Это была последняя фотография, где я был счастлив. За окном был Питер, а в душе - Женечка. Но едва самолет коснулся земли, все рухнуло. Женя написала, что уходит от меня. Что ключи от ее маленькой квартирки на Мойке я могу выбросить. Что она уезжает в Москву, как и хотела. Навсегда. И я ей там не нужен.
Дома было невыносимо. Куда ни глянь – всюду отпечатки нашей с Женькой любви, которые я неистово пытался затереть. Полный телефон ее мемчиков, дурацкие безделушки на полках и розовая щетка в стаканчике.
Жизнь начала крошиться и отваливаться кусками, как штукатурка с заброшенного здания.
Через пару недель меня уволили с работы, через месяц на крышу моей машины рухнула толстенная ветка, через полгода обнаружили какую-то кисту в печени, неудачно прооперировали и я нехотя вернулся с того конца света.
Говорят, что после клинической смерти все начинают любить жизнь с новой силой. Врут. Мне не хотелось ничего. Я лежал на продавленной больничной кровати и смотрел на пустую койку моего соседа — вот уж кто хотел жить. И не получилось. А я, штопаный и рваный, с дренажем в боку и капельницей в вене, лежу и ничего не хочу.
Кое-как меня окончательно починили, кое-как я вернулся в свою прокуренную до желтых потолков квартиру, сел на диван и уставился на эту чертову фотографию. Фотографию, где я последний раз был счастлив.
Я взял ее в руки, вытащил из рамки и хотел порвать, но остановился. Смотрел на себя того, который почти год назад носил такую щегольскую улыбку на лице, и не мог поверить, что это я. Сделать селфи на фоне Исаакиевского - что может быть банальней? Женька едва влезает в кадр, будто бы вот-вот выпадет из него. И она выпала почти сразу. Дня не прошло. А сбоку от меня пустота, о которой я тогда не догадывался, но она уже подбиралась ко мне. Постойте, кто это там блуждает в этой пустоте? Девушка. Странно, почему я раньше ее не замечал. Лица совсем не видно. Но это не страшно, есть же файл, там Raw, можно увеличить.
Я включил компьютер, нервно защелкал мышкой по экрану, давил на нее до писка. Вот она нужная папка “Питер 2018”. Фотография в самом конце. Открыл, увеличил. Красивая. Лицо немного смазано, но смотрит прямо в кадр. Грустно и весело одновременно, странно так смотрит. Волосы цвета влажной соломы, той, что лежит в самом сердце стога и пахнет перезрелым летом. На ней зеленое платье то ли к горошек, то ли в цветочек, не разглядеть. Но на шее татуировка - перышко. Простое изящное, легкое. Настоящая ли? Или переводка? Хоть бы настоящая.
Отчего-то мое сердце заколотилось, как бешеное. Я вырезал цифровое лицо девушки и стал искать его в Яндексе через поиск по картинке. Тщетно. Я перерыл сотни безликих аккаунтов в соцсетях, где девушки, красивые и не очень, пытались выглядеть не такими как в жизни. А моя (да, она уже мысленно стала моей), была настоящей. Я это точно знал.
Я назвал ее Мариной. Долго смотрел и решил, что в ней, внешне такой спокойной, клокочет море. А еще в руках у нее был фотоаппарат. Я снял свой кадр как раз в тот момент, когда она сделала свой. То есть у нее есть фотография со мной, вернее, с моим затылком. Но в мире нет двух одинаковых затылков, уверяю вас. А значит, возможно, она так же сейчас смотрит на монитор и пытается узнать, кто я такой. И ей гораздо сложнее, чем мне. Шутка ли, определить, кто есть кто по бритому мужскому затылку?
Жизнь начала потихоньку налаживаться. Я ободрал в доме всю штукатурку до основания, заново побелил потолки и перекрасил стены. Иск, который я подал на управляющую компанию за упавшую на машину ветку, выиграл, и мне выплатили кругленькую компенсацию. Новых кист у меня не появлялось, а печень хорошо восстанавливалась, так что врач даже разрешил один бокал красного вина в день, который я непременно выпивал на закате, смешивая его с вином.
Довольно долго мой заработок был хаотичным, работы было много, разной и интересной, пока я, наконец, не решил оформить самозанятость и забить на найм. Я обзвонил старых клиентов, предложил свои услуги, и почти сразу получил добрую дюжину заказов. Моя Марина определенно приносила мне удачу.
Ко мне в дом приходили разные девушки - мы знакомились в кафе и парках, в булочных и метро. Мы пили, смотрели фильмы и занимались любовью. Иногда разговаривали. Ничего серьезного, короче. Но я был счастлив, потому что у меня была Марина. А все эти одноразовые знакомства - разве измены? Нет, конечно. Сердцем и разумом я принадлежал только одной девушке. А тело… оно все равно обречено и однажды станет землей. Общей для всех.
Осенью я зарегистрировался в Тиндере. Друзьям говорил, что из любопытства, но на самом деле я надеялся отыскать там мою Марину. Но нашел Сашку. Она была точь-в-точь как Женечка. Розовощекая, пухлая, смешливая. И снова я ощутил себя как в то лето 2018 года. И фотография с Мариной как-то сама собой завалилась за диван.
Новый год с Сашкой мы справляли вместе. Она - из своей питерской мансарды, я - из своей новосибирской берлоги. И это было незабываемо. Сашка напялила смешные рожки, а я - костюм зайчика. Мы отпраздновали сначала мой Новый год, потом, через четыре часа, ее. Мы загадали одно желание на двоих. И чтобы его исполнить, я купил билеты в Питер на 6 апреля - на следующий день, как должен был сдать крупный и очень денежный проект.
А потом случился коронавирус. С 1 апреля объявили локдаун. И Сашка, которая была всего лишь на расстоянии рейса Новосибирск - Санкт-Петербург, стала недосягаемой. Осенью, когда Сашка попала в госпиталь, я был на видеосвязи круглосуточно. Я видел, как она умерла. Я кричал, звал на помощь - но никто не услышал. И когда через несколько минут вошла заспанная медсестра, все уже было кончено. Сашкин телефон вытащили из розетки и унесли. Меня отключили от нее навсегда.
2020-й сменился 2021-м годом, но все это прошло мимо меня. Я не замечал ни смену сезонов, ни смену собственной одежды. Спроси меня что было эти десять месяцев, и я едва ли смогу сказать хоть что-то внятное.
В конце лета я обнаружил себя совершенно разбитым. С желтым лицом бродил по прокуренному дому и искал, чем еще можно приблизить свою кончину, раз кофе и выпивка не помогают. По всей квартире лежали белые куски отвалившейся штукатурки. Работы у меня давно не было - жил на какие-то заначки, машину вот подал. Деньги валялись по квартире, как опавшие листья, шуршали под ногами, я поднимал их, когда заканчивались вино и сигареты. Вот и сейчас полез под диван за скомканною купюрой. А нашел фотографию, грязную, пыльную, с подтеками на Женичкином лице. Я уселся на пол и стал всматриваться в эту потерянную, казалось навсегда, жизнь. А потом прислонил снимок к лицу и зарыдал.
Не знаю, сколько проплакал, - давно перестал замечать время - но в комнате было темно. Внезапно меня накрыл страх - а вдруг моя Марина стерлась со снимка, вдруг и ее больше нет. Я включил ночник - крошечное личико девушки по-прежнему смотрело на меня и мне показалось, она была рада меня видеть. Она звала меня.
Подбежал к компьютеру и залез на сайт с авиабилетами. Ближайший до Питера - через шесть часов. Я рухнул на колени и стал сгребать купюры в кучу, пересчитал - должно хватить. Накинул куртку и выбежал на улицу. Пахло августом и ее, Мариниными, волосами. Банкомат плевался мятыми купюрам, но я был настойчив и скормил ему все до последней. И заказал с телефона билет в один конец.
Домой я бежал, перепрыгивая через лужи. Принял ванну, побрился, достал из шкафа джинсы и футболку, но не нашел ни одного чистого носка - пришлось бежать в круглосуточный супермаркет за углом.
Я ничего не стал брать из вещей - только документы и фотографию. Не помню, как добрался до аэропорта, как сел в самолет, как приземлился. Я очнулся посреди Невского проспекта с чашкой кофе в руке и дождем на щеках. Улицы были еще пусты, и огромный серый кот таращился на меня из заплаканного окна.
- Эй, погоди! - окликнул меня кто-то сзади. - Постой. Только не поворачивайся, просто остановись.
Я замер на месте, мне было легко и спокойно – я ее ждал. В ноздри заполз запах влажного от дождя сена и упавших на землю яблок. Маленькая женская девичья ладонь коснулась затылка, запутала пальцы в волосах. Я чувствовал, как ее пальцы щекочут мне шею.
Наконец, я не выдержал, и повернулся. На меня смотрела девушка с фотографии. Глаза ее были такими же золотыми, как и волосы, на щеках разбросаны веснушки. Она молча протянула мне снимок - там был мой счастливый затылок.
- Ты меня искала?
- Да.
- Почему ты меня искала?
- Мне казалось, что впереди кроме твоего затылка у меня ничего нет. Я смотрела на него - и жила все эти месяцы. Иногда, когда сил не было, я пересчитывала волосинки. Увеличивала фотографию и смотрела. Насчитала ровно 1088. И через 1088 дней я встретила тебя. А ты как тут оказался? И почему именно тут? И почему сегодня?
- Ты позвала меня. Потерялась, а потом нашлась. Можно я возьму тебя за руку?
- Еще бы! Я ждала тебя 1088 дней, чтобы ты, наконец, взял меня за руку.
- Куда пойдем?
- Неважно. Мы в любом где-нибудь, да окажемся. И если не понравится, всегда можем уйти. Ведь правда?
- Правда. Пока мы живы, мы можем все.
- А знаешь, в жизни твой затылок куда симпатичнее.
- А ты такая, какой я тебя и представлял.
***
На асфальте посреди Невского проспекта лежали две фотографии. Они слиплись друг с другом, как нежные любовники после долгой разлуки. Они не замечали ни холодного августовского дождя, ни тяжелых человеческих подошв. Но когда какой-то любопытный мальчуган поднял их и расцепил, две фотографии отпечатались друг на друге. И казалось, что молодая девушка с соломенными волосами приклонила голову на крепкий мужской затылок. Эти люди стали отпечатками судеб друг друга задолго до того, как встретились по-настоящему.
Мы оставляем миллионы таких отпечатков повсюду, сотни раз проходим мимо людей, с кем однажды суждено быть рядом. Но встречаемся только тогда, когда приходит нужное время.