Беата зашла в кабинет будто боком, почти крадучись, и села на самый дальний угол небольшого двухместного диванчика – так, что он показался вполне внушительным, словно вобрав в себя ее маленькое и хрупкое тело.
Все у нее было сверхаккуратно – аккуратная тоненькая фигура, аккуратные черные волосы и крохотные, аккуратно же выглядящие, кисти и стопы (настолько маленькие, что в голову пришли мысли о туфельках Золушки, которые впору были только ей, обладающей самыми миниатюрными ножками в королевстве).
Фантазии об этой сказочной героине, как оказалось, пришли ко мне не напрасно. Моя новая клиентка впоследствии поведала о своей жизни многое, что имеет сходство с судьбой Золушки.
Но в этот раз она заговорила о чувстве вины.
Чувство вины было всепоглощающим, разъедающим, изматывающим, покидающим иногда, но неизменно возвращающимся в связи с разными причинами и по разным поводам. Как с этим жить?..
Трудно?
Вот и ей было трудно… Невероятно трудно…
Когда Беата записывалась на прием, ее подталкивала одна из последних ситуаций: молодая женщина ослушалась маму и не поехала в единственный за месяц выходной на дачу, а осталась дома («носом шмыгала, да горла болело немного»). А мама смертельно обиделась, назвала ее отвратительной дочерью, бросила трубку и несколько дней наотрез отказывалась общаться.
Все эти несколько дней Беата переживала, чувствовала себя виноватой и бесконечно делала попытки помириться.
«Лучше бы съездила на эту злополучную дачу», - с досадой произнесла она в беседе со мной.
Как, наверное, понимает почти любой читатель, подобные ситуации с Беатой происходили и раньше, а чувство вины возникало не только перед мамой – и тогда, когда на ее месте большинство людей чувствовали бы себя вполне хорошо.
Беата догадывалась, что чувство вины в ситуации с мамой необоснованно, ведь она на самом деле не виновата. Но от этого оно ее не покидало.
Когда девушка, рассказывая все это, привычно занырнула в вину и прислушалась к телу, обнаружилось, что данное чувство ощущается тяжестью и давлением в области груди. Настолько сильно, что было трудновато дышать.
Когда образ вины «вынули из тела» и разместили на стуле, им оказался большая жаба. В груди сразу стало несколько легче.
Жаба «рассказала» нам, что она мамина, а впервые появилась у Беаты, когда той было четыре года. Тогда у девочки появился братик. Малышка очень ждала его появления, но, когда это произошло, оказалось, что больше нельзя ничего любимого делать – нельзя играть, петь, танцевать, нельзя к маме на ручки, нельзя ничего… Вместо этого нужно было правильно себя вести, помогать маме, а позже еще и нянчиться с братиком, который в силу возраста не мог составить ей компанию в играх.
Взрослая Беата, сев в образ себя маленькой, вспоминала все это и плакала. Тогда, в далеком прошлом, за все вполне детские и естественные, такие нужные и важные (особенно в том возрасте) проявления, ее ругали и ставили в угол, а потом еще долго игнорировали.
Когда братик подрастал и что-то разливал, разбивал, ломал он указывал на Беату. А родители, не разбираясь, снова и снова обвиняли ее и наказывали. А она опять и опять стояла в углу. Выйти оттуда позволялось только в том случае, если она просила прощения. Даже, если не имела никакого отношения к тому, за что ее наказывали… Даже если не имела абсолютно, совсем-совсем, никакого отношения…
Облегчение наступало, когда Беату выпускали из угла, а мама или папа переставали делать вид, что её не существует. Как сказала Беата, только после длительного вымаливания прощения, «каменные лица» родителей менялись на привычные. Теперь можно было жить и спокойно дышать.
По сути, Беату тогда родители учили чувствовать себя виноватой, как это говорят «по жизни». Скорее всего, они и сами не понимали, что делают на перспективу.
Результат такого воспитания – пропитанная виной жизнь, непростая, тяжелая, когда голову сложно поднять и смотреть на других открыто, когда приходится жить, постоянно заслуживая одобрения других, а также бесконечно, бесконечно просить прощения – во всех сомнительных случаях… И не только у родителей. И вечно-вечно быть занятой чужими делами. «Чтобы опять не оказаться виноватой и чтобы не обижать отказами других».
К моменту, когда мы с Беатой встретились, она понимала и сама, что такая жизнь в чем-то похожа на рабство без официального статуса рабыни.
Чего же Беате хотелось? Хотелось избавиться от всепоглощающего чувства вины. Хотелось обрести больше внутренней свободы, жить своей жизнью, радости какой-то и «чтобы мама хорошо относилась».
По поводу чувства вины и свободы, радости и прочего, сделать многое оказалось доступным.
Но, к сожалению, никакая даже самая глубокая и скрупулезная психологическая работа с собой не гарантирует изменений в другом человеке, так что внутренние процессы мамы – не во власти Беаты или психолога, если мама сама не хочет что-то менять. Хотя в качестве последствий терапии преображение других все же не исключено, как результат изменения внутреннего состояния и стратегий поведения.
Имеет смысл помнить (если вы не знали) – ожидание изменений отношения мамы или другого значимого родственника к выросшему ребенку является зачастую одной из самых серьезных ловушек на пути сепарации. Так что из нее стоит выбираться, если туда попали).
Что же мы делали с Беатой далее? Помните её упоминание о себе четырехлетней? О той, которая терпела многое от родителей и брата и стояла в углу (один из появившихся у нее образов в процессе беседы был именно такой)?
Благодаря возможностям эмоционально-образной терапии малышка (ее образ мы, как и образ жабы, отдельно высаживали) услышала от Беаты взрослой примерно следующее:
«Здравствуй, моя хорошая девочка! Я это ты, а ты это я! Ты прости меня, пожалуйста, что я не забирала тебя из этого угла столько времени. Я не знала, что оставила тебя здесь. Я больше никому не позволю тебя обидеть! Теперь я буду тебя защищать. Я всегда буду на твоей стороне и буду заботиться о тебе. И ты ни в чем не виновата. Ты, на самом деле, ни в чем не виновата. Я объявляю тебя не виноватой. И разрешаю тебе быть свободной!
И ты можешь выразить свои чувства и выражать их так, как тебе хочется. Абсолютно любые чувства! Сколько тебе хочется».
В это время Беата взрослая увидела, как Беата-малышка выбежала из угла и забралась на коленки к ней взрослой, прижалась к ней, а потом долго и горько плакала. И взрослая плакала вместе с ней. Также горько и также долго, а маленькая все слушала и слушала: «Теперь я всегда буду с тобой. Мы будем вместе и я буду любить тебя и заботиться о тебе. Я не позволю больше никому тебя использовать. Тебе не нужно больше быть услужливой и искать одобрения. Ты мне подходишь любая. И люблю я тебя любую. Я знаю, что ты – очень хорошая. Даже когда не делаешь ничего или отказываешь другим, или ведешь себя так, что кому-то, например, маме не нравится. Мне нравится! Ты – теперь моя! И я тебя очень люблю».
Когда они успокоились, взрослая Беата дала маленькой разрешение радоваться, играть, быть свободной, проявляться и жить, как хочется – легко.
Беата маленькая сначала улыбалась робко, потом все смелее и смелее. Она стала прыгать, бегать и кружиться вокруг, подбегая периодически к Беате взрослой и прикасаясь к ней, а потом, набегавшись, снова уселась на коленки к Беате взрослой стала болтать ногами.
Ближе к завершению сессии, Беата взрослая забрала образ малышки внутрь себя, сообщив той, что она может занять там столько места, сколько ей хочется.
Беата уже сидела на диванчике вполне уверенно. Мысли об обидевшейся маме больше не вызывали прежних чувств. В области груди ощущалось тепло. Беата выглядела к этому моменту какой-то посветлевшей лицом, если так можно выразиться.
Справедливости ради, упомяну, что по теме в этот раз и далее происходила работа и с образами родителей и брата, которым Беата выражала свой гнев за то, как с ней поступала, и с образом жабы, которая, как она сказала, принадлежала маме. Жаба в какой-то момент упрыгала к своей правообладательнице. Ну, а Беате мы возвращали легкость и беззаботность, которые были давно утеряны после внушенного чувства вины.
И еще было сделано много чего. Несмотря на отработанный слой, тема вины появлялась еще. Кроме того в процессе Беата сформировала и запрос на сепарацию. И сессии были ни раз, и ни два. И работа с образами тоже продолжалась. А образы, конечно, не только плакали, но и, например, гневались, или превращались во что-то другое.
А в данной статье описаны хотя и важные, но все же фрагменты терапевтического процесса по возвращению себя себе и избавлению от токсического чувства вины.
В тот день, что я описала, Беата выходила из кабинета с каким-то особенно лучезарным взглядом, удивляя меня легкой и свободной походкой. У неё будто бы даже роста прибавилось.
А мне тогда так отчаянно захотелось, чтобы она все это сохранила ни на дни, а на десятилетия. Почему бы в фоновом варианте и ни навсегда…
В тексте использованы фрагменты работы с применением приемов эмоционально-образной терапии. Разрешение клиентки на публикацию получено. Имя и некоторые особенности изменены. Все совпадения с кем-то еще случайны. Реальных жаб и каких-то людей в кабинете не появлялось. Процесс происходил с применением образов, вызывающих реальные чувства.
Благодарю всех, кто прочел полностью не такую уж и короткую статью.
С верой в вас, ваши возможности и способности, я
©Нестерова Лариса, психолог, 2022. Записаться на очную и онлайн-консультацию можно по тел:+79609850834, +79963962674 и через ЛИЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ ЗДЕСЬ
Тексты еще:
Хочешь быть удобной или любимой, Люсия?
Как в отношениях с родителями проявляются детские травмы у взрослых
Били иногда! Ничего страшного?
Автор: Нестерова Лариса Васильевна