The Spectator и, удивив многих, преуспел. Все его любили – он никого не гонял и разрешал любую критику. Табу было одно – не высмеивать итонцев.
Не обошлось без скандалов: Джонсон пропускал в печать расистские статьи и фразы типа «У азиатов больше мозгов и выше IQ. Темнокожие – их полные антиподы». А в 2004 году ему пришлось публично извиняться за оскорбительную статью о трагедии в Ливерпуле (в 1989 году на футбольном матче погибло 96 человек, 766 было ранено). Обещание владельцу еженедельника не лезть в политику Джонсон не выполнил, но ему и это простили – ведь тираж взлетел почти вдвое!
Продолжение ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал! А также читай:
"Гурджиев, Сталин, Гитлер и молодая француженка"
Алла Горбач (с) "Лилит"
