Когда мать наконец-то согласилась отпустить меня к бабушке в Питер, я едва не запрыгала от радости. Совершенно неожиданно, за ужином, она устало сказала:
- Собирайся. Сил больше нет от наших баталий. Бери все документы, если поступишь, останешься у бабушки. Она тебя ждёт.
Я чуть не проглотила ложку.
- Серьёзно?
Мать вздохнула.
- Серьёзно. Только я тебя очень прошу, Настя... Следить там за тобой будет некому, бабушка уже старенькая.
Я моментально оскорбилась.
- А зачем за мной следить?
- Уж очень ты разбитная у нас... Не дай Бог...
- Ты сама меня в восемнадцать родила! - Поэтому и говорю, - отрезала мама. - Ладно, что теперь... Папа не против. Собирайся.
Вот всегда она так... Ни капли меда без добавки дёгтя. Ну и ладно. Главное - я еду в Питер!
Большую часть детства я провела у бабушки. Пока папа мотался по гарнизонам, а мама обживала казённые квартиры, я ходила в чудную старую школу с тихом спальном районе Санкт-Петербурга, делала уроки за огромным круглым столом под бормотание черно-белого телевизора и наслаждалась жизнью и ненавязчивой заботой бабушки.
Мой Питер был другой, совсем не парадный. В нашем сонном дворе жизнь однажды замерла, точно споткнулась, а потом выровнялась и решила больше не спешить. Иногда вечером, возвращаясь из школы, я забредала в какой-нибудь двор - колодец и долго смотрела вверх, в кружок темноты, подсвеченный жёлтым серпом луны. Смотрела долго, до головокружения и боли в затекшей шее. И думалось мне, что этот город - мой. Никто не знает его, как я, и никто не любит как я. Ибо мы с ним родственные души. Застывшие во времени.
По выходным к бабушке приходили подружки, курили прямо в комнате и, несмотря на громогласные уверения, что сегодня - только чай, всё - равно наливали из маленькой блестящей фляжки коньяк и пили его, хихикая как девчонки. На этих застольях говорить можно было всё! И про уроки, и про надоедливого Серёжку с задней парты, и даже про то, как глупа историчка, не знающая почти ничего про Александра Македонского, а он, между прочим, мой любимый античный герой! Старушки слушали меня, вздыхали сочувственно, а по праздникам наливали мне на самое донышко хрустального бокала сладкое красное вино. И я совершенно точно знала: кем бы я не стала, что бы в моей жизни ни было, эти огромные окна, эти выщербленные ступени парадной, эти парки, улицы и чуть захмелевшие старушки - всё это моё. Мой дом.
Мне стукнуло пятнадцать, когда папа наконец "осел" на одном месте. Они с мамой приехали в Питер в начале мая, когда я уже вовсю строила планы на летние каникулы. Придя домой, я бросила портфель и помчалась в комнату, где обычно сидела перед телевизором бабуля. Мне срочно нужно было поделиться необыкновенной новостью - мои рисунки отобрали на городской конкурс! Но слова застряли в горле при виде растерянного лица бабушки и неумолимо сжатого рта отца. Сразу всё поняв, я крикнула:
- Не поеду! Хоть что говорите, не поеду!
Мама ахнула, отец гневно вскочил, опрокинув старый деревянный стул, который жалобно затрещал, а бабушка заплакала...Я кричала, отец кричал тоже...
Конечно же, они забрали меня с собой. И, конечно, жизнь началась совсем другая. Дело было даже не в том, что суетливый подмосковный городок (почти Москва, дочка! ) мне не нравился, а в том, что все стало иначе. Меня не любили. Это чувствовалось во всем - в жёстком распорядке дня, в дежурном поцелуе на ночь. Никого больше не интересовало, как мои дела. Оценки - да, это было важно. Что у меня внутри - кого это волнует? Тон нашей жизни задавал отец. Мать просто приспособилась к его характеру, плыла по течению, стараясь угодить, как говорится, и нашим и вашим. Получалось плохо.
Конечно, поведение моё стало портиться. Учиться я почти бросила. Из дома сбегала при любой возможности. Возвращалась поздно, вела себя развязно. Курила в подъезде и целовалась с каким-то прыщавым пацаном из двора. Просто так, из вредности. Раньше, когда я жила в атмосфере любви и заботы, мне и в голову не приходило делать что-то плохое. А сейчас - будто черт под руку толкал.
По наущению отца мать провела со мной беседу на тему полового воспитания. Я молча выслушала, попросила денег на презервативы и ушла гулять.
- Это всё твоя мать! - бушевал потом отец. Мама склонила голову и молча слушала. - Она курит. В таком возрасте! Я знаю, что курит! И девчонку нам испортила! Посмотри на неё! Что молчишь?
- Отпустите меня к бабушке, - спокойно сказала я. - Или я убегу.
Отец побагровел.
- Отпустите! - не унималась я.
Мать вытолкала меня за дверь и о чём - то долго говорила с отцом. Утром он уехал в командировку, а вечером я узнала, что меня отпускают к бабушке.
Ну, здравствуй, Питер! Здравствуй, мой дорогой! Больше года не виделись! Даже толпы туристов, заполонившие Невский, не раздражали меня. Я приехала домой...Домой!
А потом в мой дом приехала мама...
Продолжение...