«Ты – Жека!»
— Дан. Я закончила футболки.
Женька специально подловила момент, когда около Горыни не было никого, кроме вожака «Драконят». Она стояла у парня за спиной. Вместо привычных джинсов на Женьке была юбочка, а волосы, наконец-то отдыхающие от кепки, она собрала в два небольших хвостика. Те забавно топорщились в стороны. Но Дан не улыбнулся, обернувшись. Только глаза распахнулись во всю ширь, стали удивленными. Они долго смотрели друг на друга в глаза и молчали. Непонятный был у Дана взгляд. Но хоть не злой – и на том спасибо.
Наконец, Женька не выдержала. Мигнула. Отвела глаза. Аккуратно сложила желтую стопку разрисованных футболок на верстак, взяла тети Олину книжку, из которой срисовывала драконьи эмблемы, и развернулась, чтобы уйти.
— Жека… зачем?
Вопрос догнал ее. Растерянный и непонимающий. Без капельки обиды или злости, с одним лишь горьким недоумение. Именно эта интонация. Вновь напомнившая ей о запахе увядающей травы, и заставила Женьку честно подумала над ответом. Она заговорила, глядя перед собой:
— Хотелось быть с вами. Я тут не знаю никого. А в своем городе друзей вообще не было. А тут ты так сразу меня окликнул. Позвал. Помог. Я решила – девчонку ты не позвал бы. И вот. Я теперь и сама жалею, честно, Дан. Только что тут поделать-то? Я не Жека. Я Женька. Тихоня, бояка. А все остальное – просто маска.
Дан сделал шаг, и догнал Женьку. Потянул обратно, в сарай, обхватив ее ладошку очень горячими пальцами. Попросил:
– Погоди. Не уходи. Я понять хочу.
Она обернулась удивленно и смущенно. Неловко вырывала руку, но все же вернулась. Устроилась на своем обычном месте, где всегда и работала над Горыней: на старой, деревянной, белой краской выкрашенной табуретке. Качнулась на ней туда-сюда, стукнула ножками о доски пола. Звук был – словно проскакала игрушечная деревянная лошадка. Женька одними губами улыбнулась мелькнувшему образу, и посмотрела на Дана вопросительно. Спрашивай, мол. И он кивнул. Сел напротив, кинув на пол пару подушек. Потер лоб. И спросил:
— Ты потому и из своего города сбежала, да? Тебя… тебя, может, дразнили там, а? Изводили? Во дворе или в школе?
Женька с удивлением заметила, что он зол. Но… вроде как, не на нее. На тех, других. Которые могли ее дразнить. Она чуть усмехнулась. Потому что дело было в другом. Совсем не в этом. И подумала: а почему бы и нет? Она же еще никому не рассказывала об этом. А выговориться так хочется. Дан такой, он поймет. И уж точно никому не разболтает. Даже если и говорят они в последний раз. Она откашлялась – простуда все еще давала о себе знать:
— Нет Дан. Нет. Меня обычно просто не замечали. Есть я, нет меня – какая кому разница? Ты, наверное, не поверишь, но мне даже учителя «энки» в журнале не ставили, если я прогуливала. Не замечали просто, есть я, или нет в классе. Я же не такая. Я не Жека. Я говорю-то чаще всего шепотом, потому что стесняюсь очень. Вот.
Женька закрыла лицо руками. Не драматичным жестом, а просто уткнулась в сведенные «шалашиком» пальцы лбом. И голос звучал теперь глухо, как из-под маски:
— Мой отец разбился на мотоцикле, когда мне было три года. А Витьке, брату моему, шесть. Маме тогда было очень трудно, и к нам переехала тетя Оля. Она-то нас и воспитывала. Я папу почти не помню, Витьке пришлось труднее, наверное. Но мы оба почему-то считали, что теперь всегда-всегда таки будем жить: вчетвером. Мы, мама и тетя Оля. Тем более что у нас свой дом. И комнат уж точно хватает на всех. Три года назад заболела наша бабушка, и тетя Оля вернулась сюда, в город, где они родились с мамой. Чтобы ухаживать за бабушкой. Мама, конечно, часто ездила к ним. А потом бабушка умерла. Она была учительницей, ее тут любили. И на поминки пришло много прежних учеников – взрослых уже.
Женька переглотнула, резко растерла лицо. Говорить дальше ей не хотелось. Но она закончила. Только тон стал уже не таким ровным и отрешенным, как был только что:
— И он пришел. Игорь Петрович. Он раньше учился в одной школе с мамой, и даже в одном классе. Хотя и был старше чуть не на два года. Второгодник или болел часто, я уж не знаю. Только в маму он был влюблен тогда. А тут увидел ее снова, они разговорились. В общем…
— В общем, он теперь твой отчим. А ты сбежала. Обижает? – Дан, и правда, все понял. И сумел закончить ее рассказ коротко, по делу. И снова ревниво напрягся: он не терпел, чтобы кто-то трогал ребят из его стаи. И часто по этому облизывал сбитые в кровь костяшки кулака. У Женьки как-то потеплело на сердце: он все еще считает ее «своей». Членом стаи. Она с деланным равнодушием пожала плечами:
— Нет, не обижате. Он так, по-хорошему: «Женя, давай на выставку сходим. Женя, я тут тебе краски купил, посмотри.» Только ведь я ему ни зачем. Ему мама нужна, да тот ребенок, что у них вот-вот родится. И мне он тоже не нужен, у меня свой отец был! Пусть я его не помню, но он же был. Ну… и вообще… Чего я там им мешать буду? А тетя Оля мне как вторая мама. Я к ней привыкла.
— А брат?
— Он в училище поступил. В военное.
— Понятно… Невесело тебе.
Женька скованно кивнула, и встала. Пора было идти, а то скоро «Драконята» начнут собираться, она по-прежнему боялась этого момента.
— Жень. Ты куда?
Дан спросил это тем же ровным тоном, каким недавно говорила и она сама. Напряженно-ровным.
— Но я же… обманула вас. Я ведь девочка. Разве… я могу теперь остаться?
И тогда он коротко рассмеялся. Пружинисто встал, и, наконец, сделал то, что собирался когда-то: разлохматил ей волосы.
— Ты – Жека. И все. Хватит об этом. Девочка, мальчик… в правилах велопарада ничего нет о том, что в команде должны быть только парни. И я тебя из команды не исключал. Будешь третьей головой Горыни. А ребята поймут. Не трусь. Я сам им скажу.
Мир и без всякой Сказки, без всяких витражных отсветов, вдруг стал цветным и ярким. И Женька заулыбалась так, словно у нее сегодня день Рождения, и ей сделали лучший в мире подарок.
Но до велопарада было нужно закончить еще одно дело. И тут уж Женька не стала темнить. Пусть она больше не была Жекой, только понимала: и прежней Женькой тоже быть перестала. Шептать, пряча от смущения глаза, больше не хотелось. Есть дело, оно должно быть сделано. Есть люди, которые поймут и смогут помочь. Так чего тут сложности разводить?
Она собрала «Драконят» во дворе этим же вечером. И старших, и головастиков – всех, кто хоть раз побывал в Городе. Всех, кто знал тайну Привратника. И, прижимая к себе (для храбрости) недовольно дергающего хвостом песочного кота, рассказала им все. И про игрушки, и про умирающий Город, и про Ленку с Лёнчиком. И про то, как можно расколдовать эту сказку. Чтобы она не заболела, и не стала злой сказкой. Доброй ей и так не быть – Ленке и Лёнчику, как ни крути, уже не удастся видеться каждый день. И снова надо будет искать друг к другу дорогу. Но будет хотя бы надежда! Привратник не просто закроет тот мир, ему ничто не помешает его и открыть потом, ведь он останется в Сказке.
— Надо бы найти Ленку-то. Малявка, небось, каждый вечер в подушку ревет из-за своего братика. Пусть с нами будет. — Дан был верен себе. Сама Женька об этой незнакомой девочке и не подумала.
— Герда и Кай… — Не весело пошутил кто-то.
И все замолчали. Каждый понимал, что выход это единственный. Он сохранит хотя бы надежду на то, что в Город, в Сказку, иногда все же будет можно попасть. Ведь должен же там бывать Мяус, уже вполне обжившийся и во дворе, и в тети Олиной квартире. А сюда, к ним и к своей сестренке, должен как-то попадать Ленчик. И все же… путь в Сказку перестанет быть таким доступным, как сейчас. И вряд ли многим из них выпадет туда попасть снова. А ведь у каждого появились в Городе и любимые места, и друзья.
Нужно было что-то решать. Мысленно каждый уже сказал «да». «Да, мы сделаем это!». Но вслух это «Да!» еще не прозвучало. Дан сказал бы первым. Непременно сказал бы. Он уже и воздух в легкие набрал, собираясь выдохнуть это «Да!». Только ему не дали.
Раздалось громкое хлопанье сандалий, и во двор стремительно ворвался Ленчик. Он часто и загнанно дышал, и глаза его были мокрыми. «Драконята» обернулись к нему резко. Как по команде. Все вместе. И Женька вновь, мгновенно, ощутила себя частью стаи. Стаи, ощутившей беду.
Ленчик затормозил стремительный свой бег, проехался на скользких подошвах сандалет по асфальту, и попал прямо в руки обхватившего его за плечи Дана:
— Что случилось?!
Оказалось – и правда, случилось. «Драконята» почуяли это верно. Сказка начала меняться. Но пока беда лишь краем зацепила брата с сестрой. И хорошо, что все обошлось, а то ведь страшно подумать, что было бы. Женька, во всяком случае, во время короткого рассказа успела себе представить листовки на всех столбах и заборах: «Пропала девочка. Вышла во двор и не вернулась…»
На самом деле, конечно, Ленка вышла не во двор. Она только родителям так сказала. А сама пошла искать Ленчика, в его в Город. Потому что тут, в ее городе, он не подходил и играть отказывался. Но смотрел так, что девочка даже и не обижалась. Только маялась ожиданием скорой и неведомой ей пока беды. Разве могла она, умевшая понимать его выражение лица, даже когда он был куклой, поверить в наивный его обман? В то, что ему просто с ней наскучило, что с мальчишками интересней? Его взгляд говорил совершенно о другом! Вот и решилась она, наконец, найти сама братика. Чтобы поговорить. Чтобы сказать бестолковому мальчишке: любую беду проще прогонять вместе.
Только вся эта затея едва не вышла боком. Потому что, едва попав в Город Ленка вдруг… стала куклой. Словно заколдовал ее кто-то. А, скорей всего, не «кто-то», а все тот же Привратник. Или просто законы Сказки. Ведь если сестренка навсегда останется в Городе, и сможет жить только в нем, Ленчик сам должен будет закрыть Сказку от внешнего мира. Иначе никак.
Но вышло так, что Ленчик нашел сестру почти сразу. Подобрал совсем небольшую куколку, размером с ладонь, узнал Ленку, и ахнул. Понял, что Сказка и правда начала становиться недоброй. Опасной.
Подхватив свою сестренку Лёнчик, конечно, бегом бросился в наш, реальный мир. А она все равно оставалась куклой.
— Ну, как я тут ревел, пока она обратно в себя не превратилась, я рассказывать не буду. – Ленчик отвел покрасневшие глаза. – Стыдно прям. Только что-то такое от моих слез произошло.
Ленчик вздохнул, и вытер вновь мокрые глаза.
— В общем, расколдовалась она. Сперва стала расти, а потом в девочку превратилась. Но, пока я ревел, она все пыталась мне про одуванчики напомнить – я ее поставил на бордюр, рядом с ними. Там много отцветших, белых. Вот она и пыталась хоть один на меня, ревущего, сдуть. Что бы я про семена вспомнил, которые в Городе надо посеять – не знаю уж, кто ей рассказал. Разве что Мяус? – Лёнчик подозрительно покосился на кота. Но тот только ухом дернул, делая вид, что задремал на Женькиных руках: «Я тут не причем».
– В общем, одуванчики тоже почему-то выросли. Те, которых она касалась. Наверное, на том месте тоже был отблеск витражей. Только еще не… ну… не злой. Хороший. И у нас теперь есть самые настоящие сказочные семена. Пока еще есть, наверное. Если их ветер не все разметал.
Ленчик деловито послюнил палец, чтобы проверить: такой ли уж сильный сейчас этот коварный ветер.
— Давайте скорей их посеем в Городе? Пока сказка не стала совсем уж… страшной. Ленка отсвет сторожит и одуванчики. И я за нее что-то волнуюсь.
— Едем. – Решительно кивнул Дан. – По коням, ребята.
(Продолжение следует.)