Попробую выложить свою достаточно старую сказку... Не очень, наверное, удачную, но очень любимую. Писалась она когда-то под дружную компанию моих кукол обитсу, так что в качестве иллюстраций коллажики с ними. Сейчас, наверное, я бы сделала лучше, но оставлю как есть - сказка и эти иллюстрации стали для меня чем-то единым.
Все части сказки и присказку можно найти в подборке.
Женя и Жека
— Оля, я на велике! - это уже в прихожей, уже открывая дверь, и выкатывая «педального коня» на площадку. И не дожидаясь ответа - бряк-дзынь по ступеням, скатывая велосипед вниз. Только дверь хлопнула, отсека от Женьки так и неуслышанное: «Угу...». Или, может: «Постой, куда ты? Ведь поздно!». Хотя вряд ли. Вот мама бы да, не пустила. А для тети Ольги 9 вечера летом время еще детское. И то, что племянница собирается покататься по улицам маленького, но незнакомого городка, вообще не повод отрываться от компа. Что ж, Женьку вполне устраивала эта неожиданно свалившаяся на нее, очень «домашнюю» девочку, свобода. Толкнув коленом дверь, она одновременно накинула на голову капюшон курточки, и тот скрыл ее почти до глаз…
…и вместо застенчивой девочки Жени на двор шагнул немногословный, но решительный Жека. С хмурым взглядом зеленых глаз из-под слишком густых и слишком темных для рыжего ресниц. По-хозяйски огляделся, словно знал этот двор всю жизнь. И неторопливо перекинул ногу через раму, сразу как-то сливаясь с великом в одно существо и беря разгон. Несколько пацанят помладше завистливо проводили его взглядом: Жека, по их мнению, был великолепен. Причем настолько, что подходить к нему можно было только по какому-то важному делу. А никаких дел у мальков, понятно, не было. Впрочем, один из них все же поднялся, оседлал велик. И, оттолкнувшись ногой, поехал следом.
Мальчишка ехал как бы сам по себе, часто отставал, теряясь на узких улочках, которые, видимо, знал гораздо лучше «новенькой», и мог где-то «срезать» угол. Велик-то у него был совсем детский, и держать заданный девочкой темп удавалось с трудом. Поэтому Женька не сразу заметила за собой «хвост». Она крутила педали, наслаждалась ощущение почти полета на узкой, идущей под уклон, почти не освещенной улочке. И думала о том, что попала в довольно-таки глупую ситуацию. Да-да, именно так и думала: «довольно-таки глупо». Жека, тот бы выразился резче: «по-идиотски вышло». Но, когда никого не было рядом, этот нахальный пацан словно бы засыпал, и Женька о нем почти не вспоминала. Становясь собой.
О Жеке стоит рассказать подробней. Появился почти сразу, как девочка приехала. Нет-нет, у нее не было раздвоения личности, в нее никто не вселялся, и никакая фантастика или мистика были не причем. Просто в тот самый день, когда она, как и положена самостоятельному человеку 13 лет, в гордом одиночестве тащилась к тетиному дому от вокзала, толкая рядом с собой велик (угораздило ж пробить шину!) и сгибаясь под тяжестью рюкзака (вещей-то нужно было не на 3 дня взять, а на все лето!), пошел дождь. Конечно, она тут же накинула капюшон спортивной курточки. Женька вообще любила «таскать» одежду у старшего брата, тот был невысоким, хоть и старше на 3 года. И его вещи сидели на ней чуть мешковато, делая похожей на не слишком ухоженного мальчишку. Эта вот привычка и сыграла с ней злую шутку.
Сердитые глаза, мальчишеская одежда, скрытые капюшоном курточки косички и имя, которое она выговорила голосом, хриплым от смущения и легкой, подхваченной в сквозняках поезда, простуды: «Женя». Всего этого оказалось достаточно, что бы паренек лет 15, окликнувший ее от крыльца: «Эй, звать как?» понятливо кивнул:
— Жека, значит. Шину пробил? А ты к кому тут? А я твой сосед, выходит. Ну, ты выходи потом, подклеим колесо твое.
Парень говорил лениво и уверенно, негромко. Как человек, привыкший, что его слушают, не перебивая. В трех шагах, приоткрыв рты, ему внимали, вместе с Женькой, несколько «мальков» лет семи. И она поняла, что в этом уютном дворе он главный. Среди мальчишек, конечно. А девчонок пока что-то и вовсе не было видно.
Женька с роду не разговаривала с мальчишками. Даже в классе. Не считать же разговорами фразы типа: «Дай тетрадь, домашку сдуть» или «Вот как дам пеналом по голове»? И сейчас лишь скованно кивнула, поскорей юркнув в подъезд. И уж там, под прикрытием тяжелой двери, сыто клацнувшей магнитным замком, отдышалась. Так, словно только что избежала серьезной опасности. Конечно, никуда она выходить не собиралась!
То есть… нет, сначала точно не собиралась. Однако, таща велик по ступенькам вверх, крепко задумалась: шину-то и правда было надо клеить, а она никого тут не знала, и сама не умела. Пришлось выйти, хотя получилось это и не сразу. Скорее всего, «сразу» ее никто и не ждал. Всем же понятно, что человек только приехал. А, значит, нужно вытерпеть все положенные родственные нежности, съесть непременный торжественный обед, разобрать вещи (словно им в рюкзаке плохо лежится… взрослые такие странные).
В общем, вечером Женька вышла. Натянув по самые уши кепку, что скрыли ее рыжие косички. Сказать правду об ошибке Дану (от имени Данька, что ли?) она не решилась. А от неловкости и от смущения почему-то не зажалась, как обычно, а ударилась в другую крайность: стала Жекой. Самоуверенным мальчишкой, которому «море по колено». И сама удивлялась, как уверено и насмешливо звучит ее хрипловатый от легкой простуды голос. И очень быстро, причем без малейшего труда, она получила в этом незнакомом дворе то, чего не имела дома: уважение и хорошую компанию.
Ну, конечно, уважение появилось не сразу. Как и доверие. И причиной тут стали вовсе не имя да уверенно-насмешливый голос, а Женькины умелые пальцы. Компания мастерила в гараже что-то сложное, из трех великов и кучи дополнительных седел, звонков, фонариков и клаксонов. Ее пустили в «святилище» для, так сказать, обще развивающей экскурсии. Но как-то так само собой оказалось, что она почти сразу «влезла» в работу. Отобрав у мальчишек не гаечные ключи или отвертки, а… краски.
Да, рождающееся в сарайчике четырехколесное чудовище звали ласково: «Горыней». Видимо, по числу голов основных седоков. И этот «педальный дракон» должен был быть соответствующим образом размалеван: весь, включая седла, в чешуе, а впереди морда с глазами-фарами. И небольшие жестяные жетончики, похожие на геральдические щиты (по одному на велосипед) тоже нужно было расписать драконами, и сумки для инструментов, и бутылки для воды… в общем, работы хватало. И у Женьки (у Жеки!) она получалась. Хорошо получалась. Гораздо лучше, чем у других. Тут надо сказать, что с красками она не расставалась с детства: и мама, и ее сестра тетушка Ольга, были художницами. После смерти Женькиного отца они долго жили вместе, так что выжатые тюбики масляных красок и почти пустые баночки из-под акрила, обломки пастельных мелков и акварельные карандаши – все это было Женькиными игрушками. И этим ярким «мусором» был завален весь дом. Да и кисточку отыскать труда не составляло. Женька никогда даже и не думала, что рисовать – это сложно. Что этому нужно учиться. Она просто играла.
А теперь эти вот навыки сослужили ей добрую службу.
Верней, Жеке сослужили: почти готовый Горыня под его руками буквально оживал. Он золотился чешуей, и грозил стать самым примечательным из самодельных великов на городском велопараде, который должен был начаться через пару недель.
Но, конечно, Жека не только сидел в мастерской. Вместе с «драконьей стаей» носился он по улочкам города, лихо скатываясь но тропинкам откосов то к реке, то к старому кладбищу. И в этом было особое удовольствие — ощущать себя частью стаи. Такой же стремительной, бесстрашной, свободной. Так же сросшейся с великом в единое существо.
Особенно же Жеку зауважали, когда выяснилось, что он совершенно не боится крови — ни своей, ни чужой. Случилось это, года маленький Ленька кувыркнулся через руль. Переднее колесо его велика ударилось о натянутый тонкий тросик, которого никто не заметил. Мальчишка сидел в траве, роняя крупные слезы и не менее крупные капли крови из разобранной о корень ладони. Пока «стая», чертыхаясь, спешивалась, Жека бросил свой велик в обход тросика, почти в кусты. Ободрался в колючках, но был рядом с мальком первым. Со звоном кинул велик на землю. Достал из сумочки, болтавшейся под рамой, аптечку. И умело обработал и забинтовал Ленчику и ладонь, и сбитые колени с локтями:
— Не реви, ты теперь как рыцарь в белоснежной броне!
Ленчик несмело улыбался сквозь слезы — сравнение вышло удачным. Во всяком случае, ему было так же трудно теперь сгибать и разгибать руки и ноги, как закованному в латы рыцарю.
— А сам? Глянь, как исцарапался?
— А, заживет…
Вроде бы и пустячный был случай, а что-то изменилось в отношении ребят. И чувствовал Жека после этого себя среди них совершенно своим.
Все это случилось с неделю назад. И еще неделя оставалась до велопарада. Женька тревожилась. Она понимала, что вечно прятать свою тайну она не сможет, и отчаянно хотела только одного: пусть ее разоблачат после парада, а не до! Потому что уж конечно обман обидит дружную компанию, к которой с ее легкой руки приросло название «Драконята». Узнав правду, мальчишки вряд ли с ней «водиться» и дальше. А прокатиться на Горыне хотелось очень. Ну, все-таки в его создании была частичка и ее труда. Кстати, теперь она и камеры умела клеить, и вообще о ремонте велика узнала за эту дни столько, что теперь ощущала себя со своей «лошадкой» куда более уверенно.
Белоручек в гараже не терпели, Дан разрешал приходить в это уютное местечко только тем, кто был готов поработать руками. Тут постоянно чинились, отмывались или красились чьи-то велосипеды, а старшие ребята даже возились с двумя старенькими мотоциклами, вызывая жгучую зависть у малышни. Впрочем, мальков никто не гонял – смотреть разрешалось всем, лишь бы лапы не тянули да под руку не болтали. На вопрос по делу Дан всегда отвечал, причем заметно было, что учить других, даже самых сопливых малышей, ему было не менее интересно, чем возится с техникой.
Он вообще оказался хорошим вожаком. Грубоватый, прямолинейный и ехидный, он, тем не менее, никогда не забывал поинтересоваться, что там случилось с членами его стаи, если те вдруг пропадали на день-два. А если у кого-то особенно хорошо получалось какое-то дело, то Данькина ладонь ложилась на макушку счастливчика, чтобы ласково растрепать волосы. Малышня от такого млела, напоминая котят. Но и те, что постарше, радовались. Один раз потянулась его ладонь и к Женьке, и ее сердце тюкнуло невпопад. Она потом сама не понимала, от испуга, что сейчас с нее снимут кепку, или… от чего-то другого. Но Жека во-время пришел на помощь, и качнул головой, не уворачиваясь, но давая понять: не нужно. И Дан больше никогда не повторял попытку, молчаливо признавая Жеку если и не равным старшим, то вроде того.
В общем, не хотелось Женьке терять ни этих людей, ни это место. Тут и правда было уютно: кроме техники и инструментов в гараж поместился и старенький диван, и видавшее виды продавленное кресло. И даже гамак (за право покачаться на котором вечно спорили мальки). Тут был электрический чайник и шкафчик с чашками, заваркой, пряниками. В общем, как иногда пели под гитару (что жила тут же, в гараже – висела на стенке) по вечерам: «Что для жизни надо – все есть. Чего нету – значит, пустяк. Решено, мы жить будем здесь. Решено, мы жить будем так…»
Все чаще Женька задумывалась о том, что приняли бы ее тут и девочкой. Даже не помешала бы извечная ее зажатость, стеснительность. Но все уже сложилось так, как сложилось. И этого было не изменить. Ну откуда было ей знать, что она тут найдет друзей? Свою стаю? Она шла-то всего лишь колесо велику заклеить.
А теперь приходилось длить начатую случайно игру. Потому что не хотелось снова становится «белой вороной». И тихая, домашняя девочка Женя упорно играла роль самоуверенного уличного мальчишки. Надеясь на непонятное чудо, что спасет ее от разоблачения.
А иногда ей казалось, что никакая это и не роль. Что она и правда становится Жекой.
Ее «крысиные» косички давно были расплетены, а прическа стала гораздо короче, но она все же до сих пор уверенней себя чувствовала, натягивая капюшон (или хотя бы братову кепку с огромным козырьком) до самых глаз. Благо, лето было прохладным да дождливым, и это не вызывало вопросов. Мало ли, у кого какие привычки?
(Продолжение следует)